Analitika.at.ua. 25 лет назад прах выдающегося военного, политического и государственного деятеля Гарегина НЖДЕ (1886-1955) был тайно вывезен из Владимира и обрел последнее пристанище на армянской земле... Об одиссее Нжде, о его тюремной переписке говорится в очерке исследователя и историка Рафаела Амбарцумяна, который мы с сокращениями предлагаем читателям. Полностью очерк можно прочитать в журнале “Литературная Армения”, N 3, 2008 г.
Дошедшие до нас письма, заявления Гарегина Нжде, протоколы допросов и другие документы, касающиеся его пребывания в советских тюрьмах, являются важнейшим источником сведений не только о жизни Г.Нжде, но и о малоизвестных событиях армянской истории первой половины ХХ века. При этом большинство фактов и сведений вводится в научный оборот впервые, заполняя брешь, имеющуюся в армянской историографии.
Советы обвиняли Гарегина Нжде в основном в организации обороны Зангезура и в сотрудничестве с Германией военно-политического и разведывательного характера. Блестяще отстаивая свои права, Нжде неопровержимо доказывал безосновательность и абсурдность выдвинутых против него обвинений, объясняя, что в Зангезуре боролся во имя освобождения края от турок, а причиной его военных выступлений против подразделений Красной армии было сотрудничество большевиков с турками, осуществлявшими пантюркистскую программу уничтожения армянского населения Арцаха — Зангезура — Нахичевана и присоединения этих территорий Армении к Азербайджану и Турции. Надо сказать, что, независимо от совершенных или не совершенных им “преступлений”, Советы не имели права привлекать его к суду, поскольку руководство Советской Армении двумя декларациями от 13 июня 1921 г. объявило о прощении всех без исключения участников самообороны Зангезура.
Наша историческая наука (в особенности советская), исследуя ориентацию армянских политических сил в ходе Второй мировой войны, пришла к заключению, что существовали две линии поведения: сторонники первой защищали Германию, приверженцы второй были на стороне Советов и их союзников.
В своем отношении к вопросу ориентации армянского народа в этот исторический период Г.Нжде прошел трудный и единственный в своем роде путь. Признанный вождь беспартийной части зарубежного армянства, Нжде вел успешные переговоры с деятелями разных стран и народов, представляя армянство как отдельную величину, а не как силу, поддерживающую одну из воюющих сторон.
С целью обезопасить существование армянского народа в хаосе надвигающейся войны Нжде еще в 1938-1939 гг. сформировал насчитывавшую более 2500 членов всемирную организацию “Армянская ирредента” (от итальянского Italia irredenta (“неосвобожденная земля”) — движение, начатое итальянцами в 1878 г. с целью воссоединить не включенные в состав Италии, но принадлежащие ей приграничные территории). Когда вспыхнула Вторая мировая, Нжде создал в Армянской ирреденте национальную разведку и контрразведку, а также сформировал в составе германских войск хорошо обученный отряд из 30 воинов — для боев против Турции. Нжде в своих действиях руководствовался высшими интересами Армении, а они в его понимании были следующими: конечная цель — освободив Турецкую Армению и присоединив ее к Советской Армении, восстановить независимую армянскую государственность.
На пути к заветной цели, как беспартийный, нейтральный деятель, сразу после начала военных действий он стал искать возможность контактов как с Германией, так и с СССР, которые с начала мировой войны до весны 1941 г., почти полтора года, разделив Европу на сферы влияния согласно пакту Риббентропа — Молотова, имели дружественные отношения и считались союзниками.
До последнего времени мы не располагали фактами относительно действий Нжде по установлению связей с Советами. О них стало известно из показаний Нжде. Так, в одной из объяснительных записок, написанных в советской тюрьме предположительно в октябре 1944 г., читаем: “Через руководителя германского консульства в Софии доктора Дуда мы обратились к немцам с просьбой в случае войны против Турции покровительствовать армянам и просить правительство Советского Союза, чтобы оно усилило позиции армян на Кавказе. С той же целью при посредничестве проф. Белова, докт. Сахарова, военачальника Артишевского и Г.Кирова мы попытались установить связь с советским посольством в Софии. Неожиданно вспыхнула советско-германская война, и для армян создалась опасная обстановка”.
Так что фактически Нжде был единственным армянским политическим деятелем, который в начале войны начал искать точки сближения как с Германией, так и с СССР, преследуя одну цель — добиться, чтобы одной из задач германо-советского союза стало расчленение Турции между Германией и СССР, то есть воссоединение Западной Армении с Советской Арменией — идея, которая позднее, в 1944-1949 гг., сплотила, объединила действия всего армянства.
