Analitika.at.ua. Переводчик и критик Елена МОВЧАН тесно связана с Арменией. Родившись в Ленинграде в семье профессора, филолога, критика Александра Дымшица, она пережила блокаду — в эвакуацию ее вывезли по “дороге жизни” Ладожского озера. Она закончила историко-филологический факультет Ленинградского пединститута и по распределению в качестве преподавателя русского языка и литературы вместе с 40 сокурсниками в 1959 году впервые попала в Армению. Такого массового распределения в одну из республик ни до, ни после в истории института не было.

Елена оказалась в школе села Геташен (ныне Гетазат) в Араратской долине. Проработала там чуть больше года, и это время оказалось одним из самых ярких, радостных и запоминающихся в ее жизни. В том же году в Армению впервые приехал отец Елены — в гости к дочери. Незадолго до этого он вступил в переписку со студентом ереванского университета Левоном Мкртчяном по поводу публикации его материала о Есенине и Шаганэ. К нему он и обратился с просьбой познакомить Лену с Арменией. Приехав в Ереван, Александр Львович вместе с дочерью побывал у Мартироса Сарьяна, который в 1910 году написал портрет его тети — художницы Софьи Дымшиц-Толстой. Варпет тепло принял гостей. Впоследствии Дымшиц дружил со многими армянскими писателями и художниками, а Арутюн Галенц написал его портрет, так что предки Елены остались в истории искусства Армении.

Елена проехала и прошла Армению вдоль и поперек. Ее интересовало все — история, культура, традиции, люди... Гуляя по городу с Левоном Мкртчяном, она спрашивала его о попадавшихся на пути памятниках, и Левон неизменно отвечал: “Одному рэволюционэру!” И все-таки Елена говорит, что постигала Армению именно глазами Левона. Вообще Армению для нее олицетворяют, с одной стороны, ее любимые геташенцы, семья, в которой она жила: Карапет Казарян — директор школы, его жена Ольга Даниелян — учительница, символ армянской женщины по красоте, остроумию и строгости. У них было четыре дочери, Елена стала пятой. Сейчас этой чудесной пары нет в живых, и в каждый свой приезд Елена едет в Геташен, чтобы возложить на их могилу цветы. И с другой стороны — Левон Мкртчян и его ереванские друзья. Тогда, в молодости, да и потом, уже живя в Москве, Елена не осознавала значимости Мкртчяна, видела и понимала, что он много делает для пропаганды в России армянской культуры, но как-то отстраненно, он был для нее просто Лева. Осознание пришло лишь тогда, когда Елена Мовчан переступила порог созданного им университета. Она и московские друзья Левона Мкртчяна считают, что РАУ должен носить имя первого ректора...

Когда-то из Арташата Елена пешком прошла до Гарни и Гегарда. “Этот поход по горам, ущельям мне запомнился на всю жизнь. Когда едешь на транспорте, столько впечатлений не получаешь. А когда ступаешь собственными ногами — это нечто иное. Ты чувствуешь пульсирующую энергию древней, святой земли... Мы отправились в поход с учениками, ночевали в школах... Я, наверно, была сумасшедшей учительницей. Мне так хотелось взобраться на ослика, и по дороге ученики то и дело отлавливали для меня осликов. Наконец, мне удалось взобраться на одного из них, но он так рванул вперед, что меня с этим осликом еле поймали. И вот... перед нами открылся Гарни... Тогда он еще не был реставрирован, но его развалины были не менее прекрасны. Я люблю Араратскую долину, — говорит Елена. — Будучи в Израиле, я ехала из Тель-Авива в Иерусалим и вдруг почувствовала ту же энергетику, что и в Араратской долине. Это было удивительное ощущение”.

Через год работы в Геташене Елена уехала в Москву, но связи с Арменией не потеряла. Наоборот! Она была принята в журнал “Дружба народов”, где в редактируемом ею приложении были опубликованы произведения Гранта Матевосяна, Агаси Айвазяна, Вардгеса Петросяна, Мушега Галшояна, Серо Ханзадяна и других. Армянская проза явно преобладала. В то время в Москве вышла книга Маро Маркарян “Горная дорога”, и Елена написала рецензию, в которой сравнила оригиналы с переводами. На книгу Геворга Эмина “Семь песен”, которую Елена прочла на армянском, она откликнулась рецензией “Семь песен об Армении”. Впоследствии сборник поэта в русском переводе вышел именно под таким названием. Как-то раз ее командировали на “историческую родину”, как шутили сотрудники. Одной из целей командировки было взять у Гранта Матевосяна новую повесть для “Дружбы народов”, а тот всегда медленно писал и тяжело расставался с написанным. Уговорить его тогда так и не удалось. Все свои новые произведения Матевосян всегда отдавал именно “Дружбе народов” — он был верен журналу, открывшему его русскому читателю. Елена часто бывала в доме Матевосяна, рассказывает, как он запрещал своим гостям переходить при ней на русский язык. Она все понимает, говорил он, и ей приходилось сильно напрягаться, чтобы понять, о чем говорили замечательные люди, собравшиеся в доме писателя, поскольку армянский язык ее без практики пропадал.

