Analitika. В первые месяцы 1949 года в полном поту и не покладая рук трудились карательные органы всей советской империи и, конечно, Армянской ССР: летом должно было начаться осуществление очередного этапа ленинско-сталинского плана великого переселения советских народов. В места, чрезвычайно удаленные от своей республики, были сосланы около 14 тысяч граждан Армении. Репрессии в стране рабочих и крестьян стали нормой жизни едва ли не с первого дня установления диктатуры “гегемона”. Последний шутить не любил и действовал со злобным исступлением. Миллионы советских граждан были уничтожены, многие из выживших так и не смогли оправиться окончательно. Генофонд народов подвергся чудовищной экзекуции... Начало было положено в первые же дни советской власти.
Летом 1950 года Политбюро ЦК ВКП(б) начало рассматривать дела об изменении высшей меры наказания впервые, так как с 1930-х годов осужденные по политическим статьям были лишены прав апелляции и помилования. Через год после смерти вождя народов начался процесс массового помилования погибших и уцелевших гулаговцев.
В Армении с первых же дней советской власти объявили непримиримую войну “чужим”, прежде всего тем, кто имел хотя бы косвенное отношение к партии Дашнакцутюн, даже если это было легкое знакомство. С них-то и начались чистки и репрессии, которые длились целых 33 года — с декабря 1920-го по март 1953 года.
Сразу же 1400 военных, служивших еще в армии Первой республики, были высланы в Рязань. Среди них 13 генералов, 25 полковников. (Многие из них потом вернулись и вновь подверглись репрессиям в 1937-1939 гг. 26 были расстреляны.) Подлинных и мнимых врагов нового строя приговаривали к смертной казни с невероятной легкостью. Все объясняли революционной правовой необходимостью и кольцом врагов, которые окружили молодую пролетарскую страну.
С той же легкостью только что вынесенную высшую меру могли заменить малым или условным сроком, а то и вообще освободить от ответственности. Главное, чтобы такое решение шло на пользу революции. Во время Гражданской войны обсуждался вопрос о том, что было бы целесообразно приговаривать мародеров, грабителей и прочих уголовников к смертной казни условно. Наказанных таким способом граждан предлагалось отправлять на фронт, где бы они искупили свою вину кровью.
Формально миловали приговоренных после образования СССР президиумы и ЦИК. Однако сначала вопрос рассматривался на Политбюро, где в 20-е годы чаще всего не было единства в делах о помиловании.
Характерным примером было обсуждение вопросов о помиловании священнослужителей, сопротивляющихся изъятию церковных ценностей. За церковь армянские большевики взялись засучив рукава сразу, без роздыха. Уже 17 декабря 1920 года, всего через двадцать дней советской власти, появился первый Декрет о конфискации принадлежащих церкви культурных учреждений и их огосударствлении. Дело дальше пошло как по маслу. Несколько лет духовенство физически не трогали, хотя и травили как могли. Боролись. В 1922 году в разных городах страны прошли процессы против духовенства, скрывавшего от изъятия драгоценные оклады икон и церковную утварь. В большинстве случаев были вынесены смертные приговоры. Однако в Кремль пошли многочисленные письма верующих и лояльных советской власти священников с просьбами о помиловании осужденных. И при опросе членов Политбюро об утверждении решения трибунала их мнения разделились. Ленин, Троцкий, Сталин и Зиновьев были против помилования, а Каменев, Томский и Рыков — за смягчение приговора.
Настоящая борьба с религией, да и вообще с внутренним врагом, началась в середине 30-х. Под шумок широкомасштабно отбиралось церковное имущество. С 11 августа по 18 сентября 1937 года тройка НКВД Армянской ССР под руководством Мугдуси приговорила к расстрелу 87 церковнослужителей из 148 подследственных. Одним из расстрелянных был Вардапет Даниел Задоян, который в начале XX века участвовал в освободительном движении в Западной Армении и, будучи вардапетом на Ахтамаре, сотрудничал с Арамом Манукяном и хмбапетом Ишханом, являлся в 1905-1915 членом партии Дашнакцутюн. Позже его перевели в Армению к архиепископу Мурадбекяну, будущему католикосу Хорену I. Именно такая славная биография и дала возможность тройке приговорить Задояна к расстрелу в 1937. Его обвинили в членстве в подпольной дашнакской партии и в связях с заграничными дашнаками. И никакого снисхождения.
