Analitika.at.ua. 27 января 1973 года Гурген Яникян выстрелами в американском городке Санта-Барбара положил начало новому этапу борьбы за признание Геноцида армян. Гурген Яникян по возрасту, безусловно, принадлежал к тому поколению армянских народных мстителей, которые лично пережили Геноцид и которые осуществили свои акции возмездия в самом начале 20-х годов.
Яникян же, будучи фактически старше и Согомона Тейлиряна, и Арама Ерканяна, весь жизненный опыт которых по существу сводился к национальной трагедии начала XX века, совершил акцию возмездия лишь ПОЛВЕКА СПУСТЯ, В 78-ЛЕТНЕМ ВОЗРАСТЕ, сознательно выступив своеобразным связующим звеном между двумя поколениями народных мстителей.
Гурген Яникян родился 24 декабря 1895 года в Карине (Арзруме). Ему не исполнилось и 6 месяцев, когда в Западной Армении была осуществлена очередная массовая акция Геноцида, жертвой которого стали больше 300000 невинных армян. Отец Гургена, поддерживавший тесные отношения с персидским консулом в Карине, сумел укрыть свою семью на территории консульства. Спустя две недели им удалось добраться до русской границы. Здесь выяснилось, что маленький Гурген исчез. Оказывается, он выскользнул из обледеневших рук матери, даже не почувствовавшей пропажи. Несмотря на возражения родственников, мать и старший брат Акоп решили вернуться и найти младенца. Пройдя почти 7 километров, они обнаружили Гургена почти в безжизненном состоянии, обогрели его своими телами и вернулись к границе.
Добрались до Карса. Здесь удалось устроиться благодаря захваченным с собой деньгам и поддержке местного персидского консула, о которой ходатайствовал его коллега из Карина. По его совету маленький Гурген становится персидскоподданным.
Спустя 5 лет мать Гургена, его старший брат Акоп и 6-летний Гурген тайно возвращаются в Арзрум, чтобы перенести в Карс, спрятанный в сарае железный ящичек с драгоценностями и документами. Мать и Гурген спрятались за сараем и в щелку наблюдали за Акопом, который выкапывал ящичек. Но тут два турка, услышав удары кирки, вбежали в сарай, схватили Акопа и отрезали ему ятаганом голову. Гурген вскрикнул от ужаса, но мать ладонью зажала ему рот. Гурген с такой силой прокусил ей руку, что правая ладонь у нее на всю жизнь осталась неподвижной.
Увиденное так потрясло Гургена, что после возвращения в Карс его пришлось вместе с сестрой Сатеник отправить в Швейцарию на лечение. Здесь Гурген начал посещать французскую школу.
Только через три года Гурген и Сатеник вернулись в Карс, откуда вместе с братом Левоном их отправили учиться в армянскую школу Нового Нахиджевана. После ее окончания родители послали Гургена в Эчмиадзин, где он должен был поступить в духовную академию. Но мальчик вовсе не мечтал стать священнослужителем и намеренно провалил все экзамены. Вынужденно его определили в тифлисскую школу Нерсисян, окончив которую он поступил на архитектурный факультет Московского университета.
В эти годы Гурген вполне серьезно увлекся артистической деятельностью, принимал участие в спектаклях на русском и армянским языке известных театральных трупп Москвы и Тифлиса. В театре Мейерхольда он исполнял роли Арбенина в «Маскараде» Лермонтова, Саввы - в пьесе Леонида Андреева и другие с таким успехом, что Мейерхольд предлагал ему стать профессиональным актером. А в труппе Ваграма Папазяна, с которым очень сдружился, он выступал рядом с такими знаменитостями, как Сирануйш, Абелян, Харазян и другие.
Началась Первая мировая война. Газеты ежедневно приносили горькие вести об ужасных армянских погромах. Гурген понимает, что пришло время отомстить за брата и других невинных жертв. Он собрал 50 добровольцев и отправился с ними в Тифлис, где его отряд поступил в распоряжение командира 2-й дружины Дро.
Дружина отбывала в Западную Армению через Игдыр, куда прибыли попрощаться и родители Гургена. При расставании отец сказал: «Сынок, отомсти за свой народ, не опозорь меня». Гурген ответил: «Отец, неужели ты сомневаешься во мне?»
