Analitika.at.ua. От Гюмри до Ани по прямой всего каких-то 15-20 километров. Но для того чтобы добраться до древней столицы царей Багратуни, придется ехать целый день. Путь из Восточной Армении в Западную по известным причинам пролегает через Джавахк. Если б не было на границе таможни и погранзастав, автомобилисту все равно было бы очень легко заметить рубежи родины. “Грузия начинается там, где заканчивается асфальт”, — шутит водитель нашего микроавтобуса. А вот по ту сторону грузино-турецкой границы состояние магистрали безупречное. Ардаган — одна из самых отсталых провинций Турции, но даже в февральские морозы снег с дороги здесь убирается ежедневно. Особое внимание властей к межгосударственной трассе объясняется стратегическим значением области. Именно через Ардаган пролегает нефтепровод Баку — Джейхан. По дороге в областной центр убедился — вовсе не преувеличивают те, кто говорит, что приграничные районы Западной Армении напоминают безлюдную пустыню. Плотность население здесь самая низкая в стране. Одно селение от другого отделяет порой сотня километров. Воинских частей здесь, наверное, столько же, сколько населенных пунктов. Дома курдских селений поражают своей нищетой. Но еще больше поражает то, что едва ли не над каждой землянкой, используемой курдами в качестве жилья, установлены две, а то и три сателлитные антенны. По количеству антенн турецкие спецслужбы могут определять меру симпатий конкретной семьи к действующим за рубежом курдским организациям. Одна антенна — значит, жильцы смотрят стокгольмский курдский телеканал. Две антенны — значит, ловят еще и Брюссель. Если на крыше землянки нет ни одной “тарелки”, то обитателей дома можно считать лояльными по отношению к турецким властям. Эмиссаров Курдской рабочей партии сюда на ночлег не пустят.
Особых достопримечательностей в Ардагане нет, потому армянские туристические группы здесь обычно надолго не задерживаются. До Карса доезжаем уже затемно. Пока регистрируемся в гостинице, замечаю в окне знакомый силуэт. Ну да, конечно, это он. Памятник Гейдару Алиеву. Уже наутро обнаружил неподалеку от гостиницы еще и азербайджанский флаг. Дом, над которым он развевался, оказался консульством соседней страны. Чрезмерный интерес азербайджанцев к Карсу имеет весьма конкретное объяснение. Ведь этот город славится в Турции как “бастион армянофилов”. Мэра Карса курда Наифа Алибейоглу в Баку именуют “предводителем армянского лобби”. А все из-за того, что в 2001-м году он инициировал сбор подписей с требованием открытия армяно-турецкой границы и установления торговых и дипломатических отношений с Ереваном. Под петицией подписались аж 30 тысяч жителей Карса. И эти десятки килограммов бумаг с подписями до сих пор воспринимаются многими как бомба замедленного действия. Ведь всем известно, что очень многие из нынешних жителей провинции имеют армянское происхождение. По официальным данным, после геноцида в Карсе осталось около 400 армянских семей, члены которых не скрывали свою национальность. И лишь в конце 40-х они перестали называть себя армянами. Потомки этих людей по сей день живут в Карсе и догадываются о своем происхождении. Тяготение карсцев к Армении настораживает многих и в Анкаре, и в Баку.
Любезный администратор гостиницы предлагает отложить экскурсию по городу на утро. “После трудной дороги лучше отдохнуть, попарившись в турецкой бане”, — говорит он. Ну разве можно удержаться от такого соблазна? Через 15 минут мы уже у входа в баню со звучным названием “Красный полумесяц”. Нам представляют Ахмеда, рекомендуя как “лучшего в городе кисачи”. Кисачи, дословно “терщик”, — человек в турецкой бане незаменимый. Турецкий массаж в исполнении Ахмеда напоминал садо-мазохистскую сцену. Я был уверен, что хруст моих костей слышен аж в предбаннике. Ахмед оказался словоохотливым молодым человеком. (Дай Бог здоровья нашему переводчику.) И вот новый сюрприз. “А ведь я, можно сказать, тоже армянин”, — сказал неожиданно кисачи. “В каком смысле?” — спрашиваю. “Почти что в прямом”, — пояснил Ахмед и поведал историю своего деда Григора, который в 1918-м предпочел бегству принятие ислама. “И много тут таких, как ты?” — спрашиваю. “Немало. Вот Осман бей, владелец этой бани, тоже армянские корни имеет”, — ответил кисачи, кивнув в сторону стойки с полотенцами. Над стойкой висели два портрета: один — владельца заведения Османа, другой — основателя Турецкой Республики Мустафы Кемаля. Осман, несмотря на свое имя, вызвал во мне гораздо больше симпатий, чем персона, изображенная по соседству...
