Analitika.at.ua. Владимир Головин — коренной тбилисец. Закончил 43-ю школу, затем отделение журналистики госуниверситета. Работал в Грузинформ-ТАСС, затем собкором российской “Общей газеты” на Ближнем Востоке, сотрудничал с различными изданиями Грузии, России, Израиля. Автор поэтического сборника “По улице воспоминаний”.
Вернувшись из Израиля, где он провел 9 лет и 9 дней, Головин написал “Прогулки по Головинскому проспекту” (ныне Шота Руставели), который давным-давно был его “однофамильцем” и всегда оставался главной улицей столицы. Предлагаем читателям отрывки из этой книги, выделив армянский след в истории славной тбилисской улицы.
Уши Андропова или кардиограмма Мелик-Казарьянца
Многие тбилисцы скажут, что Головинский начинался (как и проспект Руставели) от нынешней площади Свободы, у которой раньше не было иных названий, кроме Эриванской. И ошибутся. Площадь носила имена разных, а главное, не самых приятных личностей. Правда, в компании вождя мирового пролетариата Ленина и единственного в истории человечества маршала от жандармерии Берия завоеватель Кавказа граф Паскевич-Эриванский был наиболее безобидной личностью. Его-то двойная фамилия и сократилась до второй своей части в обиходном названии площади. С годами женский род слова “площадь” взял верх над неуклюжими словосочетаниями типа “идем на Эриванского” или “встретил на Эриванского”. Площадь стали именовать в народе просто Эриванской, а власть закрепила волю народа в официальных документах.
...Прости, читатель, но мы вынуждены вспомнить Юрия Андропова, при правлении которого в Тбилиси появилась предназначенная для торжеств площадь Республики. Над трибуной, с высоты которой, как с Мавзолея, “слуги народа” взирали на “ликующие народные массы”, воздвигли разновеликую аркаду. Она сохранилась и поныне, правда, без игривой мозаичной облицовки и без трибуны-гиганта. Вскоре же намечаемая реконструкция площади уничтожит ее вовсе. А тогда народные массы, раздраженные доведенной до идиотизма андроповской “борьбой за дисциплину”, тут же нарекли странное бетонное сооружение “ушами Андропова”. Но тылом своим трибуна выходила на огромный — в целый квадрат — дом, ныне завершающий проспект Руставели. Отвлечемся на пару минут, чтобы разглядеть его в давнее-давнее время.
Можно только дивиться, что такая громадина поднялась всего за 5 лет, учитывая еще, что для нее понадобился фундамент высотой в 3-этажный дом. Здание построил купец первой гильдии Александр Мелик-Азарьянц, и своей уникальностью оно на десятилетия предвосхитило появление современных домов-комплексов с автономными инфраструктурами. Еще в начале XX века в нем были собственные электро- и водоснабжение, система отопления, детский сад и даже телефонная сеть. А выражаясь модным нынче языком, “крутым и навороченным” его делали свой кинотеатр, фотосалон, художественная галерея и роскошный сад с фонтаном и экзотическими растениями. Сегодня, увы, мы не увидим всего этого. А о частной жизни купца Мелик-Азарьянца напоминают лишь каменные траурные венки на фасаде дома — в память его 25-летней дочери, умершей сразу по окончании строительства. Сам же он, славившийся своей благотворительностью, скончался в нищете, которой его удостоила советская власть, и был похоронен на деньги друзей. Но остался жить в памяти своего города, потому что этот дом и сейчас называют не иначе, как его именем. И естественно, что старые тбилисцы окрестили “уши” по-своему — “кардиограмма Мелик-Азарьянца”...
