Analitika.at.ua. Близится День Победы — освобождение Шуши, ставшее одним из важных эпизодов войны в Нагорном Карабахе. Отрывки из очерка “Однажды в Карабахе” Владимира ТАШПЕКОВА возвращают к самому началу карабахских событий, когда он, ефрейтор внутренних войск, неожиданно оказывается в Карабахе и становится их невольным очевидцем и участником. После демобилизации В.Ташпеков занялся литературным творчеством — пишет стихи, рассказы, очерки. Его карабахские воспоминания написаны достаточно объективно, без предвзятости и без прикрас. Тем не менее автор не согласен “с обвинениями в адрес внутренних войск как карателей...” Думается, он не прав. Если ему посчастливилось не участвовать в карательных действиях, то вовсе не означает, что их не было. Достаточно вспомнить об операции “Кольцо”, когда внутренние войска вместе с азербайджанским ОМОНом депортировали армян Северного Карабаха...

ТРЕВОГА

Я проходил срочную службу в Куйбышеве. Наш батальон внутренних войск выполнял в городе функцию по охране общественного порядка. Мы носили обычную милицейскую форму и шесть часов пять раз в неделю несли в городе патрульно-постовую службу. Аналогичные батальоны были размещены во всех областных центрах СССР, а в наиболее крупных городах Советского Союза размещались полки. Алматинские события 1986 г. послужили началом использования внутренних войск в межнациональных конфликтах.

Итак, перенесемся в февральские дни 1988 года. Двадцать третьего февраля на торжественном построении командир батальона подполковник А.Пейсахович поздравил нас с праздником и, как водится, зачитал приказ о поощрении отдельных военнослужащих. Мне, согласно этому приказу, выпала несказанная удача — отпуск сроком десять дней. Что может быть лучше для солдата, пожалуй, только дембель. Согласно приказу, в этот день я мог отправиться домой, но этого не последовало. После обеда было объявлено усиление. Дважды была объявлена команда — “Сбор!”, по которой батальон в полном боевом облачении с оружием и спецсредствами, в бронежилетах выстраивался на плацу. Были отменены, несмотря на праздник, все увольнительные в город. Причину усиления не знал никто. Сразу по части распространились слухи, что это связано с волнением крымских татар, позже — демонстрациями в Прибалтике. Приблизительно в час ночи 24 февраля 1988 года батальон уже сидел на борту военно-транспортной авиации и готовился к отлету. Температура воздуха приближалась к тридцати градусам мороза. Проведя в полете около трех часов, мы приземлились в городе Кировабаде (ныне Гянджа). Температура воздуха на улице была около плюс пяти. Немного очумев от контрастов температур, мы наблюдали за взлетной полосой, которая находилась в постоянном движении, то и дело садились новые самолеты. После выгрузки из самолета нас посадили по машинам, и мы отправились в путь. Ехали в общей сложности часов десять. Пару раз останавливались на перекур. Местность в начале пути была равнинная. Вся дорога, от горизонта до горизонта, была заполнена гигантской колонной машин. “Это сколько же войск сюда понагнали? Видно, заварушка знатная здесь произошла”, — поделился своими соображениями командир нашей роты капитан Васильев. И в подтверждение этих слов прозвучала команда на построение, где комбат и замполит довели до нашего сведения, что между армянским населением, преимущественно проживавшим в Нагорно-Карабахской автономной области Азербайджанской ССР, и азербайджанцами произошел конфликт, грозивший перерасти в межнациональные столкновения. Перед внутренними войсками стала задача не допустить этого.

