Analitika.at.ua. В эти февральские дни 1988 года в интернациональном Сумгаите вовсю активизировались темные националистические силы — готовились к резне своих сограждан-армян. Уже были составлены списки будущих жертв, свезены камни, заточены железные прутья, ножи, топоры. Кровавая вакханалия началась позже — целых три дня, 26-28 февраля, кайфовала азербайджанская чернь, ведомая своими партийными товарищами и государственными чиновниками. Официальный список жертв геноцидных акций включил всего тридцать армянских имен... Центральная советская власть промолчала, и в итоге мало кто из преступников получил по заслугам. А вскоре они наверняка были освобождены и скорее всего стали нацгероями Азербайджана. Правду о погромах и резне в Сумгаите Москва обсыпала сахарной пудрой и вычеркнула из памяти. Генсек М.Горбачев так и не раскаялся в содеянном, так и не раскрыл своих кремлевских тайн. Сумгаитская резня подпала с его легкой руки под демагогическую формулировку “События в Нагорном Карабахе и вокруг него”. И точка.
Прошло больше двадцати лет, но ужас Сумгаита не забылся и не стал менее актуальным — это одна из самых кошмарных страниц армянской истории. Так что раны еще долго будут ныть и кровоточить. Пока не наступит час истины. Когда — трудно сказать...
Предлагаем читателям свидетельства очевидца Константина ПХАКАДЗЕ о тех страшных днях. Он видел все — начиная с первого часа. Его рассказ вошел в книгу “Сумгаитская трагедия в свидетельских показаниях”, подготовленную обществом “Мемориал”.
21 февраля 1988 года я узнал от своего товарища по работе, старшего аппаратчика СКЦ-1, Гумметова Илгама, что 28-го намечается большая демонстрация, направленная против армян. Ну, в то время я, конечно, воспринял это как шутку, хотя уже знал о событиях в Карабахе. Но не представлял, что события в Карабахе могут обернуться боком сумгаитским армянам. У меня жена армянка, зовут ее Наира.
А тогда я воспринял это все вроде как шутку. И понадеялся на то, что наша милиция нас бережет, наши власти стерегут наш покой. И вторично я столкнулся с этим 26-го: я работал в первую смену, шел с работы где-то уже к четырем часам дня. Возвращался с работы через центральную площадь имени Ленина. Увидел, что стоит толпа, что-то кричат, чем-то возмущаются возле трибуны. У них микрофоны, человек 40-50 возле трибуны было. Люди кричат, возмущаются. Правительственные микрофоны стояли, правительством выданные, потому что больше их взять неоткуда. Ну, естественно, когда проходишь мимо, начинаешь прислушиваться. Я родился в Сумгаите. За 30 лет я немножко выучил азербайджанский язык, немножко понимаю. Ну, стал прислушиваться, чего они хотят. Они кричали: “Ка-ра-бах! Ка-ра-бах! Не отдадим Карабах армянам!” А как раз 26-го на работе в 12 часов дня зачитывалось обращение Горбачева Михаила Сергеевича, что Карабах не будет передаваться Армении.
Снова вышел на площадь, постоял, послушал. Среди выступающих выделил одного товарища, которого про себя условно назвал Лидером. Он выступал по-азербайджански. Смысл речи был в следующем: товарищи мусульмане, я приехал из Кафана, со мной приехали мои соотечественники. В Кафане зарезали брата моей жены, отца моей жены, мою мать и несколько моих знакомых и родных. Мы остались без крова, без крыши над головой. Из его выступлений можно было сделать следующий вывод: долой армян с азербайджанской земли! Чтобы освободились квартиры. Нам где-то надо жить, надо отсюда армян прогнать, чтобы, мол, мы жили здесь. В общем, мы бежали из Кафана. Это было в первый день, 26-го.
Во второй день, 27 февраля, я встал часов в десять. Я вышел, сказал жене: пойду посмотрю, что там делается. На площади меня встретили знакомые ребята, предупредили: ты лучше уходи отсюда, здесь начинают ломать армянские будки, будки, где армяне работают, частники, ломают витрины магазинов, где армяне работают, окна домов ломают, где живут армяне, и ты лучше уходи, хоть ты и грузин, но жена армянка. На площади было уже человек 200-300. Это около трибуны. Ну, еще по всей площади были люди, отдельные личности стояли, любопытствующие, те, кто просто смотрел, как на спектакль, — ведь иначе же нельзя было воспринять в то время всю эту демонстрацию, весь этот митинг, весь этот шабаш: тут самое правильное слово. Я сам был там в качестве любопытствующего. Отметил я в этот день опять же того самого Лидера, на второй день он то же самое повторял: у жены родственников убили, у него кого-то там тоже родственников убили. Но было одно “но”. Он добавил, что в Кафане есть общежитие азербайджанских девушек, куда армяне ворвались, изнасиловали всех девушек и вырезали груди этим девушкам, чему я, естественно, не поверил, ибо это чисто мусульманский вариант — вырезать груди гулящим женщинам. Поэтому все это воспринималось мною опять же только как спектакль. В конце своего выступления Лидер провозгласил: “Долой армян с азербайджанской земли! Смерть армянам!” И еще в его выступлении много раз звучало такое выражение: “Кровь за кровь!” Это тоже я ярко выделил.