Наутро первым делом идем искать дом великого уроженца Карса Егише Чаренца. Бредем по центру города мимо красивых двухэтажных старых зданий из черного туфа, очень напоминающих старый Гюмри. Архитектура чисто армянская. Нет никаких сомнений насчет того, кому принадлежали эти дома до 1921-го года. Дом Чаренца сохранился гораздо хуже. От скромной хибарки остались лишь стены. Крыши как таковой уже нет. В свое время Министерство культуры Армении обратилось к правительству Турции с просьбой позволить восстановить дом Чаренца и создать в нем что-то вроде небольшого музея. Ответ оказался отрицательным. От дома Чаренца до церкви Аракелоц рукой подать. Но лишь вплотную приблизившись к храму, замечаешь, что на его куполе установлен полумесяц. Оказывается, христианская церковь преобразована в суннитскую мечеть. Несмотря на свою религиозную терпимость, после этого у меня не осталось никакого желания войти туда. Не возникло желания и осмотреть другую местную достопримечательность — железнодорожный вагон, в котором был заключен унизительный для Армении Карсский договор, признавший суверенитет Турции над исконно армянскими землями — Карсской областью и Сурмалинским уездом.
Для экскурсии по карсской крепости времени уже не осталось. “Если хотите засветло завершить осмотр Ани, пора собираться”, — торопит нас водитель. В путь. Шофер микроавтобуса заранее предупредил, что на дороге есть участок, до которого доходят сигналы армянских операторов мобильной связи. Туристы из Еревана там обычно делают привал, чтоб удивить родных неожиданным звонком. “Алло, алло, это я. Звоню тебе из Западной Армении. Через 20 минут буду в Ани...” Туристы стремятся перекричать друг друга. С другого конца у всех обычно слышится одно и то же: “Если б ты знал, как я тебе завидую...” Свернув от основной магистрали в сторону развалин древнего города, замечаем, что все дома ближайшего курдского селения построены из розового туфа. Строить дом из тесаного камня — роскошь для небогатых курдских семей. Нетрудно догадаться, что за стройматериал никто не платил — в дело шли камни разрушенных армянских церквей. Тысячелетними хачкарами тут мостят улицы. На подступах к Ани еще один неприятный сюрприз. Наш гид привлекает внимание к сооруженному у трассы обелиску из белого мрамора. Оказывается, этот мемориал установлен в память о турках, будто бы убитых армянами в годы Первой мировой войны. Якобы на этом самом месте в 1915-м армяне учинили массовую резню турок. Идеологи турецкой пропаганды вовсе не случайно придумали, что армяне вырезали турок именно здесь. Ведь по дороге, ведущей к развалинам Ани, ежегодно проезжают тысячи иностранных туристов и мраморный мемориал в этом смысле — отличный пиар-инструмент.
Ани в действительности оказался гораздо более впечатляющим, чем на фотографиях. В конце десятого века цветущий город был одним из крупнейших мегаполисов своего времени. Сегодня от него остались лишь развалины 14 зданий. Но и их достаточно для того, чтоб сформировать реальное представление о величии и красоте древней столицы. Первая мысль, посетившая меня в Ани, — какое я имею право не гордиться тем, что я армянин, если мои предки создали это чудо? Черт возьми, ну разве не смешно, когда мы бьем себя в грудь, разглагольствуя о том, что наполеоновский маршал Мюрат, дескать, был родом из Карабаха, мать Суворова была армянкой, а настоящая фамилия певицы Шер — Саркисян? Ведь для того чтоб заставить уважать твою нацию, легче просто сказать “я армянин, соотечественник тех, кто создал Ани”...
