Analitika.at.ua. На неделе произошло событие, истинное значение которого, как представляется, у нас пока недооценено. В Москве состоялась встреча трех президентов — России, Молдавии и Приднестровской Молдавской Республики (ПМР) Дмитрия Медведева, Владимира Воронина и Игоря Смирнова.

Некоторые средства массовой информации поспешили заявить, что эта очередная попытка Кремля укрепить свои позиции на постсоветском пространстве путем активизации миротворческой роли России оказалась безрезультатной: ведь, помимо мало к чему обязывающей совместной декларации, никаких иных документов принято не было.

Однако именно некоторые формулировки декларации представляются крайне существенным шагом на пути к изменению правового аспекта переговорного процесса и хода урегулирования в целом. Дело в том, что — как немедленно подметили наблюдатели в Кишиневе и в Тирасполе — Молдавия признала ПМР стороной конфликта и фактически самостоятельным государственно-правовым образованием. Ибо в документе сказано: “Руководство Республики Молдова и Приднестровья, именуемые в дальнейшем сторонами...”. На фоне такой преамбулы сильно меркнет все остальное содержание документа, хотя декларация содержит очень интересные нюансы, о чем ниже.

Нас здесь в первую очередь может заинтересовать прецедент. Как известно, некогда Нагорно-Карабахская Республика также была самостоятельной стороной переговорного процесса в формате миротворчества Минской группы ОБСЕ. Затем, по известным причинам, Степанакерт вышел из-за стола переговоров. То, что единственным переговорщиком с армянской стороны остался Ереван, имеет скорее негативное значение. С той поры Карабах перестал быть “стороной”. И сегодня, когда посредники говорят о возможности диалога с карабахцами, они имеют в виду вовсе не официальный Степанакерт (разговор с которым, конечно, также ведется), а “армянской общиной” и “азербайджанской общиной” края. Не оспаривая гуманитарных прав карабахских азербайджанцев, отметим, однако, что подобный подход отрицательно сказывается на перспективах политического признания карабахской государственности. Отметим при этом, что сегодня та же ПМР является многоэтническим государством, минимум треть населения которого составляют граждане молдавской национальности. Что тем не менее не подводит посредников в лице ОБСЕ, России и Украины к мысли вести переговоры на уровне общин. Этого в свое время долго добивался Кишинев, но безрезультатно. Теперь молдавская сторона документально признала фактически сложившуюся в переговорном процессе ситуацию. Конечно, это вовсе не означает, что вопрос Приднестровья решится не сегодня-завтра. Важно другое: с достигнутого рубежа Тирасполь, разумеется, не отступит. А это принципиально важный рубеж, важный именно для определения будущего статуса края. В этом состоит значение “приднестровского прецедента” для процесса карабахского урегулирования. Думается, армянская дипломатия должна внимательнейшим образом отнестись к формулировкам подписанного в Москве документа.

Несомненно, лидер Молдавии Владимир Воронин продемонстрировал покладистость во многом по той причине, что вскоре в его стране должны состояться президентские выборы, в преддверии которых обострять отношения с Россией ему абсолютно не нужно. Он практически обеспечил доброжелательный нейтралитет Москвы, а значит — собственное переизбрание. И одновременно сумел ввести в декларацию пункт, который открыто демонстрирует европейский вектор молдавской внешней политики. В документе говорится, что, по итогам урегулирования, ОБСЕ может развернуть в Приднестровье свою деятельность. Каким бы отдаленным это урегулирование ни представлялось сегодня, очевидно, что в конечном итоге российской стороне военное присутствие в регионе при таком раскладе может и не быть гарантированно. Но Тирасполь на такую перспективу согласился, видимо, надеясь в будущем на что-то вроде “косовского статуса”. Как бы то ни было, представляется логичным, чтобы позитивные импульсы, заложенные в московской декларации по приднестровскому урегулированию, нашли определенное отражение в деятельности Минской группы ОБСЕ. Безусловно, это во многом зависит и от позиции Азербайджана. Хочется надеяться, что президент Ильхам Алиев, путем референдума обеспечивший себе пожизненную власть, отныне способен будет действовать более смело, поскольку теперь ему уже никогда не придется ни перед кем отчитываться за сделанное. И, кстати, в целом довольно спокойная реакция Запада на проведение референдума о пожизненном президентстве может быть своего рода авансом азербайджанскому лидеру, от которого отныне будут ожидать, как любят выражаться те же посредники, “более смелых, хотя и непопулярных” решений.

Армен ХАНБАБЯН

НВ