Дом, стоящий на бриллиантах
По нелепой традиции коммунистов превращать общественные места в кладбища, у стен “голубой” галереи (бывший Военно-исторический музей “Храм славы”) были захоронены видные большевики. И среди них — Алексей (Саша) Гегечкори, с 15 лет ушедший в революцию. Много позже он возглавил восстание в Гурии, ставшее формальным предлогом для советизации Грузии, а затем руководил Тбилисским ревкомом, наркоматами внутренних дел и земледелия. В 1921 году кавалер ордена Красного Знамени Гегечкори поселился на улице Гудовича (ныне Чонкадзе) в редкой красоты трехэтажном доме.
Этот дом в стиле “арт-нуово” принадлежал семье табакозаводчика Бозарджянца и в 1915 году был премирован за лучший фасад. При его закладке богатейшие люди города кидали из фаэтонов в бетон фундамента драгоценности — на счастье. Увы, счастья это не принесло ни владельцу здания, ни его непрошеным жильцам-большевикам. Два брата-миллионера успели бежать, а третьего новая власть не сослала и даже не выселила из дома, отведя его домочадцам одну из зал. Где они и жили десятилетия, в течение которых за стенами их дома заядлые тбилисские курильщики курили “Приму” только табачной фабрики 2. Какая связь между советской “Примой” и бывшим миллионером? — спросишь ты, читатель. А дело в том, что вторая фабрика когда-то принадлежала Бозарджянцу. И умудрялась сохранять установленное им оборудование и традиции высокого качества продукции. А внук Бозарджянца Гога, подвыпив в 60-е в компании друзей, вспоминал про бриллианты в фундаменте и призывал: “Копать надо, ребята, копать!”
Теперь посмотрим на соседа Саши Гегечкори по роскошному дому. Это не кто иной, как Лаврентий Берия, к 1928 году еще не достигший вершин власти, но стремительно к ним продвигающийся. Не без помощи Саши, на любимой племяннице которого был женат. Правда, прославленный большевик недолюбливал родственничка, поговаривали даже, что он узнал о связях того с царской охранкой. И Лаврентий, опасаясь, что Саша помешает его карьере, сделал ход. На торжественном обеде в честь проезжавшего через Тбилиси персидского шаха Гегечкори подарил гостю музейную саблю и, подвыпив, поцеловал шахиню то ли (галантно) в ручку, то ли (по-восточному выражая почтение) в плечико. Вечером к нему явились высокопоставленные партийцы во главе с Берией и ошарашили: на экстренном заседании крайкома решено, что он нарушил требования коммунистической этики. А это карается исключением из партии, снятием с должности заместителя председателя Совета народных депутатов Грузии, выселением из престижного дома и т.д. Но, чтобы все это не принесло вреда авторитету советской власти, можно воспользоваться пистолетом, который Берия и положил перед Сашей.
...А знаменитый дом Бозарджянца стал сниматься в кино. И вполне может быть удостоен приза “За лучшую роль второго плана”. Ведь именно мимо него шел на переговоры в Швейцарии пастор Шлаг в “Семнадцати мгновениях весны” и именно в его апартаментах совершал один из своих подвигов Дата Туташхиа в “Берегах”.
А что там, на прилавках прошлого?
А мы снова отправимся в Тбилиси, но уже в магазины начала XX века. И там убедимся, что для товара по-настоящему хорошего, выпущенного уважающей и себя, и покупателей фирмой, столетие разрушительных катаклизмов не проблема. Какие фортепиано и рояли особо ценятся сейчас у лучших музыкантов планеты? Конечно же, “Блютнер”, “Шредер”, “Бехштейн”. И именно их предлагает нам в 1911 году “комиссионер Тифл. Отделения Императорского Русскаго общества Иван А.Сузанджян”. Встретим мы в его магазине еще одну столь знакомую XXI веку фирму, славившуюся тогда струнными инструментами и прославленную сегодня, но уже... “мобильниками”. Это “Эриксон”.