АСКЕРАН

К вечеру того же дня наш батальон добрался до административных границ Нагорно-Карабахской автономной области. Наша войсковая часть обосновалась в средней школе города Аскерана. Местные жители встретили нас очень радушно, женщины дарили офицерам цветы, солдат угощали конфетами и фруктами. За два дня до нашего приезда в городе произошло столкновение. Далее приведу материал из Википедии — свободной энциклопедии: “22 февраля 1988 у армянского населенного пункта Аскеран происходит столкновение с использованием огнестрельного оружия между группами азербайджанцев из города Агдам, направляющимися в Степанакерт “для наведения порядка”, и местным населением. Погибли 2 азербайджанца, по крайней мере один из них — от руки милиционера-азербайджанца. Более массового кровопролития в тот день удалось избежать. Тем временем в Ереване проходит демонстрация. Число демонстрантов к концу дня достигает 45-50 тысяч. В эфире программы “Время” затрагивается тема решения областного совета НКАО, где оно названо инспирированным “экстремистскими и националистически настроенными лицами”. Такая реакция центра только усиливает негодование армянской общественности.

Аскеран был приграничным городом Карабаха. На момент конфликта там проживали около пяти тысяч человек. Обстановка в поселке после столкновения была нервозная, то и дело просачивались слухи о том, что со стороны Агдама вновь пойдет толпа, чтобы устроить погром. В эти дни до нас дошла информация о чудовищной резне армян в Сумгаите. Для нас это было шоком. Генерал А.Лебедь точно передал обстановку тех дней: “В Сумгаите я побывал несколько позже. И там впервые, после Афганистана, на родной своей (как я тогда считал) земле увидел сожженные грузовики и автобусы, сгоревшие дома, природно-черные, но побелевшие от пережившего ужаса волосы людей и глаза, глаза... Тогда же пахнуло средневековым садизмом, звериной, нечеловеческой жестокостью, густо перемешенной с глупостью”. (Александр Лебедь. За державу обидно. М., 1995)

Однако наше присутствие помещало планам погромщиков. С первых дней своего пребывания в Аскеранском районе бойцы взяли под охрану нефтебазу, больницу, отдаленные горные селения, расположенные в непосредственной близости от границы. На трассе Агдам — Аскеран — Ходжалы — Степанакерт был выставлен усиленный блокпост. Службу несли совместно с местными милиционерами-гаишниками. Однажды я попал на службу в одну из горных деревень района, мне выпало на долю охранять местную больницу. Впрочем, больницей назвать крохотный деревянный домик на отшибе села трудно. Ночь выдалась по-настоящему суровой, виной этому был не холод, а крики боли рожавшей женщины. Под утро родился мальчик. Сейчас, по прошествии стольких лет, я иногда задаюсь мыслью, как сложилась судьба младенца рожденного в мартовские дни восемьдесят восьмого года.

К началу мая обстановка в Карабахе стала понемногу нормализоваться. Наш батальон стал собираться к месту постоянной дислокации. Нас провожали всем поселком. Уезжая, мы грустили, мы подружились с этими гостеприимными людьми. Мы даже и не предполагали, что через двадцать дней вновь прилетим в Нагорный Карабах, на этот раз в Степанакерт.

СТЕПАНАКЕРТ

Июнь месяц. Разгар жары. Температура воздуха в тени плюс сорок. Рубашка промокла от пота насквозь, бронежилет препятствует доступу воздуха. Постоянно хочется пить. Минеральная вода, набранная во фляжку прохладным утром из источника, нагрелась и отдает привкусом железа. Прямо напротив несанкционированная демонстрация, толпа постепенно начинает заводиться. Слышны в такт распеваемые речевки: “Ленин, партия, Горбачев! Сталин, Берия, Лигачев! Арцах! Миацум!”

Мы стоим в оцеплении, перекрываем площадь со стороны центральной улицы, за спиной Нагорно-Карабахский обком партии. Наиболее рьяные демонстранты, то ли активисты движения, пытаются вызвать нас на разговор, последствия которого трудно предугадать. Мы молчим, обидно, но пропускаем мимо ушей ту брань, что слышим в свой адрес: “Оккупанты! Сколько вам заплатили “мамеды”? Уезжайте назад!” Кое-где доходит до того, что приходится отбиваться от наседающих нарушителей порядка. Главное — не поддаться провокации. Кажется, вот-вот произойдет столкновение. Надо отдать должное тому, что среди демонстрантов, к счастью, находились здравомыслящие люди, такие как Роберт Кочарян, лидер Арцахского движения, руководитель партийной организации шелкового завода, и его соратник Серж Саргсян, помощник первого секретаря обкома партии НКАО. Оба в будущем станут президентами Армении. Благодаря их трезвому уму, позволявшему предугадать последствия, удалось удержать эту массу от противоправных действий.