В составе дружины Дро отряд Яникяна восстанавливал разрушенные мосты и проводил разведку в тылу врага. Однажды, возвращаясь из очередного рейда, Гурген обратил внимание на странный холмик, прикрытый камнями и травой. Под ними оказалась пещера, скрывавшая целый турецкий арсенал. Гурген двумя гранатами взорвал арсенал, но повредил себе спину и попал на три месяца в госпиталь. Там ему вручили Георгиевский крест. Завершив лечение, Гурген вновь вернулся в действующую армию.
Карс заняли турки, и семья Яникянов бежала в Тифлис. После освобождения города Гурген нашел свой дом и принадлежавший отцу завод по переработке нефти полностью разрушенными и сожженными. Во дворе церкви штабелями были сложены более трех тысяч обугленных тел, в центре двора, отдельно - сотни изуродованных и полусожженных тел женщин и девушек. Позже Гурген признавался: «Во всей истории моей жизни как очевидца-свидетеля Геноцида именно здесь мне пришлось увидеть самую жестокую сцену, которая оставила неизгладимый след в моей памяти и душевных чувствах. С этого дня месть стала главной целью моей жизни. Когда мы на 50 военных повозках вывозили покойников из города, чтобы захоронить их в общих ямах, передо мной предстала еще одна ужасная сцена: у стены, обняв друг друга, с открытыми глазами, словно просящими у меня помощи, лежали наш зять Хачик и его 7-летний сын. Русский священник похоронил обоих на армянском кладбище».
После революции армия была расформирована, и Яникян возвратился в Москву, чтобы завершить прерванную учебу. Успешно защитив диплом, он еще некоторое время продолжил образование в Швейцарском университете.
Возвращается в Тифлис, откуда направляется в Харьков на ответственную работу. Здесь он женится на Шушаник Комурджян, девушке из известной новонахиджеванской семьи. В качестве главного условия женитьбы Гурген просил обещания Шушаник помогать ему в выполнении данной им клятвы. Шушаник обещала и оставалась верной своему обещанию до последнего дня жизни. Умерла она в апреле 1974 года.
В самом начале 30-х годов Гургену и Шушаник удалось выехать в Иран. Помогли когда-то оформленные консулом в Карсе документы. Как рассказывает сам Яникян, во время суровой зимы 1929/1930 годов вследствие проведенной Сталиным коллективизации почти 40 млн человек от Кавказа до Дона оказались на грани голода. Яникяну, получившему чрезвычайные полномочия, удалось в кратчайшие сроки доставить крестьянам семена, что спасло их от верной смерти. Он был награжден почетной грамотой правительства, денежной премией и, главное, разрешением выехать с женой в Иран, подписанным Сталиным и Калининым.
Описывать 15-летнюю жизнь Гургена и Шушаник в Иране здесь нет никакой возможности. Скажем только, что принадлежащая им строительная компания, выполняя крупнейшие заказы правительства, построила первый в Иране подземный оружейный завод, строила мосты, дороги, в том числе и железные дороги (в частности, была проложена в годы Второй мировой войны железная дорога от Персидского залива до советской границы, по которой доставлялась в СССР помощь союзников). Шушаник, врач-гинеколог по специальности, открыла собственную клинику, пользовавшуюся блестящей репутацией. Они стали очень состоятельными людьми и могли наконец приступить к осуществлению своего замысла, о котором Гурген писал так:: «Наш план был очень прост: на наши личные средства тайно подготовить фильм для того, чтобы показать миру перенесенные нашим народом страдания и зверства турок, Геноцид армян, не забыв и о предательстве так называемых цивилизованных наций.
Севр и Лозанна должны были получить достойную оценку в нашем фильме. Книгу и сценарий я уже написал, а название придумала моя жена – «Рай». Фильм (вместе с пояснительными брошюрами) должен был быть показан бесплатно во всех концах мира. Мы хотели потрясти совесть человечества, пробудить наш дремлющий народ, новую жизнь и надежду внушить молодому поколению, призвать его к борьбе за наши права».
По завершении строительства стратегической железной дороги правительство США награждает Гургена Яникяна и предоставляет американское гражданство, которое, как он справедливо считал, откроет ему большие возможности. До отъезда в Калифорнию Гурген дважды посетил Дер Зор и Багдад, побывал в местах массового истребления армян в 1915 году, заснял тысячи кадров. Однако его отъезд из Персии и получение американского гражданства не понравились шаху, который не позволил Яникяну получить причитавшийся ему 1 миллион долларов и завершить работу над фильмом.
