Analitika.at.ua. Введение
Республика Армения вновь обрела независимость в 1991г. и стала строить свою самостоятельную государственность со всеми ее атрибутами и особенностями, в том числе собственной внешней политикой. Внешняя политика любого государства является не только результатом каких-либо конкретных шагов или действий дипломатов и политиков, но это еще и итог неких осмысленных (а иногда – не вполне) долговременных целей, программ или подходов в реализации и защите национальных интересов указанной страны. Одним словом, реализация внешней политики подразумевает собой и наличие определенных доктрин или концепций. Во многих случаях эти концепции оформляются в виде отдельных документов (стратегий или концепций национальной безопасности, внешнеполитических доктрин и т.д.), утверждаются парламентами или главами государств. Но в некоторых случаях (особенно в странах, не имеющих богатого опыта государственности) это могут быть неформальные или незафиксированные «на бумаге» концептуальные основы и модели проведения и реализации внешней и оборонной политики этих государств.
Республика Армения не является в этом плане исключением. Хотя в последние годы были приняты и официально утверждены многие документы страны в указанной сфере (Стратегия национальной безопасности, Военная доктрина и др.), однако основные концептуальные основы внешней политики Третьей Республики берут свое начало примерно с 1991г., а некоторые ее элементы – скажем, идеологическая и историческая основы «карабахского» или же «турецкого» векторов – может быть, даже с еще более раннего периода. Речь идет, как минимум, о последних годах существования советской власти, т.е. рубеже 1980-90-х гг., когда Армения еще не обрела независимость, но на уровне практических действий и теоретических представлений формирующейся новой политической элиты страны уже намечались контуры будущих концептуальных подходов к ведению внешней политики и налаживанию отношений страны с ближайшими соседями по региону.
«Комплементаризм»
Одной из таких фундаментальных концепций реализации внешней политики Армении, а возможно (наряду с «карабахским»» вектором) – важнейшей, стал так называемый «комплементаризм» или политика «взаимодополнения». Суть этой политики (кстати, весьма нетипичной для большинства только что обретших независимость постсоветских стран начала 1990-х гг.) заключалась в попытке совмещения и сохранения баланса между интересами всех действующих и вовлеченных в регион Южного Кавказа мировых и региональных держав, а не концентрации на какой-то иной безальтернативной ориентации в своей внешней политике – будь то «прозападная», «прорусская» или же, скажем, «протурецкая».
В этом Армения действительно несколько выделялась среди многих бывших советских республик, хотя реальная политическая элита новосозданной Республики Армения начала 1990-х гг. в целом не питала каких либо «сентиментальных» чувств к бывшему СССР или к новой России и однозначно стремилась к независимости. В отличие от соседнего Азербайджана и тем более центральноазиатских советских республик, в Армении были весьма глубокие корни антисоветского диссидентства, которые в начале 1990-х гг. даже приобретали некий оттенок русофобии у пришедших к власти политических сил. Тем не менее, Армения, естественно в связи со сложившимся вокруг нее региональным контекстом (во многом из-за осознании угрозы турецкого фактора, но в основном – из-за разгоревшейся войны в Карабахе), не пошла на открытый разрыв с Россией и даже попробовала эффективно использовать инерционное сохранение ее роли в своей внешней политике.
Естественно, что и на пути к независимости и после ее обретения Армения небезуспешно пыталась максимально использовать содействие США и европейских стран, что в значительной степени сбалансировало ориентацию на Россию в вопросах безопасности и военного сотрудничества. Кстати, надо отметить, что во внешнеполитических расчетах (пусть и несколько идеалистических) некоторых политических и идеологических лидеров Армении раннего периода независимости (Вазген Манукян, Левон Тер-Петросян) комплементаризм армянской внешней политики должен был включать (а до марта 1993г. и включал) в себя также Турцию. Отдельные элементы реализации армянского комплементаризма предусматривали также внешнеполитические инициативы в отношении Грузии.