Мне как-то довелось брать интервью у министра культуры Турции Атиллы Коча. Вот что он сказал об Ани: “...Этот город является сокровищницей анатолийской культуры. Ани — город разных цивилизаций. Там есть чудесные христианские храмы и много мусульманских святынь. Мы разработали пятилетнюю программу восстановления Ани, реализация которой позволит превратить город в один из крупнейших в Турции туристических центров...” Брожу между развалин армянских храмов и вспоминаю слова турецкого министра. Интересно, о какой такой “анатолийской культуре” говорил Атилла Коч? Кто создал эту культуру? Анатолийцы? Разве есть такая нация? А что он имел в виду, говоря о мусульманских святынях? Может быть, вот это здание, построенное армянским царем для таможни и после сельджукского нашествия преобразованное захватчиками в мечеть? Ну, допустим. А где остальные? У крепостных стен города установлен щит с картой развалин Ани. На нем указаны все сохранившиеся памятники. И ни одного упоминания об их армянской принадлежности.
Обещание министра заняться восстановлением Ани уже выполняется. Только вот вместо слова “восстановление” я бы все-таки использовал определение “обезображивание”. Иначе не назовешь то, что сделали с дворцом Парона. Армянские археологи были возмущены, увидев то, что было надстроено на сохранившемся фундаменте дворца. На месте величественных и изящных княжеских палат возведена обыкновенная каменная коробка, не имеющая ничего общего с оригиналом. Лучше уж не трогали развалины вовсе. Но то, что обещанное “восстановление” начато именно со светского строения, а не с церквей, наводит на определенные догадки. Ну конечно, ведь восстановительные работы — блестящий предлог для того, чтоб внести в облик древнего города необходимые кое-кому коррективы. В программе восстановительных работ первыми значатся царский дворец, суннитская мечеть, караван-сарай и крепостная стена. То есть все те сооружения, которые не являются армянскими церквами. Причины такой выборочности, думается, всем понятны. Впрочем, какие у меня могут быть претензии к турецким правителям, если наши же армянские власти санкционируют действия, чреватые разрушением чудом сохранившихся шедевров Ани? Древний город расположен над крутой пропастью. По другую ее сторону — Республика Армения. Так вот, на противоположной стороне границы в каких-нибудь 200-300 метрах от развалин Ани сейчас действует каменоломня. Каждый промышленный взрыв, осуществляемый с целью добычи красного анийского туфа, приводит к резонансу почвы на другой стороне Аракса. В свое время именно землетрясение разрушило Ани. Сейчас искусственные “землетрясения” происходят здесь в день по несколько раз. И не будет ничего удивительного, если после очередного взрыва рухнет купол церкви Оненца или развалятся своды кафедрального собора.
Четыре часа для осмотра развалин Ани — это, конечно, слишком мало. Но нас уже ждут в Ване. Потому спешим разместиться в автобусе. Но до Вана должна быть еще одна очень важная остановка. Водитель Норик обещает устроить нам привал в том самом месте, откуда Арарат виден лучше всего. Вот она, библейская года, с которой спустился прародитель Ной. Малый Арарат не виден — Большой его закрывает. Правы те, кто говорит, что с западной стороны гора, ставшая символом Армении, выглядит не так величественно и красиво, как из Еревана. Только вот не перестает мучить вопрос — почему я, внук уроженцев Западной Армении, должен каждое утро смотреть на Арарат с восточной, а не с западной стороны?..
С курдом Мустафой меня познакомили уже в Ване. Но хочу забежать вперед и рассказать о нем, пока речь идет об Арарате. Мустафа бей — племянник местного курдского шейха. Но одним “титулом” семью не прокормишь. Потому он промышляет организацией тайных восхождений на Арарат. Почему тайных? Да потому, что турецкие власти запрещают иностранцам подходить близко к горе. Мол, это небезопасно в силу активности курдских ополченцев. В комплекс оказываемых Мустафой услуг входит оснащение, питание и эскорт на ослах по горным тропам до уровня четырех с половиной тысяч метров. Если клиент решает идти дальше, то ответственности за него люди Мустафы уже не несут. Владелец нелегального турагентства немного говорит по-армянски. Еще бы. Ведь 70 процентов его клиентов — армяне. В основном, конечно, это граждане стран Европы и Америки, но и из Армении в последнее время немало желающих организовать паломничество на Арарат. Вот только интересно, что с этнических армян Мустафа сдирает в два раза больше, чем с представителей любой другой национальности. Независимо от гражданства. Объяснение дает весьма сомнительное: мол, если узнают, что повел в гору армянина, в тюрьму упекут. Лишних 700 долларов у меня не оказалось. Да и за уровень собственной спортивной подготовки ручаться не стал бы. Так что восхождение отложено до следующего удобного случая. Успокоив себя тем, что все равно с нашей стороны Арарат красивее, вновь пускаемся в путь. Игдир проезжаем без остановки, да к тому же на приличной скорости. Машины с армянскими номерами здесь не жалуют. Дело в том, что большинство населения тут составляют азербайджанцы. С виду разницы между анатолийскими и азербайджанскими турками — никакой. Разве что здешние турки, здороваясь, говорят по-восточному “салам”, а не “мераба”, как это делают в остальной Турции. Ну и еще армян здешние ненавидят больше, чем остальные турки. Кстати, жителей Карса игдирцы “обзывают” армянами за их тяготение к Армении.