Не сумел он получить причитавшиеся ему деньги и позже, хотя и обращался в суд на основании существующего в США закона, согласно которому «ни одно зарубежное государство не может получать помощь от Америки, если оно должно хотя бы одному американскому гражданину, имеющему несомненные доказательства этого». И хотя у Гургена на руках были все необходимые документы, справедливого решения американского суда он так и не добился - слишком велики были и тогда интересы США в Иране. Отступая от нашего повествования заметим, что в соответствии с этим упомянутым в воспоминаниях Яникяном законе многие сотни, а то и тысячи американских армян могли бы потребовать у своего правительства приостановить оказание помощи Турции, без которой последняя не прожила бы и месяца.
Многократные обращения в прокуратуру штата ни к чему не привели, и с идеей фильма пришлось расстаться. И Яникян стал искать другие возможности реализации данной отцу клятвы. В этой связи уже во время судебного процесса над ним Яникян спросил председателя суда: «Неужели справедливо, что на скамье подсудимых рядом со мной не находится прокурор штата, ибо именно он направил меня к гостинице «Балтимор» и вынудил, вопреки моей воле и принципам, превратить мой кулак в пулемет».
Однако жизнь Яникяна в Штатах вовсе не свелась к борьбе за получение иранского долга. Нет, конечно, его деятельная натура и многообразные интересы побудили совершить 4 кругосветных путешествия для проведения серьезных исследований в области истории народов и религий. Во время этих путешествий он имел множество встреч с такими знаменитыми современниками, как греческий король Георгио II, король Египта Фарук, коммунистическими лидерами, министрами и т. д. Многие из них оставили свои автографы на редкой турецкой банкноте, которую вместе с картиной, висевшей в спальне султана Гамида, Гурген использовал для знакомства с двумя турецкими дипломатами.
В эти же годы Гурген Яникян опубликовал в европейских газетах множество политических, искусствоведческих, в основном театроведческих, социологических статей под псевдонимом Негруг, его книги «Победы Иуды», «Крест Гарена», «Голос американца», «Вознесшийся Иисус», «Личность», «Симфония жизни», «Наша миссия» и «Рай» переведены на многие языки. На основе книги «Рай» снят 20-часовой фильм о турецких зверствах, однако американские власти не позволили завершить фильм.
В США Яникян создал прибор «Янискоф», способный «видеть» на 400 ярдов в глубину. Он подарил безвозмездно свое изобретение правительству США с условием, чтобы оно использовалось только в добрых целях. Однако, когда он обратился с просьбой к тому же правительству США с просьбой предоставить ему прибор для поиска братских захоронений в пустыне Дер Зор, где он хотел возвести гигантский памятник жертвам Геноцида, оно отказало ему, опасаясь испортить отношения с Турцией.
В своих воспоминаниях «Цель и истина» Гурген Яникян пишет: «Три дня я не выходил из дома. Три дня я искал выход. Все эти три дня перед моими глазами проходили картины моей 78-летней жизни. И среди них неизменно возвращающееся видение - кровь, бьющая фонтаном из перерезанной шеи брата...
Итак, решение мое окончательно. Неожиданным шагом привлечь внимание, что даст мне возможность говорить, требовать, что должно пробудить мой дремлющий народ... Кровь. Кровь. Я всегда был против крови. Полагал, что слово сильнее крови. Но жизнь доказала, что я глубоко ошибался. Уроки жизни подсказали мне, что только кровью ты можешь привлечь внимание человечества. Видение даже подсказало мне, чья это должна быть кровь. Кто уничтожил мой народ, кто попрал все святыни, справедливость, всякое право?.. Варварское турецкое правительство. Вот кому я должен объявить войну во имя возвращения наших справедливых прав.
Я не выступаю от имени какой-либо партии, течения или группы. Я буду действовать как армянин, который устал ждать, обманут многими обещаниями и больше молчать не может. Я обращусь к подобным мне отдельным армянам, призвав их продолжить войну, объявленную мною турецкому правительству. Не сомневаюсь, что в нашей нации найдутся многие, готовые пожертвовать своей жизнью, если потребуется...
И еще я был убежден, что если вопрос нашего Геноцида не получит оценки, человечество исчезнет с лица нашей земли...»