Наиболее эффективным проявлением комплементаризма надо считать именно первые два года независимости – 1991 и 1992 гг., когда Армения в разгар войны в Карабахе смогла использовать уникальную внешнеполитическую конъюнктуру, когда Ереван получал оружие и военную технику на продолжение боевых действий от русских, деньги на строительство государственности (и на закупки вооружений в той же России) – от американцев, продовольствие и гуманитарную помощь для населения – от европейцев (при этом в основном получая их через Турцию), а топливо для воюющей против Азербайджана армии – от Ирана. Таким образом, равноудаленность и дополняемость во внешней политике Армении достигла максимума своей эффективности именно в первый срок президентства Левона Тер-Петросяна, который надо считать наиболее показательным этапом реализации политики «комплеметаризма» во внешней политике Армении, хотя тогда она так еще и не называлась.
Новый этап армянского комплементаризма, когда он в действительно стал более сбалансированным (во всяком случае, при учете интересов основных внешних факторов и мировых держав), начался в конце 1990-х гг., при втором президенте Р.Кочаряне, и связан с именем ее главного архитектора и идеолога, которому и принадлежит авторство термина «комплементаризм» – Вардана Осканяна, главы МИД Армении в 1998-2008 гг. В первой половине 1990-х гг., несмотря на неразбериху внутри самой России, Москва инерционно все еще сохраняла значительное политическое влияние и военное присутствие на Южном Кавказе, и поэтому лишь по мере убывания российского влияния в регионе с конца 1990-х гг. Армения путем «мелких шагов» действительно превратила комплементаризм в весьма сбалансированную политику «сидения одновременно на нескольких стульях». Причем в определенных случаях комплементаризм давал возможность тактически уравновешивать не только излишнее влияние Москвы в региональных процессах, но и иногда США или европейских структур (например, на некоторых этапах карабахского переговорного процесса). Т.е., Ереваном стала проводиться своеобразная политика «сообщающихся сосудов».
Именно такая внешняя политика и продолжает осуществляться Арменией в настоящее время, несмотря на перманентно раздающиеся в прессе и в заявлениях некоторых армянских политиков (естественно, в основном оппозиционной направленности) обвинений в практической несостоятельности или скором конце комплементаризма. И это несмотря на то, что каждая региональная форс-мажорная ситуация, например, события в Южной Осетии в августе 2008г. и российско-западное противостояние, дают повод властям Армении, вне зависимости от того, кто в данный момент руководит страной (а все три президента страны разными методами, но с одинаковой эффективностью использовали «комплементаризм»), вновь продемонстрировать перспективность указанной политики.
Теоретически может быть и есть альтернатива комплементаризму: попеременно в прессе и высказываниях политиков звучали и звучат призывы к Еревану определиться и наконец-то выбрать «ориентацию» – в 1990-х гг. в основном «прорусскую», а вот примерно с 2001г. – «прозападную» или «проамериканскую». Но представляется, что в реальности эти призывы являются не попытками ревизии комплеменатризма, а скорее инструментами перманентной конъюнктурной политической борьбы и реализации краткосрочных целей той или иной армянской политической партии или лидера. Дрейф властей Армении в ту или иную сторону всегда приводит к риторическим обвинениям со стороны оппозиционных сил к откату от комплементаризма, но не более того...
Правда, у ряда политических партий Армении есть некоторая преемственность в подобных заявлениях, в зависимости от потенциального электората или же, естественно, от возможных или желаемых источников финансирования. Например, для армянских коммунистов это было ностальгирующее по России старшее поколение, а «западно-ориентированная» молодежь и либеральная интеллигенция – скорее электорат АОД, и т.д.
Поэтому «комплементаризм», как название основной внешнеполитической доктрины Армении, с равным успехом можно было бы назвать, скажем, «прагматизмом». Если бы В.Осканян использовал бы в конце 1990-х гг. именно этот термин, а не «комплементаризм», никто бы и не заметил бы разницы, а сущность внешней политики Армении все равно была бы такой, какую мы ее видим сейчас и какую, скорее всего, будем видеть и в дальнейшем. Более того, «комплементаризм» в случае с Арменией можно даже использовать в качестве синонима «реальной» внешней политики.