В это знойное лето 1988 года наш батальон вместе с другими частями внутренних войск, расквартированными в Нагорном Карабахе, нес службу по 18-20 часов в сутки. Время было неспокойное — постоянные митинги и демонстрации. Нашим местом службы была центральная площадь. Еду привозили прямо сюда, когда выпадала возможность. Но полноценно перекусить не всегда удавалось. Внезапно звучал сигнал тревоги, и мы бежали на выручку товарищам. В этот раз, как и в первую командировку, мы прилетели в Карабах без оружия. На вооружении, кроме резиновых дубинок ПР-73 и пластиковых щитов, у нас ничего не было. Множество возникавших инцидентов решали преимущественно мирным путем, уговаривая и лишь как крайнее средство пускали в ход дубинки.

Ближе к утру мы возвращались со службы. Наскоро перекусив, забывались крепким сном, но надолго ли? Временами приходилось по 5-6 раз подниматься по тревоге. Как-то раз войсковой наряд, которым командовал я, нес службу в районе улицы Узбекистан, где проживала азербайджанская община. Обойдя патрулируемый район, мы удивились, что на улице не встретили никого, несмотря на час пик, было 18:30. Лишь через полчаса из одного из домов вышел мужчина-азербайджанец и стал приглашать зайти. Мы, вежливо поблагодарив, отказались. За время нашего отсутствия на улице могло произойти все, что угодно. Тогда хозяин вынес на улицу небольшой столик, где стоял чайник с незатейливым угощением. Угощая солдат, мужчина пожаловался: “Как хорошо и дружно мы все жили! Не было различия, кто ты: армянин или азербайджанец. А с осени прошлого года волком стали смотреть друг на друга”.

...Город был расположен на некотором возвышении от дорог, ведущих практически во все концы автономной области. Степанакерт представлял собой оазис цивилизации среди уходящих ввысь, в пространство величественных хребтов Карабаха.

Наш батальон разместили в пригороде Степанакерта, в помещении школы-интерната. Рядом в нескольких десятках метров был источник минеральной воды. Наш военврач строго-настрого запретил нам пить сырую воду. Предстояло адаптироваться к местным условиям. Естественно, в первое время наставления доктора игнорировались. Начались отравления желудка, и пришлось переходить к употреблению минералки. Заболевших бойцов лечили простым и проверенным способом: врач разводил в кипятке марганцовку и заставлял выпить чайник такого “эликсира”. Обычно после такого лечения на следующий день хворь отступала.

В конце июля 1988 г. нашу войсковую часть сменили. Мы опять вернулись в Куйбышев, чтобы через два месяца прибыть вновь в приграничный с Карабахом азербайджанский город Физули.

ФИЗУЛИ

В середине сентября наш батальон уже третий раз вылетал по тревоге в Азербайджан. На этот раз мы из Кировабада отправились по знакомой дороге на Агдам. Там свернули в южном направлении, в сторону Физули. Этот районный центр не входил в состав НКАО. Он был построен в 1827 году как русский форпост и имел название Карягино. В 1959 году был переименован в честь великого поэта Мухаммеда Физули. В момент нашего приезда в Физули в городе оставалось с десяток армянских семей. Армяне постепенно покидали сулившую им унижение и опасность малую Родину, переезжая в Карабах или Армению. К осени в городе остались лишь те семьи, где были старики и инвалиды. В городе проживало и небольшое количество русских семей. Их предки заселили эти земли в XVIII веке. Спасаясь от гонений царского правительства, сектанты-молокане бежали на юг России, многие осели в Закавказье. Жили они очень замкнуто и сохранили свою веру и традиции.