Так рассказывал Гурген Яникян, осужденный на пожизненное заключение, в своих обрывистых воспоминаниях «Цель и истина», о принятии им решения, которое изменило всю его жизнь. Человек искусства, художественная натура, он с этого дня последовательно составлял сценарий, как он называл, «спектакля» и параллельно воплощал его в жизнь.
Безусловно, эти последние годы (как, впрочем, и вся предшествовавшая им жизнь Гургена Яникяна) требуют детального описания. Описания не столько событийного (хотя сюжет детективного по сути «спектакля» закручен мастерски), сколько психологического, фактическая основа которого заложена в уже упоминавшихся воспоминаниях его автора и одновременно главного действующего лица.
Почему он решил, что местом действия должна стать Калифорния (сам он жил в это время в Санта-Барбаре, а перемещаться с оружием посчитал опасным)? Почему он решил, что объектом акции должны стать турецкие консулы (других чиновников турецкого правительства здесь не было)? Почему он решил, что это должен быть не консул в Сан-Франциско (он показался Яникяну «слишком ничтожным» для такого дела), а Лос-Анджелеса (тем более, что чиновников здесь было двое)? И так шаг за шагом и в полном одиночестве (Шушаник в это время уже лежала тяжело и безнадежно больная).
Для знакомства с турками (а это был обязательный элемент сценария) нужен был серьезный и не вызывающий подозрений повод. И такой повод Яникян нашел: он явился в консульство под видом тщеславного перса Гурги-хана, который готов подарить турецкому правительству имеющуюся у него уникальную купюру с подписями знаменитых людей в обмен на достойный орден. Подумав, что этого туркам может показаться мало, Яникян решил присовокупить к купюре имевшуюся в его коллекции картину итальянского художника, которая висела когда-то в спальне султана Гамида. Эта картина, изображавшая нагую купальщицу, во время революции была украдена и спустя годы подарена Яникяну.
Турки, естественно, заинтересовались предложением. Они попросили у него копию купюры и фотографию картины для отправки в Анкару, откуда и должен был прийти окончательный ответ.
До получения ответа Яникяну необходимо было переделать массу дел. Прежде всего разместить свою ценнейшую коллекцию. Он вступил в переписку с Ереваном и предложил официально пригласить его, чтобы лично вручить подарки - 2 картины (одна из них знаменитая «Восточная комната» М. Сарьяна) и перстень армянского царя, подобного которому в музеях Армении не было. В Ереване он был лишь однажды, когда проезжал в Эчмиадзин для поступления в духовную академию. И вот теперь он мечтал увидеть столицу Советской Армении, священный Арарат, а также повидаться с сестрой Сатеник, которую не видел 42 года, и племянницу Тамару, которым до этого помогал всю жизнь.
Исполненное восхищения описание 15-дневного пребывания в Ереване мы здесь из-за нехватки места опускаем.
Спустя некоторое время после возвращения Яникян узнал, что турецкое правительство принимает его предложение. Он может передать консулу подарки, а орден получит по их прибытии в Анкару.
Место встречи, день и час назначили турки. Отель «Балтимор». Через 15 дней, 27 января 1973 года. Суббота.
Написал необходимые письма. Раздарил все имущество молодым друзьям. Каждый вечер, не изменяя привычке, проводил время в развлечениях. В пятницу вечером с почтой разослал около 300 писем, оставил только 10 местных, чтобы они дошли после того, как все будет закончено. При себе оставил только по одному экземпляру собственных книг и письма, полученные от президентов Джонсона и Никсона.
Вечером пошел на берег океана и отдался воспоминаниям. «Видел себя в нашем тифлисском доме. Я - 16-летний ученик русской Коммерческой школы, возвращаюсь после уроков, целую маму и, положив голову ей на колени, прошу рассказать о моем детстве. Поглаживая голову, она начинает: «Ты должен был родиться через месяц. Мясник-турок купил новое оружие и, чтобы испробовать его, убил твоего дядю перед нашим магазином. С этого начались погромы в Арзруме. Дядю ночью мы похоронили во дворе нашего дома. Я не выдержала, и ты появился на свет на 3 недели раньше срока. Священника не было, отец помолился, и мы назвали тебя «Сын резни»... Мы, 27 человек, большие и маленькие, спрятались в сарае иранского консульства. Прижавшись друг к другу, сидели молча. Вдруг ты заплакал и, что я ни делала, не замолкал. Жена дяди сказала: «Праксима, задуши мальчика, не то мы все погибнем». Что мне было делать, засунула тебе в рот кончик шали. Когда ты начал синеть, не выдержала, вытащила шаль. Так я повторила 2-3 раза, многие плакали, отец твой тоже беззвучно лил слезы. Не могу, сказала я, не могу своими руками задушить своего мальчика. Если Господь захочет, защитит моего сына... Взяла тебя и ушла в дальний конец сада. Отец твой по ночам приносил нам хлеб и воду».