А какие марки швейцарских часов являются сейчас признаком довольно крупного достатка? Бесспорно — “Лонжин”, “Омега”, “Тиссо”. Так вот же они и в 1912 году “постоянно имеются в громадном наборе”. И мы получим их с доставкой на дом, стоит только позвонить по номеру 117 в “Магазин М.А.Майзель и сын” на Головинском проспекте. А какой коньяк считается сегодня лучшим в Грузии? Естественно, “Сараджишвили”. Но ведь на всех рекламных тумбах значится: “Кавказск. коньяк Д.З.Сараджев Тифлис Высш. Нагр. Б.Золот. Медаль Одесса 1910”. Или обратимся к главному тифлисскому торговцу одеждой — “Акц. о-во Г.Г.Адельханова, продающее произведения исключительно собственных фабрик”. Вместе с экзотическими, но вполне представляемыми “морскими непром. пуховыми плащами”, “летними шляпами “Лезгинка” и “легкими козловыми сапогами для господ военных” нам предлагают “фильцы разной толщины” и “полуспальные сапоги”. Что это такое? Ты когда-нибудь пользовался фильцами или полуспал в сапогах, читатель?
Спасибо Корсику и Бусе
...Я приглашаю на улицу Асатиани, где до сих пор стоит милое моему сердцу здание торговой школы Манташева. Нет, я не учился в нем бизнесу в дореволюционные годы, а пришел сюда, на улицу Энгельса, в знаменитую 43-ю школу. На протяжении десятилетий этот номер был “знаком качества”, как, впрочем, и номера школ 1-й, 66-й, 48-й, 25-й, 27-й, 35-й футбольной, 42-й математической... И такими же “фирменными марками”, как эти номера, были прозвища, по традиции даваемые директорам школ: Хечо в 20-й школе, Машка в 66-й, Буся в 48-й, Корсик в 43-й и т.д. и т.п.. Но сегодня я приглашаю именно во владения Корсика, он же Георгий Корсавели. Чтобы было видно, как при нем и при его предшественниках Сумарокове и Бзикадзе в 3-й мужской, превращающейся в 43-ю, учатся будущие композитор Микаэл Таривердиев, кинорежиссер Лев Кулиджанов, пианист Дмитрий Башкиров. Чтобы услышать исторические афоризмы Георгия Корсавели: “Детка, детка! Ваши предки столько времени потратили, чтобы слезть с дерева, а вы, болван этакий, упорно лезете на него!”, “Асриян, что вы лыбитесь как лопнутый хинкали”. Чтобы взглянуть на потрясающих учителей. Таких, как историк Вадим Приходько, в самый разгар “застоя” рассказавший нам правду о “штурме” Зимнего дворца. Или выпускница знаменитого московского ИФЛИ (института философии, литературы, искусства) Татьяна Шароева, презрительно бегло проходившая с нами классиков соцреализма и массу времени уделявшая (страшно сказать — в те времена) Зощенко, Ахматовой, Цветаевой. Почему мы сегодня столько гуляли по 43-й, конечно, поймут люди, которые поют во многих городах СНГ гимн школы, написанный Микаэлом Таривердиевым. И произносящие при встрече, как пароль: “А трубу помнишь?” (прямо из школьного двора почти отвесно поднималась к Комсомольской аллее длиннющая труба, съезжать по которой было особым шиком).
Блестящие господа
На Головинском, как всегда, многолюдно. И все же, признаюсь тебе, читатель, сегодня мне кое-кого не хватает. А точнее — огромного количества тбилисцев разных национальностей, в разное время в разном возрасте и по разным причинам уехавших из родного города и получивших известность вдали от него. Давай пригласим их в нашу компанию.