Потом где-то к часу дня, может быть, к двум часам выступила Байрамова, второй секретарь горкома партии. Она сказала: “Братья-мусульмане! (“Гардашлар мусульманлар!”) Не надо убивать армян. Михаил Сергеевич Горбачев выступил, сказал, что Карабах никто не отбирает, никто не покушается на территорию Карабаха, эта территория как была, так и остается азербайджанской”. И она в конце своего выступления сказала такое: “Дайте армянам свободно уехать с азербайджанской земли, дайте возможность уехать”. Она так и сказала: “Дайте армянам свободно уехать с азербайджанской земли”.
После Байрамовой выступали несколько рядовых азербайджанцев, если их можно так назвать, если только их можно назвать азербайджанцами, людьми. Это скорее всего шабашники — так их можно назвать, ибо это был в самом деле шабаш, то, что там творилось, — другого слова я не нахожу. Несколько рядовых из толпы шабашников этих выступили и призывали: “Смерть армянам!”
Часов около трех я отлучился, может быть, на полчаса — пообедать. Пообедал с семьей и после обеда вернулся на площадь. Байрамова была на трибуне, рядом с ней стоял Лидер и еще человек пять — все довольно-таки неплохо одетые, культурные, интеллигентные люди, азербайджанцы.
Часов, наверное, около четырех появился Муслим-заде (I-й секретарь горкома. — “НВ”.). Он сказал: “Братья, Михаил Сергеевич Горбачев выступил, он сказал, что никогда, никогда Карабах не будет армянским”. При этом Муслим-заде сделал большую паузу — толпа, конечно, ликовала. Стали кричать снова: “Кара-бах! Ка-ра-бах!” — это длилось минуты две-три. После этого он сказал: “Братья, надо дать армянам свободно выехать из города. Раз началась такая кровная вражда, раз пошли национальные вопросы, сила, то надо дать армянам выехать”. Он еще сказал: “С древних пор у нас, между азербайджанцами и армянами, идет закон: кровь за кровь. И была в свое время, — 15-й год он вспомнил, — была кровавая резня, где погибло и много армян, и много азербайджанцев”. Он пытался минут десять утихомирить эту толпу, но своим выступлением он только разжигал толпу.
Часов этак в полседьмого вечером толпа тронулась. Муслим-заде сам сошел с трибуны, обошел трибуну слева и влился в эту толпу. Как только они вышли с площади, пошли по улице Ленина и пересекли улицу Низами, тут же я увидел, как поймали двух мужчин. Ну, один, по всей вероятности, был в возрасте. Плотный такой мужчина, с животиком — поэтому я сделал вывод, что он был уже в возрасте. Другой был худенький, довольно-таки молодой: лет шестнадцати-семнадцати. Минуты две-три все они толпились вокруг этих двух человек. И... я не знаю, что там было, — я этого не видел. Знаю я только одно: с этой толпой шел Муслим-заде. Через минуты две-три я заметил, как худенький выскочил из этой толпы, вырвался, побежал по улице Ленина и забежал во двор четвертого квартала.
Второй, когда толпа разошлась (еще, может быть, две-три минуты толпились)... когда толпа разошлась, мужчина преклонных лет остался лежать. Для меня это было настолько дико, что я повернулся и ушел. Я не подходил, не подходил близко туда, потому что в принципе для меня это было настолько неприемлемо, что я просто повернулся и ушел домой.
28 февраля человек 600-700 только на площади было. Увидел сотрудников из своего цеха. К одному из них я подошел. Зовут его Кямран, фамилию его не знаю. Подошел я к нему, говорю: “Кямран, слушай, что вы делаете?!” — “А-а, — говорит, — так и нужно этим армянам. Мы, — говорит, — вчера зашли в одну квартиру и выбросили деда из окна”.
Единственное, что я помню из того воскресенья, — это то, что я не видел Лидера. Лидера уже не было. Лидер не выступал. В воскресенье я свою семью отвел к другу. Мы друзья с давних пор, уже лет восемь мы дружим. Али-заде Адиль, азербайджанец, мать русская у него. Прекрасный парень. Я отвел свою семью к нему. У нас один ребенок — Миша, год и месяц сейчас ему. Потом Адиля предупреждали, когда узнали, что у него прячутся армяне: “Смотри, голову оторвем!” Он спрятал, значит, кроме нашей, еще одну семью. Так что то, что азербайджанцы прятали армян, — этого отрицать никто не будет, это отрицать бессмысленно. И называть всех азербайджанцев подонками тоже нельзя.
