Analitika.at.ua. Двадцать лет назад в эти дни в Баку резали и грабили армян, изгоняли из города, в значительной степени отстроенного и обогащенного их руками. Дух янычарского средневековья правил бал в городе, кичащегося своим интернационализмом и продвинутостью.

Чернь и плебс резвились, предвкушая радости жизни без армян, а азербайджанская интеллигенция или тихо поддакивала башибузукам, или отмалчивалась. Она не повинилась до сих пор... В итоге они получили сотни убиенных сограждан и полностью очищенную от армян столицу. Плебс плебсом, но все азербайджанское общество не хотело и не могло простить армянского вклада в их национальное "демократическое” государство. Вот в чем, думается, одна из причин их радикального человеконенавистничества. Стирание армянской составляющей — вот что было высшей целью. Только через несколько дней, 20 января 1990 года, в Баку были введены войска, которые утихомирили фашиствующих народофронтовцев. Одним из тех, кто в составе войск спас наших соотечественников, был офицер Советской армии Александр МАГЕРАМОВ. Предлагаем читателям отрывок из его мемуарной повести "Иолотань — Баку”, в которой автор описывает события тех январских дней.

...По мере приближения к Баку напряжение действительно все время нарастало. Кордоны Народного фронта Азербайджана попадались все чаще, были видны явные следы какой-то борьбы, а вскоре начали попадаться сожженные и брошенные легковые автомобили. Мы входили в Баку с юга, наблюдая следы жесткого противостояния — расплющенные, расстрелянные и сожженные гражданские автомобили, брошенные личные вещи говорили о том, что здесь были боестолкновения. Интенсивность стрельбы нарастала, в нашей колонне она тоже раздавалась все чаще. Мы вели огонь из автоматов боевыми патронами в воздух, иногда стреляли холостыми, не позволяя никому приближаться к машинам. Провокаций со стороны НФА было предостаточно — в одном месте БМДшкам батальона даже пришлось ехать по "жигулям”, битком набитым людьми. Впрочем, обошлось без жертв, мы это видели, когда они ошалело выползали из расплющенной машины!

Наконец, утром 20 января, когда мы вошли в город, навстречу нашей технике еще продолжали двигаться колонны БМД Витебской дивизии. Все перекрестки и площади Баку представляли собой весьма поучительные зрелища: БМП-1 с выглядывающими из десантных люков "партизанами” — одетыми в солдатские шинели пожилыми усатыми дядьками лет 50-ти с АКМами наизготовку. Нам рассказали впоследствии, что это были резервисты из Ростова-на-Дону. "Партизаны” вели напряженное круговое наблюдение, немедленно открывая огонь по всем подозрительным лицам, передвигающимся по крышам домов, и представляли собою полную противоположность нам, расслабленно сидящим на броне. Невооруженным взглядом было видно, что накануне в городе шли бои! На одной из улиц колонна остановилась. В окнах домов были видны множества лиц, тротуары были забиты местными жителями. Все угрюмо смотрели на нас, но особой агрессии я не заметил. Единственное, чем выражали свое отношение к происходящему отдельные люди, — криками и воплями. На одной из улиц колонна стала. К "коробочкам” немедленно подошли несколько человек и стали что-то внимательно разглядывать на гусеницах наших машин. С соседней БМД раздались очереди — кто-то стрелял в воздух, отгоняя зевак. Мимо нас шли прохожие, одна из женщин остановилась и обратилась ко мне с криками: "За что вы их убили? Они ведь были такие молодые!” Я ничего не мог понять, но, зная по опыту, что ни в какие дискуссии вступать нельзя, просто послал ее подальше. Так же поступали и мои сидевшие на броне бойцы. Местное население воспринимало как должное команды "Шагом марш отсюда!” и "Не останавливаться возле машин!” и быстро уходило. Впрочем, происходили и обратные ситуации — нам радостно махали руками и благодарили за то, что мы здесь! Бросали даже цветы, а самое интересное, что несли различные гостинцы солдатам. Антагонизм людей с советской армией появился гораздо позже, а в тот момент город, похоже, начал осознавать, что натворили его обыватели!

Через некоторое время мы прибыли в какую-то воинскую часть, механиков я уложил спать в машинах, а всех остальных разместил в отведенной для батальона казарме. Кроватей не было, да и незачем они нам были! Мы уже сутки с лишним были на ногах и буквально валились с ног. Про еду мы даже не вспомнили, а вскоре каждый уже спал в обнимку со своим автоматом в спальном мешке прямо на полу, сбившись в тесную кучу, чтобы было теплее! Но расслабиться нам удалось только на полчаса, так как вскоре поступила команда "Подъем, строиться со всем имуществом на улице!” На улице было темно, и лишь за спиной полковника Евневича, в районе Сальянских казарм, шел жестокий бой. Летали трассера, ракеты, шла непрерывная пулеметно-автоматная трескотня, к которой присоединялись очереди крупнокалиберных пулеметов. Полковник обратился к нам со следующими словами: "Я знаю, что вы все устали и сделали сегодня невозможное! Но вы прекрасно видите, что происходит в городе! Поэтому я вас прошу выполнить еще одну задачу — прикрыть техникой подразделения милиции и внутренних войск и не допустить передвижения экстремистов по городу!”

Вскоре мой взвод в полном составе находился на площади Украины. Там нас встретили солдаты и офицеры, одетые в милицейскую форму. Я быстро договорился с их командиром, куда нам необходимо поставить БТР-Д, и сообщил ему, что взвод в полном составе лишь ограниченно боеспособен, так как люди буквально валятся с ног. Все же пошли уже третьи сутки без сна! Попросил, чтобы он не беспокоил моих людей без особой необходимости хотя бы часа четыре. Он сказал, что в курсе событий, в которых мы участвовали, и по прошествии буквально нескольких минут мы уже спали внутри своих бронетранспортеров.