Граф Михаил Лорис-Меликов был прозван “бархатным диктатором” с легкой руки писателя Всеволода Гаршина. Именно ему он отказал в просьбе помиловать террориста, покушавшегося на Александра II. Кто его осудит за это в наши дни? Друг молодости поэта Николая Некрасова, он начал карьеру военным начальником нескольких областей Кавказа. И прославился не только боевыми подвигами, но и тем, что вел войну на деньги, занятые под честное слово у населения, сэкономив казне несколько десятков миллионов рублей. Позже, для борьбы с чумой, он получил огромные суммы и чрезвычайные полномочия генерал-губернатора Астраханской, Саратовской, Самарской губерний. Но эпидемия быстро угасла, и граф вернул все деньги до копейки. Скажи, читатель, много ли ты знаешь чиновников подобного ранга, которые и в наше время не погрели бы руки в такой ситуации? Этому известному своей кристальной честностью человеку и доверил Александр II борьбу с террором. Лорис-Меликов возглавил Верховную распорядительную комиссию и получил чрезвычайные полномочия для объединения полицейских и жандармских сил. Затем — пост главы МВД, почетное членство в Петербургской Академии наук, высший российский орден Андрея Первозванного. За 3 дня до обсуждения реформаторского доклада графа в Совете министров Александр II был убит, и Михаил Тариелович подал в отставку. Умер он в Ницце, но похоронен в родном Тифлисе.
Пришел на нашу прогулку и любимейший и преданнейший мамлюк Наполеона I — Рустам. Сын армянского тифлисского купца, мальчишкой оказавшийся в египетском рабстве и подаренный затем Бонапарту, не только придавал экзотический колорит императорскому двору. Он 14 лет был телохранителем Наполеона, спал перед его дверью на походной кровати, прислуживал при трапезах и туалетах. А какую роскошную свадьбу справил он с дочерью старшего камергера императрицы Жозефины! Именно от такой роскоши и ушел другой наш попутчик, человек с двумя громкими титулами — патриарх Иосиф (в миру князь Аргутинский-Долгорукий). Сан архиепископа российских армян он использовал, чтобы помочь России установить в XVIII веке нормальные отношения с кавказскими народами. А добравшись до Приднестровья, основал город Григориополь, ныне райцентр Молдовы, в котором тогда поселились спасавшиеся от турок христиане из Молдавии, Валахии и Бессарабии. За все это Павел I “признал род Иосифа в княжеском достоинстве Российской империи и утвердил его в сане патриарха всего армянского народа”.
Самое время подойти к заслуженному летчику-испытателю СССР, генерал-лейтенанту, первому заму главного конструктора НПО “Молния”, Герою Советского Союза Степану Микояну. Он единственный из пяти сыновей Анастаса Микояна родился в Тбилиси. Пошел в авиацию, как и еще трое его братьев. Поболеем за него на экзаменах, которые он вместе с другом Тимуром Фрунзе сдает в Качинскую военную авиашколу. Ту, которую незадолго до своей гибели окончил его брат Владимир. Поверим в “чертову дюжину”, когда его на 13-м вылете по ошибке сбили свои. И поблагодарим деревенских мальчишек, которые спасли обожженного летчика, сумевшего посадить горящий самолет на “брюхо”. Когда он после долгого лечения пришел в гвардейский авиаполк, которым командовал Василий Сталин, Верховный главнокомандующий, вообще-то не склонный к сантиментам, поразил окружающих, сказав сыну: “Тимур Фрунзе погиб, Леонид Хрущев погиб, Владимир Микоян погиб, хоть этого Микояна побереги”... Но Степан Микоян сам не берегся ни на войне, ни после нее, когда, став испытателем, летал на самолетах 102-х систем.
Знай наших, Голливуд!