В 49-м духовных лиц в целом оставили в покое, видимо, не забыли, какую патриотическую деятельность развернула армянская церковь в период Отечественной войны и в стране, и за рубежом. Тем не менее 12 служителей в 1949-1953 годах подверглись репрессиям, но, кажется, выжили.
В 1920-1930 годах карающий меч революции функционировал в щадящем режиме. Всего в Армении осудили 1245 человек, из коих расстреляли “всего лишь” 44. Аппетит после воздержания разгорелся позже...
Маховик раскручивался с ужасающей быстротой. Как и во всем СССР, в Армянской ССР с июля 1936 года начались повальные аресты. Волна немного схлынула в сентябре 37-го. В этот период население республики составляло около 1,2 миллиона человек. Между 1930 и 1940 годами репрессировали 18 тысяч граждан республики, из которых более 4600 были расстреляны. Обвинения были незатейливые: контрреволюционная и антисоветская деятельность, шпионаж, вредительство, пособничество врагам страны, двурушничество, троцкизм и т.д. — одним словом, враг народа.
К 39 году репрессии по стране и в Армении резко пошли на убыль. Большевики опомнились. Впрочем, это не помешало, например, к сентябрю того же года раскрутить показательное “дело профессоров”. В капкан попали 18 известных армянских ученых, которым приписали все мыслимые и немыслимые преступления. В итоге историк-археолог Ашхарабек Калантарян и трое других ученых были расстреляны, остальные хлебнули от 5 до 12 лет. Всего же репрессировали более 700 представителей науки, образования и культуры. Писательницу Запел Есаян арестовали 27 июня 1937 года. Ее, репатриантку, записали в дашнаки-троцкисты и обвинили в связях с иностранными разведками. Есаян приговорили к расстрелу, но потом “пощадили” и ограничились 10-летней ссылкой. Что с ней стало, неизвестно, предположительно ее жизнь оборвалась в 43-м. “Своей” смертью умер Егише Чаренц, но ряд крупных деятелей культуры был расстрелян.
В принципе почти никого не миловали. Как революционные тройки решали, так и решали. Могло повезти, вне всякой логики, только единицам. Прямые обращения в ЦИК, как правило, не приносили желаемого результата. “Всесоюзный староста” Михаил Калинин, как фигура по большей части декоративная, побаивался принимать решения — в особенности по политическим делам. И потому сложилась практика подачи прошений о помиловании неформальным способом — в виде писем руководителям партии и правительства.
К примеру, в начале 1936 года группа высланных после убийства Кирова из Ленинграда молодых людей отправила телеграмму Сталину, Молотову и Ягоде:
“Мы, нижеподписавшиеся юноши и девушки в возрасте от 18 до 25 лет, высланные из Ленинграда за социальное прошлое родителей или родственников, находясь в крайне тяжелом положении, обращаемся к Вам с просьбой снять с нас незаслуженное наказание — административную высылку, восстановить во всех гражданских правах и разрешить проживание на всей территории Союза. Не можем отвечать за социальное прошлое родных, в силу своего возраста с прошлым не имеем ничего общего, рождены в революции, взращены и воспитаны советской властью, являемся честными советскими студентами, рабочими и служащими. Горячо желаем снова влиться в ряды советской молодежи и включиться в стройку социализма”.
Молотов отправил телеграмму прокурору СССР Вышинскому с резолюцией: “Прошу Вас от себя и от т.Сталина внимательно и быстро разобраться в этом деле. Надо дать ответ и, видимо, пойти им навстречу”. В итоге были пересмотрены не только дела авторов, но и многих других семей, высланных из Ленинграда. Для 1802 человек высылку отменили. Это была капля в море.