Другой целью сотрудничества Нжде с немцами было предотвратить нависшую над зарубежными армянами опасность разделить участь евреев, а также помочь армянским военнопленным и, наконец, основная цель — в случае захвата Кавказа немцами не только помешать возможному вторжению Турции в Советскую Армению, но и по возможности восстановить независимость Армении.
Однако в 1943 г., когда победное наступление немецких войск было приостановлено и опасность германо-турецкого союзничества перестала существовать, Нжде отказался от сотрудничества с немцами. Более того, едва началось широкомасштабное отступление немецких войск и линия фронта приблизилась к Восточной Европе, Нжде начал искать точки соприкосновения с советскими органами, поскольку СССР не скрывал от мирового сообщества своего намерения вторгнуться в Турцию.
Желая повторить то, что сделал в 1914 г. (тогда Нжде получил от русского правительства разрешение вернуться на Кавказ и участвовать в боевых действиях против Турции), Нжде сразу же после вступления советских войск в Болгарию в письме от 9 сентября 1944 г. предложил советскому командованию свое участие в намечавшемся вторжении в Турцию. Ему было предложено отправиться в Москву, чтобы изложить свои соображения Центру. Однако был уже подписан приказ о его аресте, и 10 октября 1944 г. управление контрразведки СМЕРШ отправило арестованного болгарской полицией Нжде через Бухарест и Краков в Москву — на Лубянку. После многочисленных допросов, сопровождавшихся истязаниями, на основе сфабрикованного органами госбезопасности дела по обвинению в антисоветской деятельности и сотрудничестве с Германией 24 апреля 1948 г. Нжде был приговорен к 25 годам тюремного заключения. Из архивных материалов явствует, что уже в мае 1947 г. здоровье Нжде было подорвано, у него было обнаружено около десятка болезней.
Из письма от 16 июня 1955 г.: “Дня два тому назад меня повели на рентген, и оказалось, что в левом легком туберкулезный очаг... В моем положении быть одновременно гипертоником, склеротиком, сердечником и туберкулезником — это уже слишком”. В письме от 24 августа 1955 г. он пишет: “Вам хочется знать о моих болезнях, вот они: гипертония II степени; склероз II степени; эмфизема легких и миокардия сердца. Я вам писал о том, что я актирован и представлен к досрочному освобождению. Но у меня нет чувства близящегося освобождения. А потому прошу, в случае если суд не освободит меня, ходатайствуйте, чтобы министр внутренних дел Союза СССР дал указание о моем переводе в Закавказье: мне как южанину там легче будет приспосабливаться к климату, дышать. Здесь, в Средней Азии, я как гипертоник и сердечник чувствую постоянное удушье”.
Нжде был во второй раз переведен в Ереван 16 марта 1952 г., так как, по свидетельству его сокамерника О.Деведжяна, Нжде предложил советскому руководству свое посредничество для налаживания взаимопонимания и сотрудничества между партией Дашнакцутюн и советской властью.
Доводы Нжде были настолько убедительными, что председатель Комитета госбезопасности АрмССР полковник А.Корхмазян в начале 1952 г. в письме к заместителю министра государственной безопасности СССР С.Савченко написал: “Для разработки плана мероприятий по использованию возможностей Тер-Арутюняна считаем целесообразным передать его в распоряжение Комитета государственной безопасности АрмССР”. Подобное же письмо отправил в Москву еще в январе 1947 г. министр государственной безопасности АрмССР Кримян, ставленник Берии.
Советская власть не проявила интереса к сотрудничеству с каким-либо ответственным органом партии Дашнакцутюн.
Летом 1953 г., накануне отправки во Владимирскую тюрьму, Нжде в сопровождении министра госбезопасности АрмССР военачальника Корхмазяна повезли на прогулку по Еревану, показали новостройки, различные достопримечательности, вплоть до Эчмиадзина. Участвовавший в прогулке Константин Абовян утверждает, что в машине был не Корхмазян, а исполняющий обязанности начальника отдела Вардан Мелкумов.
После Владимирской тюрьмы из-за обострения туберкулеза Нжде был отправлен в Ташкент. Нжде оставался в Ташкенте с сентября 1954 до сентября 1955 г.
В письме от 3 марта 1955 г. Нжде пишет: “Я в больнице, но до сих пор не представлен медкомиссии для досрочного освобождения. Через полтора месяца меня могут выписать, тогда мне придется отправиться во Владимир, что равносильно смерти, поскольку мне, гипертонику, невозможно вынести этапирование”. В письме брату от 11 марта 1955 г.: “Сегодня мне сообщили, что скоро меня выпишут из больницы. Куда отправят меня — не знаю. Если во Владимир — значит, я останусь на полпути. Больше не отправляйте письма и посылки в Ташкент. Если останусь жив, напишу. Целую всех, Гарегин”.