Город утопал в зелени садов, центральную часть украшала старинная мечеть и комплекс мавзолеев. Батальон был размещен в профессионально-техническом училище. К нашему приезду местные власти готовились, в помещении спортивного зала рядами были аккуратно сложены раскладушки. В Аскеране и Степанакерте бойцы жили более аскетично: спали на полу, подстелив под себя матрасы.

Октябрь прошел сравнительно мирно. Случалось, что пару раз мы выезжали собирать виноград. Службу преимущественно несли ночью. Там на маршрутах патрулирования мы ощутили на себе кавказское гостеприимство. Несмотря на позднее время суток, нас приглашали в гости, подавая к столу самое дорогое, что было в доме. Анализируя произошедшие позже события в городе, я задаюсь вопросом, как могло произойти, что поведение этих людей через два месяца станет совершенно иным. В чем причина возникшей жестокости и ненависти, охватившей большинство горожан? Фанатизм, безумие или искусно поданный кем-то образ Врага?

ВОЛНЕНИЯ В ГОРОДЕ

Беспорядки в городе начались 23 ноября 1988 года. В то утро, заканчивая дежурство, я услышал по радиостанции приказ выступить к Физулинскому РОВД.

К восьми часам утра личный состав первой патрульной роты в/ч 54 был собран во внутреннем дворике Физулинского РОВД. Белое двухэтажное здание, где было расположено РОВД, окружал каменный забор, за стеной сбоку в небольшом одноэтажном домике находился отдел КГБ района. Толпа, численность которой была примерно тысяча человек, собралась на площади и митинговала. Транспаранты пестрили лозунгами: “Армяне — вон из Физули!”, “Наведем порядок в Карабахе!”

Скопище протестующих вели себя пока спокойно, но в толпе то и дело были слышны предложения идти на захват здания РОВД, райком и другие государственные учреждения. На сайте десантников об этих событиях красноречиво написано следующее: “В ноябре-декабре 1988 года особенно критической стала обстановка в Баку, Кировабаде, Физули и других городах Азербайджана. Начались погромы государственных органов управления и объектов МВД. К забастовкам в Баку стали не призывать, а принуждать. Особенно тяжелая обстановка сложилась в г.Кировабаде. Около трети его населения составляли компактно проживавшие армяне, и обе части города до сих пор разделяла только река.

В конце ноября вооруженные толпы с канистрами бензина и самодельными гранатами двинулись к армянской части города, имея цель ее окружить, сжечь большинство принадлежавших им предприятий торгово-бытового обслуживания и захватить дома. Над десятками тысяч людей повисла угроза жестокой расправы.

То, что такие события происходят по всему Азербайджану, тогда мы не знали. Личный состав Физулинского РОВД был деморализован, усатые полные дядьки с сержантскими нашивками были в растерянности. Некоторые, особенно продвинутые, из соображений личной безопасности уже покинули здание райотдела. Наиболее смелые и мужественные менты забаррикадировались на втором этаже отдела. С виду здание РОВД было похоже на бастион, стальные массивные двери при входе, крепкие запоры и железные решетки указывали на то, что здание могло выдержать осаду при грамотной обороне.

Толчком к агрессивным действиям стал бедолага-участковый, имевший несчастье в нетрезвом виде пройти через площадь к зданию РОВД. Жестоко избив, его бросили в клумбу перед парком. Синяя форменная рубашка от побоев пропиталась насквозь кровью. Жребий был брошен!

В последующие минуты были перевернуты все автомобили, припаркованные к площадке у РОВД. Воздух пропитался насилием. Люди с остервенением крушили машины. Другая часть нападавших действовала более организованно. Поджигая шины, они перебрасывали их к нам во двор РОВД. Вслед за шинами полетели арматура, камни и куски плит, отколотые с монумента героев революции. Штурмующие безуспешно пытались преодолеть стену. Командир роты четко поставил задачу: “Не допустить проникновение во двор посторонних лиц любыми средствами”. На всю роту (60 человек) у нас было шесть АКС-74, но ротный запретил открывать огонь. Примерно с полчаса мы держали оборону. Получив отпор, осаждающие переключили свое внимание на менее значимые объекты, были разграблены два магазина. Помещение РОВД, хранившиеся в нем документы и оружейная комната были сохранены и не достались преступным элементам. Мы обратили внимание, что соседнее здание госбезопасности, стоявшее впритык к забору РОВД, никто не охранял, да и попыток проникнуть туда никто не предпринял. Поистине странные вещи происходили в тот день...