И вот наконец горизонт становится подозрительно ровным. Это значит, что еще пара километров и мы увидим озеро Ван. Вот и оно. Окрестности Вана — колыбель армянской цивилизации. Здесь жили персонажи эпоса “Давид Сасунский”, здесь действовала резиденция армянских католикосов, здесь в 1915-м Арамом Манукяном была провозглашена армянская республика. Уже почти сто лет как в этих краях целенаправленно стираются следы армянской цивилизации. Но армянский дух тут все равно присутствует. Озеро Ван немного напоминает Севан. Но здесь еще живописнее. Жаль нету времени заехать в находящийся на берегу озера кошачий питомник, где размножают знаменитых ванских кошек. Это поистине уникальные существа. Отличаются они не только тем, что глаза у них непременно разных цветов. (Обычно один зеленый, другой — голубой.) Уникальным является еще и то, что только ванские кошки не боятся воды и самостоятельно охотятся за рыбой, ныряя в озеро. Ну и третья особенность здешних кисок — это то, что они погибают, если их перевозят в другое место. Вывезти контрабандой ванскую кошку не так уж и трудно. Но смысла никакого. Все равно выживет не больше месяца. Кстати, в самом центре Вана установлен большой памятник ванской кошке. Но на мой взгляд, ереванская киска, стоящая у Каскада, все же красивее.
Ван раза в три больше Карса. А значит, и портретов Ататюрка здесь в три раза больше. Суровый лик “отца всех турок” сопровождает туристов везде. Никак не мог привыкнуть к тому, что портрет вождя висит тут даже у входа в туалет. В советские годы мы Ленина в сортирах все же не вывешивали. Любопытно, что в кафе, куда мы зашли попить чаю, портрета Ататюрка не было. Старый чайханщик, узнав, что мы армяне, предлагает нам купить открытки с изображением ахтамарской церкви. Когда чайхана опустела и мы остались наедине с работником заведения, он подсел к нам. Переводчик не успел передать мне сказанное им, но кое-что из его слов я понял. Геворг Чауш. Это имя переводить не было надобности. “Что он сказал про Геворга Чауша?” — спрашиваю у переводчика. Ответ меня ошеломил. Оказывается, чайханщик знает про нашего национального героя. Дед ему рассказывал, что Чауш был храбрым и честным воином. “Если бы вы, армяне, все были бы такими смелыми, как он, эта земля и сегодня была бы вашей”, — заявил вдруг чайханщик. “Старик, признайся, ты ведь тоже армянин”, — говорю ему я. “Нет, я курд, — гордо ответил он. — Но вашего Геворга Чауша уважаю. Он хотел, чтоб наши народы жили в мире. И мой дед тоже этого хотел. Они были знакомы. Нехорошо, что между курдами и армянами все так получилось. Нас использовали...”
Полночи ворочался, вспоминая и анализируя эти слова старого чайханщика. Но утром проснулся вовремя. Пора на Ахтамар. От Вана до пристани около часа езды. Катера до острова отправляются отсюда с неопределенной регулярностью. Когда будет следующий рейс — неизвестно. Единственный способ убить время — поесть в соседней харчевне тарех. Так называется рыба, живущая только в Ване. Заведение именуется “Ахтамар”. Да, именно “Ахтамар”, а не “Агдамар”, как говорят турки и курды. Это сразу навело нас на определенные мысли. Наш гид подтвердил мою догадку: “Да, владелец закусочной действительно имеет армянские корни. Только лучше не спрашивай у него о его происхождении. Ибрагим не любит рассказывать о своем отце”. Даже интерьер ресторанчика выдает этническое происхождение владельца. На стене изображена девушка с пылающей чашей в руке. Картина один к одному срисована с пачки ереванских сигарет “Ахтамар”. Только вот бюст у здешней Тамары явно больше, чем у оригинала. При более внимательном изучении среди элементов интерьера заметны и многочисленные кресты. Это тоже явно неспроста. Есть крест и на макете ахтамарского храма, установленном прямо в центре зала закусочной. Этот факт можно воспринять уже как откровенный вызов. Ведь турецкие власти запретили установку креста на церкви. “Макет мне подарил один мой ереванский друг. Ну ведь не мог же я выдернуть крест из купола. Тем более что с крестом гораздо красивее”, — говорит Ибрагим Алкан.
