Возможно, именно в марте 1915 г. руководители партии младотурок, учитывая ход войны и поражения в восточной Анатолии, решают покончить с «внутренним врагом» и открыто дают указания об истреблении и высылке армян. Желая развязать себе руки, 13 марта они ликвидируют парламент под тем предлогом, что некоторые депутаты и члены сената разгласили тайные сведения об Особой Организации. В соответствии же с действовавшей конституцией, в отсутствии парламента законы могло издавать правительство.

В первых числах апреля в город Ван прибывает новый турецкий губернатор, уже приобретший печальную известность жестокостью, с которой преследовал христиан в Персии. Он сразу приказывает убить двух армянских депутатов из партии Дашнакцутюн, и при нем совершаются различные зверства по отношению к жителям. Население восстает под предводительством Арама Манукяна и 7 апреля изгоняет турецких руководителей и солдат. После этого город немедленно подвергается атаке курдских войск и обстрелу турецкой артиллерии. Когда из-за недостатка продуктов питания и боеприпасов положение восставших становится критическим, русская армия с большим числом армянских добровольцев из России 16 мая освобождает Ван.

Русские назначают Арама Манукяна губернатором области. Однако Ван сохранит автономию только до лета: в конце июля 1915 г. русские уйдут из Вана, забрав с собой, по разным оценкам, от 200 тыс. до 300 тыс. армянских беженцев.

Тем временем турки незамедлительно используют восстание в Ване, чтобы оправдать высылку и другие насильственные меры, предпринятые правительством против армян. Уже в апреле 1915 г. министр внутренних дел Талаат издает постановление, которым объявляет армян «российскими агентами и врагами Османской империи». Постановление получает одобрение министра войны Энвера и морского министра Джемаля. Весной начинаются массовые экзекуции и высылки. Вначале многих армян из разных провинций Анатолии арестовывают и вешают на многолюдных площадях, чтобы навести ужас на население.

В ночь субботы 24 апреля (а затем с 24 по 28) в Стамбуле арестовывают многих представителей армянской интеллигенции: более 600 писателей, художников, адвокатов и представителей духовенства. Их обвиняют в том, что они якобы были зачинщиками восстания в Ване. Операция продолжается, и через месяц число заключенных армян достигает 2345. Среди них поэт Даниэль Варужан, а также депутат парламента и писатель Григор Зограб, который всегда был в хороших отношениях с самим Талаатом. Их отвозят подальше от столицы, к центру Анатолии, и убивают. Армянское население Турции, лишенное интеллигенции, духовных пастырей и политических деятелей, оказывается обезглавленным.

24 апреля войдет в историю армянского народа как черный день: армяне всего мира каждый год вспоминают Мец Егерн — «Великое Злодеяние», причиненное их народу. Они посвящают этот день размышлениям и устраивают манифестации, чтобы напомнить миру о трагедии, которую всегда замалчивали. В этот день армянская церковь молится о жертвах геноцида.

Так начинается первая фаза геноцида. Сразу после описанных событий следует депортация армян из восточных провинций, которая повсюду проходит по одному и тому же сценарию: подвергаются аресту именитые граждане, у них под пытками вырывают признания в поступках, которых они не совершали, и в заговорах против государства. Затем отдается приказ о депортации населения; редко несчастным дают несколько дней или часов, чтобы собрать вещи; взрослых мужчин немедленно расстреливают за городом, женщин и стариков депортируют.

Хотя дипломатический корпус в Турции находился почти исключительно в Стамбуле и Смирне, где насилие против армян тщательно скрывалось, иностранные коммерсанты и особенно миссионеры в небольшом числе присутствовали повсюду. Благодаря этому в странах Антанты узнали о происходящем. Даже в Германии — несмотря на то, что государство, союзное с Турцией, всеми силами старалось делать вид, что ни о чем не ведает, и пыталось скрыть преступления Иттихада, — солдаты и миссионеры начали распространять слухи о происходивших событиях. В результате 24 мая страны Антанты потребовали, чтобы Турция прекратила убийства армян.

