Analitika.at.ua. С интересом прочитал на сайте Фонда стратегической культуры статью Аждара Куртова «Саммит ШОС в Екатеринбурге и энергетическое наступление Китая к Каспию». Она заслуживает внимания: автор точно и ёмко охарактеризовал ситуацию в топливно-энергетическом комплексе центрально-азиатских стран, сложившуюся к настоящему времени в связи с активным участием Китая в функционировании ТЭК региона. Походя А.Куртов со скепсисом отозвался о сотрудничестве в рамках ШОС, в частности в энергетической и валютно-финансовой сфере, к чему пока тоже есть некоторые основания. В заключительной части статьи автор в довольно жёсткой форме сделал вывод, суть которого можно кратко выразить так: китайцы, мол, всю энергетику в Центральной Азии (ЦА) к рукам прибрали, а вы здесь в Екатеринбурге всякие красивые декларации про сотрудничество принимаете. Такой вывод, как мне представляется, не вытекает даже из содержания статьи самого А.Куртова. Это, как говорится, non sequitor. Поэтому стоит, быть может, в самом схематичном и дискуссионном виде сформулировать кое-какие соображения по поводу экспансии Китая в ЦА и того, как к ней относиться.
***
Судьбы мироустройства в наступившем веке во многом зависят от соотношения между двумя процессами планетарного масштаба - глобализацией и регионализацией.
Во второй половине 1980-х годов, а также в последнее десятилетие прошлого века глобализация по многим признакам явно ускорилась. Во многом это ускорение объяснялось её быстрым распространением на обширное постсоциалистическое пространство в Восточной Европе и Центральной Азии, где к тому же разрушались созданные ранее региональные экономические связи. На распахнутых внутренних рынках такие связи заменялись поставками из развитых государств. Вновь образовавшиеся государства наперегонки устремились к членству в глобальных экономических институтах, с энтузиазмом выполняя их рекомендации и пожелания.
Однотипность либеральных реформ в переходных и многих развивающихся странах создала к середине 1990-х годов впечатление всеобщего характера глобализации. Её всё чаще стали трактовать как тенденцию, ведущую к единой мировой экономике с господством сильнейшей постиндустриальной державы (монополярному миру), в которой участники отличаются лишь уровнем развития и степенью интеграции в «цивилизованное сообщество». В глобализации, понимаемой таким образом, США (резко усилившие в начале 1990-х годов свой экономический и политический вес в мире) получили статус наставника и внушительный внешнеполитический ресурс. Увеличив его своей информационной мощью, Вашингтон, помимо прочего, приобрёл удобный инструмент для проведения стандартного курса «разделяй и властвуй», по возможности блокирующего регионализацию в некоторых регионах мира. Потребность в такой блокировке вытекала из того, что регионализация объективно ведёт к существенно иному мироустройству, нежели глобализация: к равноправному взаимодействию нескольких крупных держав и интеграционных группировок, то есть к многополюсному миру. В число нежелательных для США проектов, несомненно, попало и СНГ – его печальное состояние в 1990-е годы, помимо прочего, наглядно показывало превосходство глобализации над регионализацией.
Однако уже вторая половина 1990-х годов выявила серьёзные изъяны монополярной глобализации и очевидные препятствия на пути её беспрепятственного развития.
Во-первых, за небольшими исключениями, эффективно адаптироваться к глобализации в 1990-е годы смогли лишь крупные диверсифицированные народнохозяйственные комплексы (страны или региональные объединения с населением 200-300 млн. человек). Некрупные и средние страны вынуждены были не адаптироваться, а интегрироваться в мировую экономику, что втягивало их во всеобъемлющую и слишком жёсткую конкуренцию. В результате, несмотря на значительное увеличение международной торговли и зарубежных инвестиций, сократились темпы экономического роста в мире, а во многих развивающихся и переходных странах наметилось падение производства и ухудшение социально-экономической ситуации.