Елена вспоминает много историй из своей армянской жизни. Вот, к примеру, 1961 год, в Ереване должна состояться выставка Галенца, но местные власти, относившиеся к художнику-репатрианту с некоторым недоверием, запретили выставку из-за того, что на пригласительном билете он нарисовал ослика. Выставку в университете организовывал Левон Мкртчян. Цензор сразу же запретил билет с осликом: “Кто видел, чтобы на пригласительном билете был нарисован осел?” Левон схитрил и под цензорское разрешение текста подложил другой экземпляр билета. Билет с осликом был тиражирован и роздан приглашенным. Через некоторое время Мкртчяна вызвали в ЦК компартии Армении. “Ты совершил подлог, — грозно сказал заведующий отделом агитации и пропаганды Айрян. — Человек, который в отцы тебе годится, предупредил, что не может быть такого пригласительного билета, на котором изображен осел. А ты что, сам не понимаешь, что осел на пригласительном билете — это же позор? Лет десять назад за такие проделки и тебя бы расстреляли, и твоих родителей, и нас вместе с тобой”. Осел на рисунке Галенца стал предметом особого разбирательства еще и потому, что кто-то донес в ЦК, будто сам Галенц говорил, что нарисованный им осел (осел на рисунке как бы косился на розу, которую держал в руках юноша) — это власти Армении и обласканные властями искусствоведы, ничего не понимающие в искусстве. Выставку Галенца, конечно же, запретили, а Мкртчяну дали понять, что “такие лаборанты университету не нужны”. Самым замечательным в этой истории был финал. Когда Мкртчян зашел к Галенцу и пожурил его за разговоры про осла, розу и искусствоведов, художник возмутился. “Сейчас же идем в ЦК. В один миг, как ножом, я отсеку все эти разговоры. Разве ты не видишь, что это не осел, а лань, разве ты не видишь, что я рисовал ослика с любовью. Да если бы я писал власти Армении и искусствоведов, разве я такого бы ослика нарисовал? Что я, рисовать не умею?”

Елена пользуется “блокадными льготами” — каждый год в мае ветераны войны и блокадники имеют возможность полететь в любую из стран, сражавшихся в Великой Отечественной войне, страны Европы и, естественно, в любую точку бывшего СССР. Но она выбирает Армению и повторяет: “Париж открыт, но нам туда не надо... Нам — в Армению! Такой доброжелательности, гостеприимства, готовности помочь я нигде не встречала. Я уже не говорю о высокой культуре, богатой истории и красоте”. Впрочем, был период двенадцатилетней разлуки с Арменией с 1988 по 2000 год. Свою последнюю поездку перед разлукой Елена вспоминает так: “Осень 1988 года. Жизнь в Армении кипела, бурлила и буквально взрывалась митингами. Самое сильное мое впечатление от этой поездки — митинг на площади Оперы. Я стою на возвышении, где выступают ораторы, рядом с моими друзьями, которые активно участвуют в политической жизни страны. Внизу море людей. У всех на устах слова: Карабах-Арцах. Я улавливаю суть высказываний и ощущаю во всем поведении людей, тех, что внизу, на площади, и тех, что наверху, у Оперы, такую степень свободы, что мне становится страшно, потому что площадь оцеплена военными и на улицах, спускающихся к ней, плотными рядами стоят бэтээры и грузовики с вооруженными людьми, а они не потерпят свободомыслия — это уже не раз доказывало наше государство. Но митинг, несмотря на вольные речи, проходит мирно, никаких столкновений, люди расходятся, чтобы завтра снова прийти сюда. Мы все знаем, чем это кончилось: теперь Армения — независимое государство, член СНГ, но, чтобы попасть в нее, надо выложить за билет туда и обратно почти 300 долларов. Так что с внешними связями плохо — остаются только сердечные. Вот и получается, что часто не наездишься в Армению, а душа просит”. В этом году Елена отмечает “золотой юбилей” — 50 лет назад в ее жизнь вошла Армения, подарившая ей стольких друзей, вдохновение и много радости. Армения вошла в жизнь и ее близких: отец много писал об Армении, бывший муж — известный украинский поэт Павло Мовчан — перевел на украинский книгу Гранта Матевосяна, сын Богдан окончил армянское отделение Литинститута, переводил Сиаманто, Бакунца. Потом получил второе образование, дипломатическое, и работал в посольстве Армении. Сейчас он вместе с женой-армянкой живет в Америке.

Улетая, Елена неизменно смотрит в иллюминатор самолета на Арарат, к которому когда-то причалил Ноев ковчег. Именно здесь началась новая жизнь после Всемирного потопа — может быть, здесь она возродится еще раз...

Елена ШУВАВЕВА-ПЕТРОСЯН

NV.am