В ответ на это требование лидеры Иттихада 27 мая решили узаконить уже давно проводившееся истребление армян. Пользуясь отсутствием парламента (предварительно ликвидированного партией), правительство принимает закон, обнародованный 1 июня, который легализует совершение зверств: под тем якобы готовящегося восстания армян закон предписывает их массовое «временное переселение» в другие места — не уточняя, в какие. В действительности целью высылки было полное уничтожение, «ничто», как называл это Талаат в служебных телеграммах к своим подчиненным — областным губернаторам.

Сотни тысяч армян погнали к пустыням Сирии и Месопотамии. Одних уничтожали в начале долгого пути, других убивали, или они умирали от истощения и непосильных лишений, не дойдя до пустыни. Мужчин вешали, отрубали головы, сжигали живьем, калечили, четвертовали, расстреливали, женщин насиловали и продавали, детей похищали и продавали в рабство.

Тем временем турецкое население на глазах у представителей власти безнаказанно грабило имущество и разоряло дома высланных. В конце концов, государство просто конфисковывало всю собственность армян — несмотря на то, что он были всего лишь «временно переселенные».

В пути высланным приходилось терпеть всевозможные насилие и жестокость со стороны конвоировавших их солдат и курдских всадников. Некоторые матери-армянки, приходя в ужас от увиденного, совершали самоубийства вместе со своими детьми. Караван оставлял на своем пути трупы, сваленные в кучи, повешенных на деревьях, фонарных и телеграфных столбах. Во время перехода через реки конвойные бросали в воду детей и подростков, а тех, кто выплывал, добивали выстрелами из ружей.

Лишь небольшой процент высланных добирался до распределительного центра в Алеппо, это был последний этап перед пустыней. И, наконец, многие их тех, кто достигал пустыни, умирали от лишений и голода, жажды и эпидемий, становились жертвами набегов разбойников и банд кочевников, завербованных правительством. Немногие спаслись благодаря помощи сирийцев, а также бедуинов, которые укрывали стариков и женщин, усыновляли детей.

Изорванная одежда некоторых из выживших армян свидетельствовала об их прежнем богатстве; иные из этих вынужденных обитателей пустыни учились в лучших университетах Европы, жили в Лондоне и Париже, знали несколько языков и вращались в высших обществах различных стран…

Сначала (уже в мае 1915 г.) депортации подвергались армяне из восточной Анатолии, исключая Ван, занятый русскими: из Трапезунда, Эрзерума, Битлиса, Диарбекира. Ведь официально переселение мотивировалось близостью фронта. За три месяца восточная Анатолия была очищена от армян: уже в августе область была объявлена «освобожденной» от неудобного присутствия… своих исконных жителей.

Во второй фазе геноцида массовая высылка распространилась на западную Анатолию, Киликию и Фракию. Для переселения армян из этих районов невозможно было сослаться на близость фронта. Но геноцид, приведенный в действие, уже не нуждался в прикрытии; турецкие власти заботились исключительно о скорейшем достижении своей цели. Высылка охватила всех проживающих в Турции армян без различия, за исключением жителей Смирны и Стамбула.

Вторая волна депортированных также прошла через Алеппо, откуда их отправляли на юг, к сирийской пустыне, или на восток — к пустыне на берегах Евфрата. До сирийских лагерей Хамы, Хомса и окрестностей Дамаска дошло около 120 тыс. человек. Те из них, кто выживет к концу войны, вернутся в Киликию. Но здесь они встретят смерть в 1920 г. от рук новых палачей, кемалистов. Почти все 200 тыс. армян, прибывших в лагерь Дейр-эл-Зор в Месопотамии, умрут от жажды и лишений.

Депортация завершается к концу года. А в первой половине 1916 г., по приказу правительства, уничтожаются все, кто находится на стоянках и в распределительных лагерях.