Впрочем, как кажется, вне зависимости от интеллектуальных или идеологических достоинств Вардана Осканяна, а до него, скажем, Левона Тер-Петросян или Вазгена Манукяна, есть и иные реальные причины, зависящие как от географии и истории, так и от региональной политической конъюнктуры. Например, в отличие от Грузии, которая много чего потеряла в 1990-е гг. в противостоянии с Россией и которой после «Пятидневной войны» тем более почти нечего терять от ухудшения отношении с Москвой. Все, что она могла потерять от ухудшения отношений с Россией, Грузия и так уже потеряла на обозримую перспективу – т.е. Абхазию и Южную Осетию. Армении же есть что терять от резкого ухудшения отношений с Москвой – и это Карабах. Поэтому вполне можно сказать, что (наряду и с иными причинами) важнейшим «лоббистом» армянского комплементаризма и необходимости поддержания Ереваном хотя бы нынешнего уровня военно-политических отношений с Россией является, например, Азербайджан. Ясно, что одностороннее дистанцирование Армении от России может привести к тому, что Москва может резко перейти на сторону Азербайджана в карабахском вопросе, как это уже неоднократно бывало в начале 1990-е гг., когда Баку получил от Москвы большие объемы вооружений и значительную политическую поддержку.
Конечно, у армянского «комплементаризма» уже по определению есть и серьезные «технологические издержки» в реализации. Вести сложную и многовекторную внешнюю политику труднее, чем простую и одновекторную. Легко играть на противоречиях ведущих региональных и внерегиональных игроков, а вот совмещать их – сложно и притом приходится делать это чуть ли не каждый день. Всегда есть искушение встать на сторону одного из мировых центров силы и за его спиной противостоять другому, но иногда это бывает очень даже опасно: можно стать «разменной монетой» в играх «сильных мира сего». Поэтому Армении очень трудно вести сбалансированную политику, да и дивиденды от нее бывают более умеренными. Но, с другой стороны, и ответственность в итоги удается делить с внешними акторами, да и риски при форс-мажорных обстоятельствах бывают меньшими.
Карабахский Mainstream
В отличие от комплементаризма, карабахская проблематика является не только одной из концептуальных основ реализации внешней политики страны, а вообще идеологическим базисом строительства новой независимой армянской государственности, без которого вообще невозможно было бы представить сегодняшнюю Республику Армения. Вместе с тем Ереван уже два десятилетия достаточно эффективно использует карабахский фактор как самостоятельный ресурс своей внешней политики, вне зависимости от результатов самого противостояния из-за Карабаха с Азербайджаном.
Армянская политическая элита (как и нынешняя контрэлита) демонстрирует, что Армения готова, несмотря на все политические и экономические издержки, строить внешнюю политику вне зависимости от состояния карабахского конфликта, развиваться и продолжать процессы своей региональной и глобальной интеграции. Жесткая реальность, складывающаяся вокруг карабахского конфликта, к сожалению, не позволяет надеяться на скорое урегулирование отношений с Азербайджаном в краткосрочной или даже среднесрочной перспективе. Соответственно, необходимо смириться с этим и попытаться налаживать, в отрыве от карабахского фактора, отношения с другими странами региона, а также международными организациями и ведущими мировыми державами. Армянская политическая элита надеется, что налаживанием условий для региональной интеграции и установлением общего фона более доверительных отношений в перспективе будет создано поле для постепенного налаживания сотрудничества и с Азербайджаном.
Одним из таких путей (возможно – важнейшим) является попытка налаживания политических отношений и последующего создания условий для открытия границ между Арменией и Турцией. Другой, не менее важной концепцией является стимулирование интереса европейских организаций и мировых держав к Южному Кавказу именно в силу наличия конфликта. Фактор конфликта используется для поддержания информационного и политического интереса к региону, а также стимулирования экономической помощи и политического содействия.
Иными словами, Ереван «эксплуатирует» тему карабахского конфликта для повышения геополитической роли Армении как в региональном формате, так и на общеевропейском уровне. Еще один пример прямого использования официальным Ереваном западного политического формата для решения собственных задач – это задействование европейского и американского факторов в качестве ресурсов для нормализации отношений между Арменией и Турцией. Это, естественно, входит в прямую связь и с последующими процессами вокруг Карабаха и взаимоотношениями с Азербайджаном.