Во-вторых, форсированная интеграция ряда стран Юго-Восточной Азии в международный рынок капитала привела к тяжелейшему кризису 1997-1998 гг., имевшему огромный антиглобалистский резонанс.
В-третьих, наиболее рьяные сторонники глобализации, усматривая в национальном суверенитете помеху прогрессу, вели дело к чрезмерному сужению экономических функций государства. Это вызвало образование «несостоявшихся государств» (failed states) и резкое недовольство старых и новых элит развивающихся и переходных стран.
В-четвёртых, с завершением Уругвайского раунда и образованием ВТО в 1995 г. степень либерализации торговли и движения капитала оказалась уже весьма высокой, дальнейшее продвижение по этому пути для многих стран стало выглядеть слишком рискованным.
В результате на рубеже ХХ-ХХI веков глобализация была подвергнута весьма решительной и во многом справедливой критике. Эта критика не прошла бесследно, вызвав существенную корректировку внешней и внешнеэкономической политики во многих странах мира (1). Такая корректировка, как представляется, легла и в основу создания Шанхайской организации сотрудничества. Более частной причиной была реакция Москвы на «неожиданное» решение Б.Клинтона расширить НАТО на Восток в середине 1990-х годов, нашедшая, впрочем, понимание в КНР и странах Центральной Азии. Таким образом, ШОС в ее нынешнем виде следует рассматривать как организацию, созданную самим ходом мирового развития и потому безусловно перспективную – в отличие, к примеру, от наспех сколоченного, непонятного СНГ или какого-нибудь ГУУАМа. Предъявлять же к ШОС претензии по поводу прогресса в тех или иных сферах сотрудничества пока преждевременно – организация слишком молода и противоречия между её участниками вполне естественны. В том же ЕС после восьми лет существования дальше разговоров о единой валюте дело не шло.
Добавим, что усиление регионализации выглядело в новом веке как вполне закономерная и рациональная реакция на чрезмерность внешних воздействий, диспропорции мировой экономики и нараставший гегемонизм США в мировой политике (Афганистан, Ирак).
Усиление регионализации в XXI веке доказывают и статистические материалы. В ряде случаев (АСЕАН, МЕРКОСУР и ШОС в том числе) наблюдается опережающий рост торговли внутри региональных объединений, особенно заметный по промышленным товарам.
Регионализация выглядит лучше глобализации в качестве средства поддержания относительного равноправия в мире огромного неравенства потенциалов отдельных стран. При этом она не противоречит прямо определённым выгодам глобализации и одновременно выступает как инструмент противодействия её негативным последствиям. Регионализацию иногда называют «глобализацией снизу».
Регионализация лучше учитывает индивидуальные особенности малых стран, которым крайне сложно пробиться со своей продукцией на отдалённые мировые рынки, и сбыт по соседству является фактически безальтернативным.
Экономические преференции между соседями, составляющие существо процесса регионализации, имеют и глубокий внешнеполитический смысл. В кратком виде этот смысл заключён в слове «добрососедство». Выдвижение принципа добрососедства на передний план во внешней политике тесно связано с первоочередным вниманием к региональным проблемам. Такое видение мира довольно четко зафиксировано в современной китайской политике, документах ШОС и выглядит весьма плодотворно.
***
Далее. Устойчивость региональных образований в основном определяют успехи и взаимовыгодный характер экономического сотрудничества, формирование эффективных институтов, взаимодополняемость, внутриотраслевое разделение труда и т.п. Таким фактором в ШОС постепенно становится китайская экспансия – товарная, энергетическая, информационная, финансовая и т.п. Радоваться по её поводу или тревожиться (как это делает А.Куртов) – занятие бесполезное. Важно понимать механизмы этой экспансии. Они же, на мой взгляд, существенно расширяют перед соседними с Китаем странами круг или, как теперь говорят, «окно» возможностей. Выясняется, например (и это хорошо показано в статье А.Куртова), что с помощью китайских компаний можно частично ликвидировать последствия хаотической постсоветской приватизации в ТЭКе, происходившей в 1990-е годы. А тем самым – заложить основу для действительного сотрудничества в энергетике в рамках ШОС, поскольку встроить в такое сотрудничество непрозрачного или географически далёкого частника не так просто.