В некоторых местах высылка заменялась варварством другого рода. В Трапезунде женщин и детей топили в Черном море. В Муше солдаты турецкой армии руководили ордой курдов, которые, переходя из дома в дом, устраивали резню, убивая всех армян топорами.

Отдельные армянские города и селения оказывали яростное сопротивление: Ван, Шатах, Шапин-Карахи-сар, Муса Даг, Карахисар (Джебель Муса), Урфа.

Один из ярких примеров армянского сопротивления описан австрийским писателем Францем Верфелем в романе Сорок дней Муса Дага (1933 г.). 30 июля 1915 г. от четырех до пяти тысяч армян, живших на северном побережье Сирии, решили противостоять высылке и обосновались на горе Муса, построив там укрепления. Они полтора месяца выдерживали осаду турецких войск, несмотря на огромное неравенство сил. Несколько сотен боеспособных воинов из числа осажденных давали отпор все увеличивающимся подразделениям регулярной армии (последнее насчитывало 15 тыс. солдат), оснащенным артиллерией. В конце концов, когда турки, отрезав все пути сообщения и изолировав мятежников, думали уморить их голодом, армян спасли два французских военных судна, которые проплывали мимо и увидели надпись на знамени: Christians in distress: rescue («Христиане в опасности: спасите нас!»). Французы разбомбили позиции турок, взяли на борт 4000 выживших армян и благополучно довезли их Порт-Саида.

Свидетельства

Многочисленны и ужасающи свидетельства о геноциде, дошедшие до нас благодаря дипломатам и другим иностранцам, жившим в то время в Турции. Это, прежде всего, секретные документы немецких дипломатов, которые, будучи союзниками турок, прекрасно знали обо всем происходившем. Некоторые немцы, ставшие свидетелями массовых убийств, активно критиковали политику невмешательства своего правительства перед лицом подобной резни.

Леденеет кровь в жилах от донесений Генри Моргентау, который был американским послом в Стамбуле с 1913 по 1916 гг., и Лесли Дэвиса, американского консула в Харпуте (Харберд), городе в центральной Анатолии, который был одним из главных центров депортации армян. Английский дипломат Джеймс Брайс сначала сообщил об избиениях армян в 1894–1896 гг., признавая частичную ответственность за это Британии, а затем, в 1916 г., выступая в Палате лордов, открыл правду об убийстве «около 800 000 армян», доказательства которого он впоследствии предоставил в Синей книге, сборнике из 150 документов о геноциде.

Самые важные свидетельства, не принадлежащие дипломатам, дали пастор Иоганнес Лепсиус, присутствовавший при убийствах 1894–1896 гг. и 1915 г., и Армин Вегнер, молодой прусский офицер немецкого Красного Креста. Последний предоставил также многочисленные фотографические доказательства кровопролития. Завербовавшись в немецкую армию санитаром-добровольцем, в апреле 1915 г. Вегнер в составе войск был направлен на Ближний Восток с назначением в союзную Турцию. Оттуда он посылал письма родственникам и знакомым, описывая в них страшные события, свидетелем которых он стал. По просьбе турок, перехвативших несколько писем, он был арестован немцами и возвращен на родину. В Германии Вегнер собрал свои письма 1915–1916 гг. в своеобразный дневник, назвав его «Дорога без возврата».

С тех пор, поддерживая связь с Лепсиусом и другими свидетелями геноцида, Вегнер стал одним из главных защитников армян. Во времена нацизма он с большим мужеством защищал евреев: лично писал фюреру, в результате чего не только был арестован, избит в гестапо и провел пять месяцев в разных концентрационных лагерях, но и потерял возможность сделать карьеру писателя, проведя остаток жизни в добровольной ссылке в Италии.

В феврале 1919 г. Армин Вегнер написал длинное письмо американскому президенту Томасу Вудро Уильсону, который позднее стал самым высокопоставленным защитником армян на международной политической арене (к сожалению, не услышанным). Мы приведем здесь лишь отрывок из письма, где описываются зверства, свидетель которых не только имел право, но и считал своим моральным долгом рассказать о них.