Первое, что хотелось бы отметить: на улицах лежал речной камень, такой гладкий, круглый, именно речной камень, который могли только завезти или же с завода железобетонных изделий взять. Ну, как кидали их, так они и оставались на улице. Это первая деталь. В районе автовокзала мы с Али-заде Адилем увидели сожженный “Икарус”, потом второй “Икарус”, тоже сожженный и перевернутый. Дальше, когда мы проходили, — сожженный микроавтобус, дальше — “Жигули” сожженные. Мы посмотрели — нет ни милиции, ничего, ни охраны, ни военных. Вторая деталь, подтверждающая, что это было подготовлено. Значит, мы проходили там, пятнадцать минут восьмого было. И уже в это время по улице Мира, в доме, который рядом с авиакассой, уже штукатурились и ремонтировались дома. Это в семь пятнадцать утра. Ремонтировались квартиры, вставлялись рамы — выжженные выламывались и вставлялись новые.
Третья деталь. С воскресного утра до понедельника, где-то до полудня, в городе не работал ни один телефон. А надо отметить, что с 28-го на 29-е была Варфоломеевская ночь, именно Варфоломеевская ночь... Пошли мы дальше от авиакассы — я, значит, возвращаюсь к нашему пути и иду дальше. Там стояли “Жигули” сожженные. Когда мы подошли метров на пять к этим “Жигулям”, был резкий запах шашлыка. Я говорю, мне сразу вспомнился шашлык. Тоже — ни охраны, ничего не было, мы подошли: все сиденья сожженные, все было выжжено в “Жигулях”, и лежали кости. Сразу поняли, что это кости человека, сгоревшего в машине. Машина была полностью сгоревшая — и снаружи, и изнутри. Осталась только рама.
Я уже три дня не ходил на работу. У меня было так: в субботу я был выходной, в воскресенье должен был пойти. В воскресенье уже резня началась, меня предупредили: лучше не выходи — режут, убивают, насилуют и так далее, и тому подобное. Вернулись с завода и к обеду пошли к знакомым. Знакомые ребята, одного зовут Илгар, а другой — татарин, Русланом зовут. Руслан сказал, что в кинотеатре СК, что напротив горкома, на площади, встречают беженцев, как бы эвакопункт организован, куда все семьи армян сходятся. Если нужно, то они могут вызвать охрану.
Когда возвращались, увидели одну картину, которая очень резко врезалась в память. К району эвакопункта шел солдат, нес девочку лет четырнадцати-шестнадцати. Внутренние стороны ее ног были все в крови. Сама она была без сознания. Следом за этим солдатом шла женщина лет пятидесяти и в буквальном смысле слова рвала на себе волосы и истерическим голосом кричала.
То, что пишется в нашей печати, не соответствует действительности. Почему? Потому что пишется: принимавшие участие в организованных убийствах, грабежах, изнасилованиях и поджогах в основном арестованы. Арестовано более 80 человек. Я согласен с этим. Но, по словам генерал-лейтенанта Краева, в городе в это время находилось десять тысяч солдат! Специализированных войск: там была дивизия имени Дзержинского, была морская пехота, военная милиция, воздушно-десантные войска, истребительный отряд там был... И я не могу себе представить, мне, конечно, обидно представлять такое, что 18 тысяч армян прятались от сотни оголтелых мусульман. И этих 18 тысяч армян защищали 4 тысячи солдат на площади. Как же так? От кого? От ста оголтелых азербайджанцев? От ста разбушевавшихся хулиганов? Где же правда в нашей печати? Где гласность? Где справедливость?
Кроме названных войск там еще были ВВ. Ребятам из внутренних войск приходилось туго. Сумгаитцы, которые находились в районе центральной площади, площади Ленина, готовы были в те дни целовать сапоги этим солдатам за то, что они нам сделали.
В понедельник было, 29-го, — мы видели такую картину: войска стояли, а эти оголтелые разбойники кидали в них камнями. Приказа стрелять у них в то время не было — я об этом говорил, они стояли и защищались щитами. И только тех, кто неосторожно к ним подвигался, иногда грели дубинками. Но это было настолько редко! Многим солдатам, конечно, попадало в лицо. Ну, значит, в той стычке на моих глазах двое или трое солдат упали.