Да и в более общем виде следует, по-видимому, сказать, что приход к «столу империалистических яств» (коим, к сожалению, пока в немалой степени остаются страны ЦА) нового «хищника» в виде Китая – дело не самое плохое. Ведь уже в силу своего опоздания к «столу» Пекин вынужден предоставлять условия, более благоприятные, чем те, что имелись прежде.
В «окне» новых возможностей, открытых перед странами Центральной Азии и Россией нынешним бодрым состоянием китайской экономики, - и рецептура борьбы с кризисом, и меры превентивного характера, и возможности сравнительно дешёвого технического перевооружения промышленности и сельского хозяйства. В обобщенном виде эти возможности можно представить как появление нового источника модернизации – более полноценного и обильного.
***
Не исключено, что в настоящее время достигнут момент, когда регионализация способна сдерживать и корректировать глобализацию, так как последняя становится менее выгодной и более рискованной. И уже вполне определённо можно судить о том, что глобализация, ведущая к монополярному миру, куда менее вероятна, чем полтора десятка лет назад из-за явного ослабления США. За эти годы резко сократились преимущества этой страны в «новой экономике», утрачена валютно-кредитная монополия, статус крупнейшей промышленной державы мира и т.д. Практически не видно путей улучшения внешней платежеспособности США.
К середине первого десятилетия ХХI века выявился ещё один важный резерв регионализации. Вслед за значительным улучшением валютно-финансового положения ряда крупных стран их национальные валюты стали использоваться в странах-соседях. Китайские жэньминьби, индийская рупия и российский рубль фактически становятся региональными валютами, успешно вытесняя доллар на весьма обширном пространстве.
Проблем в финансовом сотрудничестве в ШОС немало. Прямая конвертация национальных валют отсутствует, существующий механизм кросс-курсов громоздок и дорог для хозяйствующих субъектов. Быть может, в КНР пойдут на более раннее открытие движения денег по капитальным счетам на отдельных географических направлениях? Не знаю – этот вопрос нужно обсуждать, как и многие другие проблемы сотрудничества. Важно другое – такая площадка в ШОС уже есть. Не менее важно и другое – из-за крайне неудовлетворительного состояния валютно-финансовой системы России доверие к рублю за последний год существенно снизилось – как внутри страны, так и за рубежом. Здесь, увы, проблемы чисто наши, российские.
***
Теперь относительно конкретных вопросов китайской экспансии в ТЭК ЦА, затронутых в статье А.Куртова. Как мне показалось, практически всё, о чем упомянуто в статье – к выгоде России и, в частности Газпрома (работа которого на Востоке и в Центральной Азии, впрочем, давно должна послужить предметом отдельной дискуссии).
Во-первых, строительство газопровода из Турменистана в Китай уже дало газпромовским структурам конкретные контракты.
Во-вторых, создание на этом пространстве крупной магистрали означает значительный импульс развитию газопроводной сети в Азии, что почти автоматически ведёт к значительному улучшению перспектив Газпрома на все более ёмком рынке.
В-третьих, с отводом туркменского газа на восток временно снимается угроза его альтернативных российским путям поставок в западном направлении. Это опять-таки улучшает позиции Газпрома в нескончаемых баталиях на западном фронте.
Таким образом, и на этом направлении китайская экспансия – к выгоде России. Оснований для тревоги нет, что, разумеется, не снимает с повестки дня вопрос о путях дальнейшего развития сотрудничества в рамках ШОС с учетом новых параметров «китайского фактора».
Александр САЛИЦКИЙ
fondsk.ru |