«Турецкий вектор»
С 1993г. Турция в связи с активизацией военных действий в Нагорном Карабахе закрыла свою границу с Арменией. С тех пор между двумя государствами нет полноценных дипломатических отношений, экономическое и торговое сотрудничество осуществляется через третьи страны. До последнего времени Турция выдвигала в качестве предусловий для нормализации отношений с Арменией ряд требований, связанных с карабахским конфликтом, а также процессом признания Геноцида армян со стороны организаций армянской диаспоры. Вместе с тем, вышеуказанные предусловия для нормализации отношении, за исключением проблемы Геноцида – самой острой и чувствительной для Анкары проблемы в общем блоке армяно-турецких отношений – в реальности не были теми вопросами, которые являются приоритетными для Турции или же турецкого общества.
Можно даже утверждать, что закрытыми границами и продолжающимся отсутствием полноценных отношений со своим восточным соседом Турция поставила свою региональную политику в отношении Армении (да и всего Южного Кавказа) в зависимость от позиций третьей страны – т.е. Азербайджана. Со своей стороны, политической элитой Армении примерно с конца 1990-х гг. была сформирована и использовалась некая концепция использования фактора Геноцида в качестве «неконвенционального оружия», ресурса давления для открытия границ и налаживания отношений с Турцией. Учитывая ограниченность возможностей влияния Еревана на Анкару, Армения пыталась использовать фактор особой чувствительности Турции к тематике Геноцида в качестве стимулирующего средства для нормализации отношений.
Тем не менее, за весь почти 15-летний период (1993-2008гг.) продолжалась оставаться некая константа армяно-турецких отношений: Турция держала закрытой армяно-турецкую границу и фактически осуществляла коммуникационную «полублокаду» Армении (стараясь путем экономического прессинга принудить Ереван к уступкам в вопросе Геноцида и карабахского конфликта), а Армения пыталась использовать фактор Геноцида и возможность косвенного влияния на Анкару со стороны Брюсселя и Вашингтона для принуждения Турции к изменению ее позиции и открытию границ. Ереван, конечно же, пытался использовать возможности косвенного ресурса комплементаризма в его политике в отношении Турции или, тем более, давления на Турцию через ЕС и США, а с 2008г. – возможно даже через Москву.
Заключение
Представляется, что именно «комплементаризм», «карабахский мейнстрим» и «турецкий вектор» – это наиболее важнейшие, хотя, конечно же, весьма условные концепции реализации внешней политики Армении. Естественно, нельзя провести четкую грань, где кончается одна и где начинается другая «концепция» внешней политики Армении, или же определить, которая из них в какой момент важнее в реализации политики и какая становится в тот или иной момент более превалирующей. Более того, скорее все они работают одновременно, просто в зависимости от политической конъюнктуры в конкретный временной период некоторые из них бывают более актуальными, чем другие.
Таковы основные рамки актуальных внешнеполитических концепций, сформулированных (и реализуемых) политической элитой Армении за все годы существования Третьей Республики. Вполне естественно, что может возникнуть очень обоснованный вопрос: а были ли у постсоветской армянской политической элиты иные альтернативы в планировании и осуществлении внешней политики своей страны?
Представляется, что в целом иных альтернатив практически не было, да и не могло быть. Впрочем, как и не могли быть иными оценки реализации внешней политики Армении за все годы независимости страны. Особенно с учетом той сложной геополитической и географической среды, того уникального и одновременно сумбурного исторического периода, в котором Армения делала свои первые шаги на внешнеполитической арены. С другой стороны, историческая и идеологическая тяжесть прошлого также создавали жесткие рамки для формирования внешнеполитических подходов политической элиты независимой Армении. Поэтому, с понятными допущениями, тем не менее, можно утверждать, что в целом Армения смогла довольно эффективно, или же, если угодно, – практически с минимальными потерями и ущербом пройти сложный период формирования и концептуального становления своей внешней политики в течение последних двух десятилетий.
Сергей Минасян
noravank.am |
