Analitika.at.ua. Сегодня Исламская Республика Иран находится в фокусе внимания политиков и экспертов всего мира. Ядерная программа Ирана наряду с финансовым кризисом, северокорейской проблемой, ближневосточным конфликтом и энергетической безопасностью находятся в первой пятерке тем мировой повестки дня. Отсюда и то внимание, которое приковывали к себе президентские выборы, прошедшие в этой стране 12 июня 2009 года.
Конечно же, Иран - исламское государство, и пост президента здесь - не то же самое, чем он является в президентских республиках. В соответствии с Конституцией 1979 года высшим руководителем страны и верховным главнокомандующим считается не президент, а рахбар. У него в руках назначение руководителей силовых ведомств, государственных ТВ , радиоканалов, а также шестерых из двенадцати членов Совета стражей Конституции (коллегиальный орган, состоящий из шести юристов и шести духовных авторитетов, имеющий исключительное право вносить изменения в Основной закон страны). Но формально рахбар подотчетен Совету экспертов (86 представителей шиитского исламского духовенства, которое избирает рахбара и имеет право сместить его с должности). В этой сложной структуре власти роль президента сродни роли премьер-министра в европейских странах. Он - глава исполнительной власти, избираемый на 4 года, назначающий министров, руководящий работой правительства, но не контролирующий вооруженные силы страны. Фактически после рахбара в иранской табели о рангах - это второе лицо государства.
Однако, несмотря на все особенности президентской должности в Иране, только от личности политика зависит превращение официальной позиции в эффективный институт. Даже более значимый по сравнению с тем, чем он является в соответствии с Конституцией. Победитель кампании 2009 года Махмуд Ахмадинежад подтвердил это правило. Впервые он был избран на президентский пост четыре года назад. Его нынешняя победа – вторая по счету. Фактически сразу же после своего первого избрания он заявил, что хочет построить «образцовое исламское общество», «образцовую, передовую и могущественную исламскую страну». За 4 года именно он (а не рахбар) стал в глазах всего мира символом «иранского особого пути» и резкого роста геополитической значимости этой страны. Вторая ливанская война 2006 года, а также противостояние между Израилем и ХАМАС (декабрь 2008 года), как никогда ранее, продемонстрировали возросший потенциал Ирана как участника ближневосточной «большой игры». Действительно, военно-политический успех Ирана в 2006 году (первое поражение Израиля с момента образования еврейского государства) и относительно «достойное выступление» финансируемого Тегераном ХАМАС в конце прошлого года продемонстрировали всему миру иранское умение играть против своих главных геополитических оппонентов «чужими руками», вести «посредническую войну». Именно при Ахмадинежаде ядерная программа превратилась в иранскую национальную идею. В его же президентство укрепились стратегические связи Тегерана и Пекина (Иран стал третьим поставщиком нефти в КНР , что составляет до 18% китайского импорта нефти).
12 июня действующий президент получил 62,63% голосов, в то время как его основной конкурент – бывший премьер-министр Мир Хоссейн Муссави набрал 33,75 %. Следовательно, жесткий неуступчивый внешнеполитический курс Ирана будет продолжен, а значит, прошедшие выборы, помимо конкретных цифр и персональных итогов для иранских политиков, имеют геополитическое значение.
И хотя сегодняшний Иран демонстрирует стремление играть в глобальные геополитические игры, он остается в первую очередь региональной державой, имеющей серьезные позиции на Ближнем Востоке, в Центральной Азии (особенно в Таджикистане и в Афганистане) и на Южном Кавказе. Значение Кавказского региона традиционно было и остается для Ирана высоким. Иран имеет 660 километров границы с Арменией и Азербайджаном. Для сравнения: турецко-армянская граница (пока еще закрытая) составляет 325 километров, турецко-грузинская - 267, а турецко-азербайджанская всего 18 километров. По мнению депутата национального парламента Армении, политического аналитика Степана Сафаряна, «иранские дипломаты и аналитики считают, что если Турция может играть столь активную роль на Кавказе, то Иран имеет на это куда более веские причины».
Тем паче, что за 4 года президентства Ахмадинежада кавказское направление иранской политики было весьма активным. В нем также нельзя не увидеть противоречий между идеологией и прагматизмом. С одной стороны, Иран, официально ведущий борьбу с «большим сатаной» США и его союзником Израилем, продолжает эту линию и на Южном Кавказе. С другой стороны, нельзя не увидеть, что национальные интересы Ирана зачастую становятся выше, чем интересы религиозной чистоты.
В этом плане показательна реакция Тегерана на предстоящий визит в Баку израильского президента Шимона Переса. Как только в мае нынешнего года информация об этом достигла иранской столицы, начальник иранского генштаба Хасан Фирузабади заявил, что визит Переса создаст проблемы во взаимоотношениях Ирана и Азербайджана и о необходимости закрыть посольство Израиля в Баку. Азербайджан - государство, где, как и в Иране, доминирует шиитское исламское вероучение. Тем не менее, партнерство Баку с США, Турцией (многовековым оппонентом Персии, а затем и Ирана на Кавказе и Ближнем Востоке) и Израилем заставляет Тегеран отложить в сторону идеи «религиозного братства».