«Из своих жилищ, в которых они жили более двух тысяч лет, из всех частей страны, с каменистых высокогорных перевалов, с берегов Мраморного моря и из пальмовых оазисов юга армяне изгнаны в эту пустынную котловину под предлогом — звучащим, как издевательство над человеческим разумом, — необходимости найти им новое место жительства.

Мужчин убивали во множестве, бросали в реку закованными в наручники и связанными друг с другом веревками и цепями; спускали со склонов гор со связанными руками и ногами; женщин и детей продавали на публичных торгах; стариков и юношей гнали по улицам ударами палок на принудительные работы. Замарав руки этими преступлениями, их мучители на этом не останавливались и продолжали преследовать народ, лишенный своих лидеров и глашатаев, выгоняя людей из городов во все часы дня и ночи, поднимая полуодетыми с постели; они жгли селения, разоряли дома, разрушали церкви или превращали их в мечети, уводили скот; у них отбирали осла и повозку, из рук вырывали хлеб, отнимали детей, вынимали золото из волос и изо рта.

Чиновники, офицеры, солдаты и пастухи, соревнуясь друг с другом, устраивали дикие кровавые оргии, выволакивая из школ девочек-сирот для своего скотского наслаждения. Они избивали дубинами беременных или умирающих женщин, не способных уже идти, пока те не падали посреди дороги, умирая в пыли, которая превращалась под ними в кровавую грязь.

Путешествующие по тем дорогам в ужасе отводили глаза от колонн высланных, которых подвергали дьявольским зверствам, а потом, остановившись в гостинице, находили во дворе новорожденных, выброшенных в навоз, и видели улицы, усыпанные руками, отрубленными у юношей, осмелившихся протянуть их в мольбе к своим истязателям.

Колонны депортированных, уходивших с родины, из высокогорной Армении, насчитывали многие тысячи человек; по прибытии на окраины Алеппо их оставалось всего несколько сотен, а поля были усеяны почерневшими и распухшими трупами, которые отравляли воздух зловонием и валялись повсюду, обезображенные и обнаженные, потому что одежду их украли; или же, связанные цепями спиной к спине, они плыли по Евфрату, становясь пищей для рыб. Иногда конвойные, глумливо смеясь, бросали немного муки в исхудавшие руки голодных людей, а те жадно облизывали их, и это лишь ненадолго отдаляло момент их смерти. Но и прибывших в Алеппо не оставляли в покое: под непонятным предлогом войны, который никто не может оправдать, уже поредевшие толпы людей, изнуренных болезнями и лихорадкой, гнали без передышки босиком за сотни миль по дорогам, раскаленным от зноя, через каменистые овраги, по холмам без дорог к полутропическим болотам, в пустыню, где не было ничего.

Здесь они умирали: их убивали курды, обворовывали надсмотрщики, их расстреливали, вешали, травили, резали, душили, топили; они умирали от эпидемий, от жажды и голода, разлагались и становились добычей шакалов.

Дети плакали так, что умирали от плача, мужчины сводили счеты с жизнью в скалах, матери кидали своих малышей в колодцы, беременные женщины, как безумные, с песней бросались в Евфрат.

Они умирали всеми смертями, возможными на земле во все времена.

Я видел обезумевших людей, поедавших собственные экскременты, женщин, жаривших трупы своих новорожденных детей, девушек, разрезающих еще не остывшие тела своих матерей, чтобы найти в кишечнике проглоченное золото, спрятанное таким образом от алчных надсмотрщиков. Многие лежали в развалившихся караван-сараях в кучах совершенно разложившихся трупов, безразлично ожидая смерти: сколько еще можно продлевать свою жалкую жизнь, выискивая зерна в лошадином навозе или питаясь травой?

И все это — только малая часть того, что я видел собственными глазами...»