Analitika.at.ua. На прошлой неделе Барак Обама подписал указ о назначении Вартана Грегоряна, президента Корпорации Карнеги, членом президентской комиссии по стипендиям Белого дома. Наш именитый соотечественник в составе представительной группы из 27 человек будет отбирать талантливых молодых людей, намеренных посвятить себя государственной деятельности. Недавно В.Грегоряну исполнилось 75 лет.

The White House Fellowship считается самой престижной программой в США. Стипендиатами Белого дома в свое время были бывший госсекретарь Колин Пауэлл, отставной генерал Уэсли Кларк и другие известные личности. Напомним, Грегорян с 1997 года — президент Корпорации Карнеги, двенадцатый по счету, но первый иностранец на этом посту. До того он более десяти лет являлся президентом университета Брауна. В 1981-89 гг. возглавлял Публичную библиотеку Нью-Йорка. Именно он спас ее от банкротства. Историк по образованию, автор множества исследований, обладатель высоких государственных наград, он давно уже стал частью американской научной и культурной элиты.

“Каждый является кем-то, поэтому представлять никого не нужно”. Это высказывание Вартана Грегоряна давно уже занесено в копилку современных афоризмов. Его публичные выступления неизменно сопровождаются овациями, а монографии хорошо известны в научном мире. Но главной его книгой, пожалуй, стали мемуары — “Дорога домой”. Презентация ее волной прокатилась по всей Америке начиная с Библиотеки Конгресса.

“Я горд тем, что армянин, я верен своим национальным корням, но Америка — моя страна”, — сказал как-то Вартан Грегорян, человек, по всеобщему убеждению, “олицетворяющий собой американскую мечту”. Хотя масштаб личности ученого, искусствоведа и благотворителя навряд ли умещается в этот да и в любой иной штамп.

Предлагаем читателям отрывки из его книги “Дорога домой”.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

“Я возвратился, я прошел через сени и оглядываюсь вокруг. Это старый двор моего отца. Лужа посередине. Старая, негодная утварь, нагроможденная как попало, закрывает путь к лестнице на чердак. Кошка притаилась на перилах. Рваная тряпка, когда-то для забавы намотанная на палку, поднимается на ветру. Я прибыл. Кто встретит меня? Кто ждет за дверью кухни? Дым идет из трубы, варят кофе для ужина. Тебе укромно, ты чувствуешь, что ты дома? Я не знаю, я очень неуверен. Это дом моего отца, но все предметы холодно соседствуют друг с другом, словно каждый занят своими делами, часть которых я забыл, а часть никогда не знал... Чем дольше медлишь у двери, тем более чужим становишься. А если бы сейчас кто-то открыл дверь и спросил у меня что-нибудь? Не оказался ли бы я сам подобен тому, кто хочет сохранить свою тайну?”...

Это, конечно же, не Вартан Грегорян, а Франц Кафка, его “Возвращение домой”. Но “дверь” назад к себе, в прошлое, — некая объединяющая “нулевая” и в то же время экстремальная точка, по обе стороны от которой — вечность.

У президента Корпорации Карнеги были свои основания для “Возвращения домой”. “В октябре 99-го я попал в больницу на операцию, которая имела на меня шоковое воздействие. Удалили левую почку — до этого я никогда не болел. Словом, совершенно новое испытание. Мои сыновья навещали меня, когда я был в бессознательном состоянии. Один из них потом сказал, что я напоминал забальзамированного Ленина...

...После болезни я стал иначе оценивать все. До нее я никогда не задумывался о собственной бренности. Видимо, это правда, что в критические периоды начинаешь инвентаризировать свою жизнь. Именно этим я и занимался, в итоге словно осенило: о боже, если что-то ужасное произойдет со мной, мои сыновья, мои студенты, мои друзья, моя семья никогда не узнают о моей личной жизни. Я хотел, чтобы они поняли мою жизнь, которая в некотором смысле может быть типичной для всех тех, кто наподобие меня страдал, учился и, что самое главное, — был озарен добром, исходящим от совершенно незнакомых людей...

...Первым незнакомцем, вошедшим в мою жизнь, был Эдгар Малоян, французский вице-консул в Табризе. Он сказал мне: “Ты должен поехать в Бейрут, Ливан. Ты слишком умен, чтобы оставаться в Табризе”. Я ответил: “Хорошо, но у меня нет денег на дорогу”. — “Не беспокойся. Я позабочусь” — успокоил он меня, и действительно позаботился. С тремя рекомендательными письмами и 50 долларами в кармане я оказался в Бейруте.

...В Бейруте меня начала опекать женщина из Армянского благотворительного общества. Она выяснила, что я фактически голодаю, и помогла мне столоваться в каком-то особом заведении за пять долларов в месяц. В выходные, правда, оно не работало. Но тут неизвестно откуда появились три семьи бейрутских армян, каждая из которых раз в неделю приглашала меня на обед. Таким образом, проблема голода была решена.

Другим добрым незнакомцем оказался учитель английского в школе, где я учился. Он помог мне подготовить все необходимые документы и отправил их в американские университеты Стэнфорда и Беркли. Так я стал студентом Стэнфорда.

Все эти счастливые случайности в жизни подвели меня к убеждению, что общины диаспоры — это отнюдь не гетто, скорее связанные между собой по всему миру мостики. Раньше я этого просто не понимал.

...Самая важная личность в моей жизни — бабушка, Воски Мирзоян, с ее самоотверженной любовью, заботой, достоинством и выдержкой. Сколько я молился, чтобы она дожила до того дня, когда я защищу докторскую — Господь услышал меня.

У нее была тяжелая жизнь (она потеряла мужа, шестерых детей, родной дом, деревню). Она говорила: “Когда все безоблачно и хорошо, любой справится с такой жизнью, но то, как человек ведет себя во время испытаний, жизненных невзгод и поражений, показывает его настоящий характер”. Трагедии, удары судьбы не убили в ней веры. А горе свое, потери она оплакивала в одиночку, выходя к нам с совершенно сухими глазами.

Другой ее бесценный урок — надо уметь прощать грешника, отвергая при этом греховность. Иначе — грешник победит. Среди всех ее “инструкций” эта была наиболее трудной в реализации.

Никогда не бей лежачего — другая заповедь. Бабушка была очень строгой. Стоило мне выругаться (а ругались мы по-турецки), она немедленно заставляла полоскать рот. И помню, била очень сильно, когда я украл как-то яйцо. После побоев, правда, рыдали вместе.

NV.am