В письме родным от 12 сентября 1955 г. сообщается, что в этот день его снова перевезли во Владимир. Родные виделись с ним во Владимирской тюрьме незадолго до его смерти.
Здесь считаем необходимым привести свидетельства видевших Нжде, общавшихся с ним трех сотрудников органов госбезопасности — замечания о его характере, манере держаться, привычках. Все трое в один голос утверждают, что никогда не слышали из уст Нжде брани, хотя множество раз были очевидцами (или тайными слушателями) его возмущения, вызванного поведением работников следственных органов или руководящих работников органов госбезопасности различного масштаба.
Константин Абовян рассказывает: “На служебной машине госбезопасности мы повезли Г.Нжде на прогулку по Еревану. Это было днем. Мы повезли Нжде туда, где теперь находится обелиск в честь 50-летия АрмССР. Ереван и Арарат лучше всего были видны с этой высоты. Здесь он попросил, чтобы ему разрешили взять немного земли. Эту горсть земли он хранил при себе, но во Владимире ее отобрали”.
Допрашивавший его в 1947 г. заместитель начальника второго отдела (контрразведки) Госбезопасности АрмССР, а в 1952-1953 гг. и.о. начальника отдела внешней разведки подполковник Мелкумов (1919-2003 гг.) свидетельствует: “Нжде сам делал Москве предложения, и мы с ним работали, чтобы согласовать его предложения и планы с Москвой. Сотрудничество с ним было для нас особенным, исключительным. Все было абсолютно понятно, прозрачно и четко. Не знаю, было ли когда-либо подобное в истории органов госбезопасности СССР... Поэтому я придерживаюсь того мнения, что контакт органов госбезопасности СССР с Нжде был беспрецедентным... Центр дал добро программе Нжде по развертыванию действий в Турции, которую мы с ним разработали и которая на языке разведки называлась легендой. Операция называлась “Зубр”. Ее материалы, как и другие материалы, касающиеся Нжде, были отделены от протоколов допросов и составляли отдельное, сверхсекретное дело. Один только “Зубр” содержал 6 томов. К сожалению, в 1990 г. во всем Советском Союзе по тайному распоряжению высшего руководства страны и госбезопасности все материалы такого характера были уничтожены, точнее — сожжены... Я был в числе тех, кто возил Г.Нжде на автопрогулку по Еревану... Этот стальной человек, чье терпение и выдержка, огромное самообладание удивляли и внушали уважение всем нам, этот человек стальной воли, когда смотрел с высоты монумента на Ереван и Арарат, молча прослезился.
...Он был очень неприхотлив, мало ел, не курил, не любил просить, перед тем как что-то сказать, вначале думал, говорил очень обоснованно, убедительно, аргументированно. Он был уравновешен, вдумчив, имел ровный характер, был очень сдержан, не взрывался, терпеливо выслушивал говорящего, но высказывал и защищал свои принципы и мнения решительно и императивно... Ни я, ни общавшиеся с ним мои сотрудники не слышали от него брани... Голос его располагал к себе, убеждал, был похож на голос артиста, у него был минорный баритон, тембр напоминал голос Ваграма Папазяна. Высшей целью Нжде было, чтобы Армения стала самостоятельной, свободной и независимой. Эти слова он повторял во время наших разговоров неоднократно”.
Сохранились и свидетельства самого Нжде о собственном характере. В письме от 1 сентября 1954 г. он пишет: “Я не допускал, что из содержания моих писем можно вывести заключение о моей нервной настроенности. Ошибаетесь, дорогие, человек с моим миропониманием не нервничает. Я переживаю трагедию старого революционера и патриота, обманутого в своих чаяниях. Вот вся правда!”
В другом письме (от 24 августа 1955 г.) он более ясно излагает черты своей натуры и свое душевное состояние: “Вы мне советуете: гипертоникам нельзя волноваться, нельзя нервничать и т.д. Милые мои, правильнее было бы, если бы вы мне посоветовали не мыслить. Не мыслить не могу. В мысли же источник человеческой трагедии. Я не нервен и не вспыльчив; я этически крайне чувствителен, Все то в жизни и философии, что против логики и этики, оскорбляет во мне чувство правды и причиняет мне душевную боль”.
Одиннадцать лет непрерывно подвергая Нжде моральным и физическим истязаниям, подселяя к нему в камеру подсадных с тайными поручениями, Советы не смогли вырвать у него ни малейшей уступки или просьбы о снисхождении.