Поезжайте в Голливуд и спросите: кем был Рубен Мамулян в 1930-х? И вам ответят: он был одним из тех, кто создавал славу великой “фабрики грез”. А ведь известный тифлисский банкир Захарий Мамулян мечтал, что его любимый сын Рубенчик станет инженером. Не вышло — парень грезил театром. И из МГУ стал бегать в “вечерние классы в Московском Художественном театре у Евгения Вахтангова”. А потом, уехав сначала в Лондон, а потом в Америку, стал режиссером. Да таким, что работу с ним почитали за честь люди, превратившиеся в символы XX века — композитор Джордж Гершвин, художник Мстислав Добужинский, актеры Марлен Дитрих, Фред Астер, Фредерик Марч, изобретатель фотокамеры “Кодак” Джордж Истмен... А с Гретой Гарбо он сблизился настолько, что отправился с ней путешествовать по Аризоне, пытаясь сохранить инкогнито. Но все равно получил от газетчиков титул “мистер Гарбо”. Впрочем, Мамулян и сам вошел в историю — историю киноискусства. Ведь до него никто в мире не делал того, без чего сейчас невозможно представить кинематограф: не снимал одновременно тремя камерами, не использовал закадровый комментарий, не совмещал на пленке записанные порознь голоса и шумы, не ставил камеру на колеса, не проводил съемки вне студии, не воздействовал цветовой гаммой на психологию зрителя. А в прославившей его первой звуковой киноверсии знаменитого романа Роберта Стивенсона “Доктор Джекил и мистер Хайд” он совершает и вовсе невероятное: прокручивает в обратную сторону фантастическую музыку, ритм которой задает, записав учащенное биение собственного сердца.
...Тбилиси не так давно увековечил в памятнике своего очень и очень нестандартного сына: в старом квартале воспарил Сергей Параджанов. А вот и другой его земляк — Лев Кулиджанов, автор пронзительных фильмов “Дом, в котором я живу”, “Когда деревья были большими”, “Преступление и наказание”, 21 год возглавлявший Союз кинематографистов СССР... В 1950-х годах киношники превращают вход бывшего Храма воинской славы, а ныне “Голубой галереи”, в подъезд особняка, к которому подъезжает лихой революционер Камо. Он же актер Георгий Тонунц. Этот обаятельный уроженец Тбилиси сумел придать таинственный романтизм свирепому уроженцу Гори в некогда очень популярных боевиках “Лично известен” и “Особое поручение”. А 15-20 годами позже на этой же тематике революции и гражданской войны расцвел в Москве другой тбилисец — режиссер Самвел Гаспаров, раскрасивший многими замечательными актерами целый цикл добротных боевиков про благородных и отважных чекистов.
Конечно, нам не дано подглядеть, как творили композиторы Арам Хачатурян, Микаэл Таривердиев, Александр Долуханян, мы можем только слушать и восхищаться. А еще мы можем перенестись на полвека назад, чтобы увидеть, как музыкой того же Хачатуряна дирижирует тбилисец, главный дирижер Большого театра Александр Мелик-Пашаев.
...Ты любишь поэзию? Пожалуйста, вот томик великого Саят-Нова, погибшего при защите родного города. Вот Габриэл Сундукьянц, чья “Хатабала” заставляла корчиться от смеха Тифлис XIX века, а экранизированный еще немым кинематографом “Пэпо” стал хитом для наших дедов. А это Армен Зурабов, автор уже телевизионного хита 1970-х “Лика”. Сколько лиц, сколько характеров, сколько судеб... И подумалось мне: а что, если поставить один, общий памятник творческому характеру, рожденному нашим городом? И заказать его, конечно же, тбилисцу. Выбирать-то есть из кого! Наш заказ мог бы стать компенсацией Ерванду Кочаряну, которого мир знает как Кочара — выставлявшегося вместе с Пикассо, Леже и Матиссом, изобретателя нового вида пластического выражения в искусстве — “живописи в пространстве”. Компенсацией за репрессии и запрет на творчество в годы победившего соцреализма. А можно пригласить одного из ведущих скульпторов современного Питера Левона Лазарева (недавно умершего), достаточно посмотреть на увековеченного им Джакомо Кваренги. А как постарался бы Георгий Франгулян, поставивший в Москве памятники Булату Окуджаве и Святославу Рихтеру, в Антверпене — Петру I, в Брюсселе — Пушкину...
Подготовила Нора КАНАНОВА
НВ |