В то же самое время именно при «радикальном исламисте» президенте Ахмадинежаде Тегеран и Баку не отошли радикально от «оттепели», которая в 2004 году началась еще при предшественнике нынешнего президента Сейеде Мохаммеде Хатами. Напомним, что в период президентства Хаттами в Тебризе было открыто азербайджанское консульство, состоялся официальный визит в Тегеран Ильхама Алиева, обеспечены уступки в вопросе о статусе Каспия, и Тегераном была озвучена критика Армении за Нагорный Карабах. После 2005 года между странами не раз возникали сложности. Но нельзя не отметить и позитивной динамики. В мае 2006 года Ахмадинежад побывал в Баку в рамках форума Организации экономического сотрудничества, а в августе 2007 года он прибыл туда по приглашению Ильхама Алиева. В ходе визита 2007 года Ираном и Азербайджаном были подписаны двусторонние соглашения в энергетической и транспортной сфере. После того, как Турция предложила свой проект кавказской региональной безопасности, иранские дипломаты выдвинули свою альтернативу - формат «Три + три» (три закавказские республики, а также Иран, Турция и РФ ). Обсуждение этого формата Иран начал именно с Азербайджана, куда 13 сентября 2008 года прибыл глава МИД Исламской Республики Манучер Моттаки.
Но, пожалуй, наибольшей интенсивностью отличались в последние 4 года армяно-иранские отношения. И здесь религиозный фактор не играет определяющей роли. Наверное, армянское направление внешней политики Ирана можно рассматривать, как самое прагматичное. Христианская Армения оказывается важным партнером Исламской Республики Иран, обеспокоенной усилением в регионе Турции. В этом плане мы можем говорить о некоторой игре на опережение. Пока «дорожная карта», подписанная Анкарой и Ереваном, не привела к реальным результатам (граница не открыта, дипломатические отношения не установлены), Иран объективно работает на вывод Армении из изоляции.
14 мая 2009 года Иран приступил к поставкам газа в Армению по газопроводу Иран-Армения, строительство второй очереди которого было завершено в конце 2008 года. При этом рассматриваются возможности для дальнейшего увеличения объемов поставок газа. Помимо этого проекта, планируется реализация проекта строительства нефтепровода Тебриз (Иран) Ерасх (Армения) стоимостью в 250 млн долларов. В апреле 2009 года в столице Армении был подписан «Меморандум о сотрудничестве в реализации проекта строительства железной дороги Армения–Иран». Реализация проекта рассчитана на 5 лет. В определенной мере это будет ответом на проект «Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс», идущий в обход Армении, поддерживаемый Турцией и Азербайджаном.
Но даже Грузия, несмотря на все антиамериканские выступления Махмуда Ахмадинежада и, напротив, последовательную проамериканскую политику президента Михаила Саакашвили, не ушла из поля зрения Тегерана полностью. Действительно, по сравнению с Арменией и Азербайджаном контакты между Грузией и Ираном в 2005-2009 гг. были минимальны. И, тем не менее, во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. В августе 2006 года президент Саакашвили через заместителя главы иранского МИД Мехди Сафари даже передавал приглашение своему иранскому коллеге посетить Тбилиси. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране. Но самое главное – это практически единодушное понимание грузинским политическим классом необходимости установления партнерских отношений с Ираном. По словам бывшего министра иностранных дел и влиятельного эксперта Ираклия Менагаришвили, «мы, естественно, учитываем тот момент деликатности, который характерен отношениям Ирана с международным содружеством, наличие нерешенных проблем в связи с ядерными вопросами и т.д., но, вместе с этим, режим диалога с этой страной никогда не должен прекращаться».
В этой связи следует понять, что во внешней политике очень часто громкая риторика и реальные действия не совпадают (или, как минимум, требуют корректировки). С одной стороны, говоря о победителе нынешней президентской кампании в Иране Махмуде Ахмадинежаде, мы можем вспомнить его юдофобскую риторику, популистские призывы исключить США или Великобританию из рядов ООН , а Джорджа Буша судить международным трибуналом. Но с другой стороны, старый новый президент на отдельных внешнеполитических театрах (в частности на Южном Кавказе) доказал свое умение вести прагматичную игру, что выразилось в выстраивании моделей выгодных отношений с протурецким Азербайджаном, комплиментарной Арменией, проамериканской Грузией таким образом, чтобы все эти страны были заинтересованы в дружбе с Тегераном.
Сергей Маркедонов, обозреватель газеты «Ноев Ковчег»
noev-kovcheg.ru |