В письме министру госбезопасности АрмССР от 25 декабря 1952 г. Нжде пишет: “Вопреки вашим законам мне не разрешается переписываться с близкими, даже с родным братом... органы нашего министерства старались и стараются внушить армянству, что меня давно нет в живых. Для чего это делается? Какая цель преследуется при этом? Цель ясна. Чтобы — говорит логика — армянский народ не приписывал вашим органам мою смерть, если когда-нибудь меня убьют. Объявив меня мертвым, ваши органы предоставили мне пользоваться правами умершего, т.е. они лишили меня всех прав и средств, без которых жизнь заключенного превращается в долгую агонию.
Я лишен возможности лечиться. Не для меня ваша больница. Страдая артритом, склерозом и болезнью печени, с кровяным давлением 240, нуждаясь в диетическом питании, я поневоле употребляю селедку, т.е. принужден сознательно обострять свои болезни, отравлять свой организм и этим способствовать своей инвалидности. Разве это не бескровное убийство?”
В письме на имя председателя президиума Верховного Совета СССР К.Е.Ворошилова Нжде пишет: “Начались пытки самые страшные, которые может выдумать только садистский ум... Через каждые пять минут раздавался угрожающий выкрик дежурного: “Вы спите?”
Однажды после обыкновенного тенденциозно вызванного скандала следователь сказал мне: “Я добился своего, решено отрезать вам язык. Когда? — об этом не скажу, но скоро вы останетесь без языка и будете заживо разлагаться в тюрьме... Даю вам честное слово, что я вас доведу до сумасшествия, которого вы так боитесь...” Мое дело следователи извращали путем систематических пыток, грубейших фальсификаций и оскорблений”.
После 9-летнего заключения в мае 1954 г. ему впервые разрешили переписку с родственниками, проживавшими в СССР. Однако до конца жизни он с нетерпением ждал разрешения на переписку с сосланной в г. Павликене семьей, письмо от которой получил очень поздно, за считанные дни до смерти, и скорее огорчился, чем обрадовался после его прочтения, хотя последние месяцы только надежда на его получение поддерживала его жизнь. Через двадцать дней после получения этого письма он навечно закрыл глаза, принеся свою жизнь на алтарь народу и родине.
На долю Г.Нжде выпали исключительные страдания. Если бы нить его жизни оборвалась раньше, возможно, по степени душевных и телесных страданий он был бы равен мученикам. Но его мученичество продолжалось одиннадцать лет, подобно страданиям Григория Просветителя в Хор Вирапе. Одиннадцать лет оставаясь заточенным в новом Хор Вирапе, он подвергался телесным, моральным и в особенности душевным пыткам за то, что не отказался от своих убеждений и совершенных поступков, как христианские святые и свидетели не отказались от Христа и христианства. С этой точки зрения Г.Нжде как живой мученик, страдалец и свидетель — самый большой в истории большевистского государства-демона из всех сынов армянских.
Об этом он знал и писал: “...Должен благословить судьбу, что предуготовила мне участь мученика. Чтобы утвердить в себе мысль о преждевременной смерти, мне необходимо достичь спокойного душевного состояния — атараксии. А атараксию мне дает родной Арарат. Ведь он вечен... Для него нет смерти. Арарат, видение которого не покидает меня никогда, чей величавый образ вижу каждое утро и каждый вечер. Боже, Боже мой, как хотел бы я заснуть, умереть в Армении, глядя на Арарат... Дорогой брат Левон! Ты не страдай и не печалься. Мне суждено, и я умру как мученик, как умирают люди, поправшие смерть” (из писем родным от 16 июня, 1 ноября, 11 марта 1955 г.).
После всех душевных и телесных страданий здоровье Нжде сдало окончательно, и 21 декабря 1955 г. во Владимирской тюрьме он скончался. Можно безоговорочно утверждать, что если он не умер ранее, не стал калекой и не потерял душевного равновесия, то только благодаря огромному запасу душевных сил, поддерживавшему жизнь в истощенном организме. Как он сам писал родным из Ташкента в письме от 3 марта 1955 г.: “Из Армении я привез горсть земли. Родная земля со мной в тюрьме. Хочу, если не суждено больше жить, умереть на родной земле”.
Гарегин Нжде не был обычным национальным деятелем, он был прирожденным вождем, хозяином родины, и потому его письма, адресованные советским руководителям, или данные в ходе допросов показания не могут рассматриваться как сугубо личные. Их главная цель — диалог с советскими органами, построенный таким образом, чтобы принести максимальную пользу армянскому народу. Как вождь, предводитель армянства — кстати, Советы так его и воспринимали — Нжде должен был соблюдать известные дипломатические нормы: уважать достоинство противной стороны, говорить с руководством страны, основываясь не на эмоциях, а на трезвом расчете, — чтобы в максимальном выигрыше оказались Армения и армянский народ.
Рафаел АМБАРЦУМЯН
Перевела Эмилия ТАТЕВОСЯН
НВ |