По телевизору показывали, между прочим, этих солдат в пуленепробиваемых жилетах, но не сказали, почему они были в пуленепробиваемых жилетах. А я, будучи на площади, в районе эвакопункта этого, поинтересовался: “Ребята, почему вы в пуленепробиваемых жилетах?” А они мне сказали, что забрали массу оружия и даже три пистолета с грифом “секретно”. В свое время, когда я служил в армии прапорщиком, на таких пистолетах стоял гриф “особо секретно”. Пистолет этот представляет из себя маузер усовершенствованного типа. Откуда у них секретные пистолеты? Это еще раз говорит о том, что это была акция подготовленная, акция, подтверждающая геноцид. Эту акцию задумали, ее совершили. Это была акция, направленная именно против армян. И это в нашей печати почему-то тоже не отмечается.
Еще вспомнилось: сержант о роддоме говорил. Они думали погром в роддоме устроить. Когда подскочили войска... войска подскочить-то подскочили, но то, что у них не было приказа стрелять, то, что они были с дубинками и щитами, — это тоже факт. Факт, который нельзя отрицать: солдаты шли с голыми руками на вооруженных бандитов. Так вот, значит, по словами этого сержанта, полегло около пятнадцати человек этих чурбанов и около тридцати солдат. В стычке у роддома. Когда они дрались за роддом. Не знаю, как полегло, мертвые ли были или раненые, но, говорят, пятнадцать с их стороны не встало и где-то около тридцати наших солдат, военной милиции.
Эта акция была подготовлена. Милиция участвовала во всем и содействовала этим мародерам, убийцам. Об этом свидетельствует и такой факт, свидетелем которому я был на площади Ленина. На моих глазах майор вел одного из этих “шабашников” за шиворот. Это было 2 марта. Подвел к местным милиционерам этого разбойника и говорит: “Мать вашу! Я, — говорит, — третий раз эту сволочь ловлю, и третий раз вооруженного”. Что это значит? Военные их ловили, а милиция отпускала, милиция содействовала этим “шабашникам”. Как раз, между прочим, второго числа местная милиция пропала куда-то, после второго мы ее не видели.
За эти дни мы беседовали с адъютантом коменданта города, адъютантом генерал-лейтенанта Краева. И он сказал: “Ребята, вот в принципе я сам свидетель тому, что приезжала бортовая машина и раздавала анашу, одноразовые “колики”, и ящиками водка выдавалась в районе автовокзала, я сам свидетель. Сам защитил генерал-лейтенанта Краева, когда он пытался обуздать эту толпу, которая принимала все эти наркотики, — один из бандитов бросился на него с ножом”.
Все это было заранее подготовленной акцией, направленной на уничтожение армян. Может быть, в пределах одного города, а может — как с трибуны кричали: надо поднять азербайджанцев в Баку и по всей республике и вырезать армян. Это говорил один из рядовых, который призывал толпу. С трибуны говорилось это то ли 27-го, то ли 28-го числа — не запомнилось мне. Но такие призывы были: поднять во всей республике азербайджанцев и вырезать всех армян. Так что я хочу сказать, что это было целенаправленное уничтожение людей армянской национальности. Могу сказать еще, что, несмотря на звучавшие призывы — “Русские братья, пойдемте убивать армян!”, на этот призыв никто не откликнулся.
Когда мы были в эвакопункте, приходила делегация русских учителей Сумгаита — мы были тому свидетелями. Делегация пришла с подписями, не знаю, сколько там было подписей, но листов, наверное, было 20 с подписями. И там они писали: если власти дадут возможность армянам выехать из города, то русские последуют вслед за ними. В городе много школ, и во всех школах есть русские и азербайджанские секторы. И русские учителя подписались под этим заявлением. Ну, скорее всего, были там не только подписи учителей. Если армяне выедут, говорили они, нам здесь делать нечего.
Еще задолго до этих событий они уже не имели права голоса в городе. Можно представить, что было бы, если б все армяне выехали из города: следом последовали бы русские, на тот свет. Это не только мое личное мнение, это мнение и самих русских, и мнение всех армян. Я думаю, не ошибусь, если выскажу такое мнение.
Хотелось бы еще раз обратить внимание на все эти факты, которые не могли опровергнуть даже следователи. Когда я им говорил об этом, они отвечали: “Да, да, эти факты, конечно, имели место, мы ведем расследование”, и все прочее. Да, и еще один факт, который подтвердил сам заместитель генерального прокурора СССР Катусев, — существование списков армян, с которыми они ходили. Женщина, которая давала эти списки, уже арестована, — это слова самого Катусева. И еще одно хотелось бы отметить: резня началась именно после выступления заместителя генерального прокурора Катусева. Именно так. Именно после этого началась резня. Ведь 26-го они не собирались убивать, резать, а после выступления Катусева, уже 27-го, начали резать. Вот, соответственно, тут надо все подводить к одному: это был только повод, что двое азербайджанцев были убиты, — кем и когда, заместитель генерального прокурора не сообщил и не сообщает.
Вот, в общем-то, все, что я хотел сказать по этому поводу. Хотелось бы надеяться, что правда будет восстановлена.
Подготовила Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН
НВ |
