Для Пекина Синьцзян всегда был проблемным регионом.

Однако именно в нем сосредоточены крупнейшие запасы почти всех минеральных ресурсов страны. На севере и северо-западе округа добывают золото и драгоценные камни. В залежах на территории региона содержится четверть всей китайской железной руды, 40% угля и, что самое главное, крупнейшие в стране запасы нефти и газа. Доказанные запасы природного газа достигают 1,4 трлн. кубометров, а по оценкам некоторых специалистов — и всех 10 трлн. кубометров. Похожая ситуация и с нефтью: здесь ее по меньшей мере 20% от всех китайских запасов.

Доходы от продажи нефти и газа стекаются в столицу, как и налоговые отчисления добывающих компаний: в регионе остаются только считанные проценты. “Но многое из того, что уходит в Пекин, возвращается назад в виде инвестиций и дотаций”, — утверждает Ван Лэцюань, глава коммунистической партии Китая в автономии. В последние годы уйгурский район переживает нефтяной бум: с 2000 года объемы добываемой нефти увеличились более чем в 20 раз. Регион быстро развивается: это легко заметить, сравнив старые кварталы уйгурских городов, застроенные одноэтажными глиняными домами, с жилыми комплексами новых районов.

Естественно, уйгуров раздражает, что вместе с деньгами в их регион стекаются миллионы этнических китайцев, которых здесь уже около 40%, ненамного меньше, чем коренных жителей. Ханьцам зачастую достаются лучшие рабочие места. На руководящие посты в нефтяных и газовых компаниях почти не берут уйгуров, предпочитая китайцев, прошедших обучение на востоке страны. Да и среди обычных работников, обслуживающих нефтяные скважины, редко встречаются уйгуры. “Проблема в том, — говорит менеджер одного из нефтедобывающих предприятий неподалеку от города Луннань, — что я ничего не понимаю на их языке, а учить китайский они не хотят”.

Очень многие уйгуры, которых всего во всем мире насчитывается около 20 млн. человек, видят в притоке ханьцев, продолжающемся несколько десятилетий, угрозу национальной самобытности. В регионе традиционно сильны сепаратистские настроения. Среди сторонников отделения от КНР много радикалов, которые охотно прибегают к терактам. Только в 90-е годы их было более 200. Затем, когда Соединенные Штаты начали войну с терроризмом, Китай использовал этот предлог, чтобы совершить тысячи арестов: полиция задерживала любого, кого подозревали в связях с сепаратистами. После этого наступил период относительного спокойствия. Но в прошлом году, когда в Пекине проводились Олимпийские игры, в регионе снова гремели взрывы.

В Пекине давно говорят о связи сепаратистских группировок уйгуров с талибами и “Аль-Каидой”. Главная из них, по утверждению китайских властей, — некое Исламское движение Восточного Туркестана. С октября прошлого года всем чиновникам, в том числе уйгурам, запрещено посещать мечети. Молитвы в общественных местах также попали под запрет. По словам самих уйгуров, они потеряли возможность выезжать за рубеж: правительство требует, чтобы они размещали 6000 долларов на банковском счете перед тем, как покинуть страну. Даже хадж они теперь могут совершать только в составе специально отобранных групп.

Глава района Нур Бекри заявил, что эти меры обеспечат стабильность в регионе. Но получилось наоборот. После жестокого расстрела демонстрантов к уйгурским сепаратистам наверняка поступит пополнение. А террористы из их числа, по прогнозам специалистов, могут попытаться испортить китайской коммунистической партии большой праздник, намеченный на 1 октября, — 60-ю годовщину основания КНР. Впрочем, власти Китая ясно показывают, что уйгурский вопрос для них закрыт. Все дни, пока в Урумчи шли беспорядки, китайская государственная пресса сообщала о преступлениях бунтующих уйгуров. О причинах, вызвавших недовольство и насилие, не говорилось ровным счетом ничего. Власти сделали только одну уступку демонстрантам, объявив о задержании 13 ханьцев, участвовавших в драке на фабрике игрушек. Но генеральная линия в отношении автономии не обсуждается. Около месяца назад на сайте государственного агентства “Синьхуа” появилась статья под названием “Улучшение нашей способности реагировать на массовые инциденты”. Главный вывод выглядел так: “немедленное исполнение требований народа делает психику людей раздражительной. Из-за этого люди начинают ожидать моментального удовлетворения своих потребностей”. Недовольные своим положением уйгуры, в раздражительности которых все только что убедились, могут вывести из этого простейшее заключение: ничего хорошего от китайских властей ждать не приходится.

P.S. Китайцы живут бок о бок с уйгурами достаточно давно, чтобы успели сложиться культурные стереотипы. Для ханьцев типичный уйгур — некультурный и ленивый субъект, которому нельзя доверять. “Они смотрят на нас сверху вниз, — говорит о китайцах Хаджи, успешный предприниматель из Урумчи. — Когда я сажусь в автобус, я держусь за поручни двумя руками, чтобы ни у кого даже не возникло мысли, что я могу у него что-то украсть”.

“Наши культуры слишком непохожи друг на друга, — заявляет ханьский бизнесмен. — Уйгуры все ленивые! Они постоянно молятся, даже когда у них есть дела. Кто знает, чему они молятся!” Тема уйгурской лени нашла отражение в китайских анекдотах. Сидит уйгур в своей лавке, дремлет. К нему подходит китаец и спрашивает: “Как дела? Как торговля идет?” Уйгур говорит: “Ой, плохо дела, жена ругается, говорит, детям нечего кушать, а я сижу в лавке целый день, торговля идет плохо, никто ничего не покупает”. Китаец ему: “Так ты же спишь в своей лавке, не делаешь ничего! Выйди на улицу, покричи: “Дыни, дыни, свежие дыни!” К тебе придут люди, будут покупать твои дыни, потом они посоветуют другим людям, завтра придут другие и тоже будут покупать твои дыни, потом дашь жене деньги, она детей накормит, потом купишь дом, стол, стулья...” Уйгур: “А потом что?” Китаец: “А потом сможешь дальше спать в своей лавке”. Уйгур недовольно бормочет в ответ: “Странные вы, китайцы. Зачем кричать? Я и так сплю и при этом никому своим криком не мешаю”.

Новое время со ссылкой на “Власть”