Гурген Яникян знал, что ему предстоит сделать утром. По отношению к туркам, с которыми должен был встретиться, он не испытывал никаких чувств. Они для него были лишь «средством достижения цели. Эти или другие - для меня было безразлично. Я чувствую, что плачу... Но это не были слезы сожаления или сомнения, а бешенства, возмущения тем, что ход событий вынудил меня прибегнуть к методу, который всегда был для меня неприемлем. Для достижения цели я вынужден пожертвовать, возможно, самым главным из своих принципов».
Он вернулся в отель, предупредил, чтобы его разбудили в 8 часов утра. В 9 пошел попрощаться с Шушаник. В 10. 00 вернулся в свой номер и занялся последними приготовлениями. Вышел во двор и стал прогуливаться в ожидании гостей.
Вернулся в номер. Взял заранее подготовленный том «Кто есть кто» с вложенным в него парабеллумом и положил на столик перед зеркалом. Осмотрел также браунинг и отложил в сторону, накрыв еженедельником «Тайм».
Из окна увидел, что гости вошли в фойе, вышел навстречу. Обмениваясь любезностями, вошли в номер. Главный консул попросил позволить осмотреть купюру, а сам передал Яникяну письмо из Анкары с согласием принять подарки на его условиях. «Я решил, прежде чем перейти к делу, сказать им несколько слов, чтобы они узнали, кто я и почему они должны умереть, - пишет Яникян. - Без обиняков сказал:
- Я армянин и родился в Арзруме».
После непродолжительного диалога, когда разъяренные турки пытались наброситься на него, он схватил оружие и тринадцатью выстрелами уложил обоих. Затем вызвал полицию и 15-20 минут спокойно дожидался ее приезда.
Судебный процесс, несомненно, заслуживает отдельного рассказа. Прежде всего он оказался вовсе не таким, каким представлял его Яникян. Он надеялся, что в какой-то степени удастся повторить берлинский процесс Тейлиряна, не в том, конечно, смысле, что он будет оправдан, а в том, что процесс даст возможность ему самому и защитникам напомнить миру об ужасах Геноцида армян. Этого не случилось и не могло случиться, ибо теперь уже режиссерами спектакля, исполняемого американским правосудием, были турки. Как писал после суда Яникян в письме к президенту США, он не знает другого такого случая, чтобы суд отказался выслушать мотивы преступления. Эту тенденциозность суда фактически признал и прокурор Минер 25 лет спустя: «Сожалею, что не позволил полноценно представить факты, относящиеся к Геноциду, не потому, что Яникян мог быть выпущен на свободу, а потому, что самые темные страницы истории - геноциды - должны быть выявлены, чтобы подобные ужасы отныне не повторялись. К сожалению, Геноцид армян до сих пор не осужден».
С другой стороны, Яникян не получил ожидаемой поддержки от соотечественников. Дело дошло до того, что созданный в его защиту комитет, включавший и представителей трех армянских партий, вследствие возникших с Яникяном разногласий был распущен, и он оказался отрезанным и от армянской прессы, и от общественности.
Как бы то ни было, приговор суда был предрешен: пожизненное тюремное заключение.
Между тем сам Гурген Яникян в своих тюремных записках указывает на целых 6 положительных последствий своей акции: среди них, безусловно, привлечение внимания мировой общественности к проблеме Геноцида и, как он говорил, пробуждение армян. Находясь в заключении, он узнал о появлении нового поколения народных мстителей, призванных к действию его выстрелами и назвавших свою организацию его именем. Но это уже другая частица армянской истории.
...В 1981 году, после 8-летнего пребывания в тюрьме, Гурген Яникян был переведен в закрытую для посетителей больницу, где и скончался после долгой болезни 27 марта 1984 года.
Еще во время судебного процесса один из его адвокатов объяснял суду, что «Яникян - одна из важнейших частиц армянской истории». Осознание этой истины необходимо всем нам.
Левон Микаелян
DeFacto.am |