Совершенно иным было отношение к участникам показательных политических процессов. В 1920-е годы осужденные на них еще могли надеяться на помилование. Но к середине следующего десятилетия обещанием грядущего помилования власть стала добиваться от подсудимых нужного поведения на процессе, а затем немедленно забывала об обещании. Последующие ходатайства осужденных лишь подчеркивали полноту разгрома оппозиции. К примеру, Бухарин дважды в один день, 13 марта 1938 года, униженно просил о пощаде:
“Пролетарский суд вынес решение, которое я заслужил своей преступной деятельностью, и я готов нести заслуженную кару и умереть, окруженный справедливым негодованием, ненавистью и презрением великого героического народа СССР, которому я так подло изменил... Я твердо уверен: пройдут годы, будут перейдены великие исторические рубежи под водительством Сталина, и вы не будете сетовать на акт милосердия и пощады, о котором я вас прошу... Я стою на коленях перед родиной, партией, народом и его правительством и прошу Президиум о помиловании”. Когда репрессии стали массовыми, судить стали в упрощенном порядке — без участия прокурора и адвокатов и без права осужденного на апелляцию и помилование. Естественно, право писать в ЦК и Совнарком у тех осужденных, кого не казнили сразу после вынесения приговора, и их родственников оставалось. Но их письма, как правило, отправлялись в НКВД или прокуратуру и в самом лучшем случае рассматривались там.
В Армении тоже было немало громких дел с осужденными руководителями партии и государства.
Первому секретарю КП(б) Армении Агаси Ханджяну стоять перед революционным “судом” не пришлось. Он был убит 9 июля 1936 года Лаврентием Берия, очевидно, им самим, лично. Обществу это преподнесли как самоубийство. Остальных деятелей партии и государства умершвляли обычными методами. Одно “утешение”: Ханджяну унижаться не пришлось...
Репрессии в июне 1949 года были как снег на голову, особенно на фоне победы над Германией. Такого низкого коварства от родного отца-вождя никто не ожидал.
“Иметь в жизни осужденного родителя или мужа с ярлыком “врага народа” было таким большим минусом в биографии каждого, что заставляло людей скрывать этот факт. Это и послужило причиной того, что нашу семью вместе с тысячами других, как неблагонадежных советскому строю людей, за одну ночь в результате масштабной ночной операции местных органов МГБ загнали в “телячьи” вагоны и отправили в Сибирь, а потом бросили нас на произвол судьбы среди алтайских степей. Вместе с нами в этом водовороте событий оказались и многие репатрианты, недавно вернувшиеся на историческую родину”, — пишет наш читатель Александр Мхитарян.
“Телячьи” вагоны — это не телячьи нежности. Вот свидетельства доцента Рубена Камаляна.
“...Нас среди ночи увезли на желстанцию. “Ссыльные” поезда формировались в Армении на станции Улуханлу (ныне Масис), в Грузии — на станции Навтлуги, в Азербайджане — на станции Баладжар одновременно и по одной и той же схеме: закрывающиеся наглухо металлические товарные вагоны, снабженные нарами. Сколько было таких поездов, знали только в НКВД.
В переполненных зловонных вагонах было тесно и душно. Ни воды, ни еды. На полураздетых “пассажирах” оставшаяся одежда будто вымочена в крепком соляном растворе. Вагон насыщен запахом едкого пота. Многие сутками не сходят с нар, все полны ненависти ко всему окружающему. Слышны безадресные вопросы: за что? в чем моя вина, вина моего ребенка? Каждый переживал свое несчастье в одиночку и по-своему. Наиболее непокорные жались к стенам вагона, надеясь сквозь щели увидеть картину ?мира? и понять: куда же везут? И вдруг раздается крик: Баку! Да, мы в Баку, что же дальше? На север или в Кара-Кумы? Проходит еще один день. Снова крик: Махачкала! Значит, везут на север, а между тем отчаянный голод и жажда не оставляют надежды на выживание: дети просят поесть и попить, матери отвечают обильными слезами. Адская жизнь на колесах продолжается. Под стук колес на свет появляется новый гражданин этой страны, которому суждено быть вечным жителем ГУЛАГа.
На пятые сутки мы добрались до обугленного Сталинграда. Город встретил нас скудной баландой, куском черствого хлеба, водой и свежим воздухом. Разрешили выходить из вагонов. Сталинград удивил не только хлебом и водой, здесь мы увидели, что весь состав украшен портретами улыбающегося “отца народов”. Еще больше мы были удивлены, узнав, что в соседних вагонах немало репатриантов.