— А как ты относишься к тому, что на самой церкви крест так и не поставили?
— Не пытайся втянуть меня в разговор о политике, — отвечает Ибрагим. — У меня есть на этот счет свое мнение, но я не хочу о нем говорить. Я занимаюсь бизнесом. Если церковь станет действующей, сюда будут приезжать больше армян, и значит, мой бизнес будет более прибыльным. Для меня это главное...
Ибрагим явно чего-то не договаривает.
Катер стремительно режет волны, неся нас на остров. Величественная, но при этом изящная церковь Сурб Хач после реставрации выглядит как только что отстроенная. И лишь приблизившись, ловлю себя на мысли — нет, современные архитекторы так строить не умеют. Зодчий Манвел приступил к возведению храма по приказу царя Гагика Арцруни в 915-м году, то есть почти 11 веков назад. Честолюбивый васпураканский монарх, побывав в Эчмиадзине, был поражен красотой кафедрального собора. Он приказал придворному архитектору создать храм, который превзошел бы по красоте собор, заложенный Григорием Просветителем. (Соперничество между ахтамарским и эчмиадзинским католикосатами порой обретало форму своеобразного состязания.) Можно, конечно, спорить, какой из двух храмов имеет больше художественных достоинств. Но бесспорно одно: Манвел создал шедевр, занявший достойное место в истории мировой архитектуры.
Осмотрев знакомые по фотографиям бесподобные барельефы фасада, кстати говоря, весьма умело отреставрированные турецкими мастерами, заходим в помещение храма. Судя по всему, незадолго до нас здесь уже были армяне, так как в одной из келий обнаруживаем огарки свечей. Турецкие правители не санкционировали освящение Сурб Хача как церкви. Но тысячи армянских паломников вопреки этому приходят сюда молиться, доказывая, что Сурб Хач именно храм Божий, а не музей неизвестной “анатолийской цивилизации”. Ахтамарской церкви повезло. Повезло потому, что она уцелела, избежав участи тысяч армянских храмов, от которых не осталось и следа. Неподалеку от Сурб Хача когда-то был монастырь Норекаванк. Сейчас на его месте пустырь. Статистика ошеломляет. В 1914-м году на территории Османской империи насчитывалось более двух с половиной тысяч действующих армянских церквей. В период с 1915-го по 1921-й около 1600 церквей было уничтожено. Еще 500 армянских храмов было стерто с лица земли уже в последующие годы. Большинство армянских исторических памятников, сохранившихся по сей день, представляют собой развалины. На этом фоне просто безнравственно звучат заявления о том, что восстановление ахтамарской церкви является подтверждением безмерной заботы турецкого правительства о христианских памятниках. Лучше всех оценку этим абсурдным заявлениям дал обозреватель издаваемой в Стамбуле газеты “Теркиш дейли ньюз” Ченгиз Джандар. “Наш министр снял крест и колокола с церкви “Сурб Хач” на Ахтамаре и переименовал ее в Агдамар. Эти действия могут показать всему миру нашу культурную и религиозную нетерпимость. То, что было сделано, является культурным геноцидом”, — писал в своей статье турецкий журналист. И с ним невозможно не согласиться.
“Катер отходит. Срочно спускайтесь к пристани”, — командует не известный нам служитель “музея Агдамар”. Ничего не поделаешь, приходится прощаться с живописным островом, столетиями служившим резиденцией армянских католикосов. Наше паломничество можно считать завершенным. В ознаменование этого прямо на борту катера откупоривается бутылка “Ахтамара”, а пока коньяк 15-летней выдержки разливается по пластиковым стаканчикам, вынужденный сохранять трезвость водитель Норик машет армянским флагом, стоя на носу корабля. У некоторых из членов нашей группы наворачиваются слезы. Наверное, так бывает со многими, кому приходится прощаться с родиной. Родиной, которую у нас отобрали.
Артем ЕРКАНЯН
НВ |