К обеду из расположенного по соседству в Нагорном Карабахе города Мартуни к нам на помощь прибыл оперативный полк внутренних войск. Совместными усилиями толпа была рассеяна, наиболее оголтелых участников волнений задержали и передали в руки местной милиции. На следующий день, впрочем, их отпустили.

Последующие дни были наполнены новыми эпизодами. Наличие в райцентре значительных сил правопорядка не помешало прибытию из сел района свежих отрядов погромщиков. Сейчас я прихожу к выводу, что деятельность погромщиков была спланирована и организована. Они действовали по заранее отработанному сценарию, конечной целью которого было дестабилизировать обстановку в приграничных с Карабахом азербайджанских районах. В случае успеха это привело бы к падению существующих там институтов власти. Обращаясь к сайту десантников, нахожу подтверждение своих выводов: “В результате предпринятых решительных мер были прекращены кровавые столкновения в г.Кировабаде, на границе с Нагорным Карабахом и на границе между Арменией и Азербайджаном. В результате стали быстро и эффективно решаться многие проблемы, в том числе копившиеся годами”.

Одновременно в эти дни приходилось участвовать в защите оставшихся в Физули армянских семей. Недавно на одном из сайтов вычитал следующее со ссылкой на “Милосердие и защита” — Аида Пределе, “Атмода” (Рига), 27.03.89 г.: “Семья Амбарцумянов из Физули, десять человек. Их дом разграблен и сожжен. Соседи-азербайджанцы, с которыми всю жизнь ладили, с наступлением темноты били окна, камень попал и в моего собеседника. В Физули 130 армянских домов. Они разграблены, многие сожжены. Одна из дочерей Амбарцумяна, учительница, в 7-м классе была встречена выкриками: Долой армян! Да здравствуют наши сумгаитские герои!” К моменту событий конца ноября 1988 года хочу подчеркнуть как очевидец этих событий. В Физули было около десяти армянских семей. Степень их страданий невозможно измерить. Бесчисленные оскорбления, угрозы физического устранения, животный страх перед озверевшей толпой. Реальность происходившего ужасала и сильно напоминала кошмары Варфоломеевской ночи.

Нам помимо охраны общественного порядка приходилось выполнять миссии миротворческого характера. Сопровождать колонны беженцев, где часто попадали под обстрелы боевиков и засады. Переправив очередную партию армянских беженцев из Азербайджана в Карабах, мы забирали в Карабахе новую партию, на этот раз азербайджанцев. Получался замкнутый круг!

К началу декабря 1988 года напряженность в городе пошла на убыль. Последняя армянская семья 30 ноября покинула Физули. Жизнь вернулась в городе в привычное русло.

***

В первых числах июня 1989 г. меня и моих товарищей, отслуживших установленный срок службы, демобилизовали. Домой мы возвращались вполне зрелыми мужчинами, приобретя некоторый жизненный опыт. Мы были благодарны своим командирам за то, что их профессионализм, военная выучка, порядочность и мужество не позволили привести к потерям личного состава. Они сберегли матерям сыновей. Низкий им за это поклон!

Изучая свидетельства очевидцев, хотел бы отметить, что некоторые армянские и карабахские сайты допускают обвинения в адрес внутренних войск как карателей или напрямую сочувствующих азербайджанцам в ходе конфликта. Судить после 8 июня 1989 года не буду, меня там уже не было. Не могу согласиться с этими обвинениями. Наши функции носили миротворческий характер, и если бы не присутствие нашего батальона, жертв было бы гораздо больше. В свободное от службы время командование нашей части всегда шло навстречу пожеланиям местных властей, и мы активно помогали жителям в обустройстве быта, восстановлении коммуникаций, сборе урожая винограда и т.д.

Подготовила Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН

НВ