Дали команду “по вагонам!” Прежде чем задраить двери, бригадный капитан спросил: мертвые есть? Мертвые были — мать и младенец, которых мы похоронили в окрестностях города Златоуста. Уверен, для хищников этих мест наступили сытные дни. Сколько таких “могил” вдоль железной дороги Закавказье — ГУЛАГ...
Все восемнадцать дней ссыльные советские люди обсуждали один-единственный вопрос: чей выполняется приказ? Сталина или еще кого-нибудь? Десятилетия спустя станет известно, что все высланные, даже дети в утробе матери, “дашнаки”. Много лет спустя в газете “Московские новости” (11 августа 1991 г.) я прочитал (привожу без изменений) “историческую байку”. “Католикос армян под страшным секретом рассказывал поэту Аветику Исаакяну, что после войны его вызвал к себе Сталин и сказал: “У вас в Армении не хватает земли? Вам некуда деть репатриантов? Вы хотите вернуть земли, отнятые у вас турками? А у нас в стране много земли. Например, мало заселен Алтай. Его можно заселять армянами”.
Не байка это, а абсолютная правда. Все знали, что значит в устах кровожадного вождя слово “можно”. Идея подана и ее должен осуществить палач сталинских времен — Берия...”
Новый порядок помилования появился в СССР в 1950 году, после того как была восстановлена отмененная в 1947 году смертная казнь. Глава МГБ Виктор Абакумов, правда, предлагал довоенный порядок судопроизводства, при котором помилование исключалось в принципе.
Но утвержденная схема точно соответствовала раскладу сил в Кремле. Сталин старел, его соратники исподволь перетягивали одеяло власти к себе. Помилование стало инструментом привлечения нужных людей и ликвидации ненужных. И члены Политбюро сделали все, чтобы решение о применении милости принималось коллективно на заседании этого органа. Теперь ходатайства осужденных на смерть передавались из Президиума Верховного совета СССР в Политбюро, и там один-два раза в месяц принимались решения по этим делам. Они до сих пор остаются нерассекреченными, однако по отдельным фамилиям из громких дел того времени можно судить, что помилование было достаточно редким событием. К моменту смерти Сталина количество людей, ждавших от государства милосердия, увеличилось настолько, что в 1953 году на Верховный совет обрушился поток заявлений. Глава Верховного совета СССР Ворошилов докладывал в ЦК:
“В ноябре-декабре 1953 года нами были рассмотрены с участием генерального прокурора СССР, председателя Верховного суда СССР, представителей Министерства внутренних дел СССР и Министерства юстиции СССР 4683 ходатайства о помиловании осужденных к разным срокам лишения свободы. Президиум Верховного совета СССР удовлетворил из этого числа 687 ходатайств, а 3996 ходатайств были отклонены ввиду тяжести и характера совершенных преступлений. Кроме того, оставлены без удовлетворения 22 238 ходатайств о помиловании осужденных...”
Несмотря на мизерное количество удовлетворенных прошений, количество жаждущих помилования только росло. За полтора месяца, с 1 января по 15 февраля 1954 года, в Президиум Верховного совета пришло еще более 50 тыс. ходатайств о помиловании. В марте того же года Ворошилов докладывал о проделанной работе:
“Президиум Верховного совета СССР рассмотрел 3678 ходатайств о помиловании осужденных к разным срокам лишения свободы, из которых 1505 ходатайств о помиловании Президиумом Верховного совета СССР были удовлетворены, а 2178 ходатайств отклонены”.
У тех, кого не помиловали, оставался еще один шанс — добиться отмены приговора в Верховном суде СССР.
В июле 1954 в Армении также образовали комиссию по пересмотру дел осужденных в лихую годину. В 1955 были пересмотрены более 728 дел на 1232 человека. 475 дел были отклонены. Процесс шел медленно. За 1955-1958 гг. успели рассмотреть из 15 тысяч дел только 548 на 1765 осужденных, оправдали 720 человек...
* * *
Всего в Армении были репрессированы 42 тысячи человек. Огромная цифра для небольшой страны. Абсолютное большинство из них были армяне. Сколько армян репрессировали в СССР, пока никто не подсчитал...
Подготовил Карэн МИКАЭЛЯН
НВ |