Наутро мы наблюдали следы разыгравшихся в округе трагедий. О многом, что здесь происходило в последние дни, рассказал капитан, командир роты моторизованного батальона милиции (МБМ) из Челябинска. Обугленные трупы людей — мужчин, женщин и детей, следы борьбы, валяющая везде разломанная мебель и лужи крови были подтверждением его слов. Произведенные преступниками вокруг площади погромы армян повергли нас всех в глубокую печаль.

После завтрака, совмещенного с вчерашним ужином, обедом и завтраком, бригада почти в полном составе выдвинулась в северную часть города Баку. По оперативной милицейской информации, из Сумгаита двигались толпы экстремистов для уничтожения оставшихся в городе армян. Мы перекрыли дорогу Баку — Сумгаит, а милицейские офицеры наскоро провели с десантниками занятия по действиям против толпы. Для этого нас немедленно снабдили многожильным кабелем толщиной сантиметра четыре, нарубив который, мы вооружили солдат неким подобием резиновой палки ПР-73, носившей в нашей стране с недавних пор название "демократизатор”. Дело в том, что до горбачевской "перестройки, гласности и демократии” этот предмет был совершенно не знаком основной массе населения нашей страны, милиции было запрещено ходить с резиновыми дубинками, а граждане считали их принадлежностью лишь полиции буржуазных стран. Поэтому у меня в руках ПР-73 оказалась впервые только в Баку, когда ее подарил на память бывший сослуживец. Применять огнестрельное оружие против невооруженных гражданских лиц нам запретили, все его надели в положение "за спину”.

Весь день мы тренировали личный состав действиями по разгону толпы, а к вечеру бригаду сняли с сумгаитской дороги. Вскоре все четыре батальона бригады распределили по районам города и закрепили за районным отделами милиции. Нашему 4-му ДШБ с этого дня было суждено обеспечивать общественный порядок в Шаумяновском районе, правда, его уже на тот момент переименовали из-за армянской фамилии, но все его продолжали называть по-старому. В бывшем здании Шаумяновского районного комитета компартии Азербайджана разместился районный оперативный штаб под командой милицейского генерала, а нас, десантников, разместили рядом — в здании бывшей музыкальной школы. Там мы жили под одной крышей вместе с несколькими другими милицейскими подразделениями. Большая часть из них в 1988 и 1989 годах уже бывала в Азербайджане, в частности в Сумгаите, и ребята рассказали подробности произошедшего тогда побоища между милицией и экстремистами. Моторизованные батальоны бились тогда с националистически настроенной толпою целый день, у милиционеров были разбиты все щиты, пластмассовые пожарные каски с прозрачными забралами и переломаны почти все ПР-73. "Мы уже дрались палками, стальной арматурой, камнями! Еще немного, и нас бы всех там перебили, — рассказывал их командир, — причем мы знали, что если мы дрогнем, пощады не будет и нас всех убьют!

Ночью с 24 на 25 был выезд в поселок Ази Асланова, всю ночь мы проверяли посты и двигающиеся по городу автомобили. В боевых действиях в Баку на тот момент погибли уже около двадцати военнослужащих. В последующем блокпосты на дорогах устраивали десантно-штурмовые роты, а мой взвод стал чем-то средним между мотоманевренной группой и взводом быстрого реагирования. У моих подчиненных начались "повседневные милицейские будни”, и вскоре во время патрулирования соседней улицы мы обнаружили размещенный Народным фронтом Азербайджана стенд с фотографиями людей, раздавленных и застреленных при вводе войск в Баку 20-го января. Зрелище это было не для слабонервных! Доложив об обнаруженном стенде, мы получили команду все оставить как есть и ничего не трогать. А на следующий день были грандиозные похороны жертв федеральных войск, за которыми взвод наблюдал из укрытия. Во взводе в те дни были две постоянно назначенные тревожные группы по шесть человек и наряд по казарме. Тревожные группы каждый день выезжали на совершающиеся в районе преступления, чаще всего это были призывы армян о помощи, а также евреев и русских из смешанных семей, которых собирались убивать. В основном мы успевали спасти людей от неминуемой смерти, ведь, начав взлом квартиры, бандиты не собирались кого-либо оставлять в живых. Но бывало, что и опаздывали, при этом найти убийц было практически невозможно, их никто не знал, а задерживали мы лишь мародеров!

Однажды по прибытии мы обнаружили, что армяно-русская семья укрылась за металлической дверью своей квартиры, а толпа, руководимая местными участковыми милиционерами, пыталась взломать дверь и учинить расправу над несчастными. Оборотней в погонах мы, конечно, арестовали, но вскоре они, переданные местной власти, уже опять были на свободе. Впрочем, к чести местных азербайджанцев могу сказать, что в тот день нас вызвали именно соседи, которые не хотели, чтобы их знакомых постигла неминуемая и страшная смерть.

То, что творили над несчастными националистически настроенные банды, выходило за все мыслимые и немыслимые пределы человеческой жестокости! Если подробности сожжений живых людей, выбрасывания женщин из окон и изнасилования детей интересны читателю, он может почитать свидетельства других очевидцев, я просто не хочу на этом останавливаться. Все, написанное свидетелями подобных событий, — чистая правда, и то, чего я не видел лично, одинаково описывали совершенно разные люди — русские, армяне, азербайджанцы еще в период пребывания бригады в Баку! У многих местных жителей, с кем я беседовал на эту тему, осталось недоумение — почему войска вошли в город лишь 20 января, а не тогда, когда начались первые акты геноцида? То, что пишут сейчас некоторые авторы — якобы к 20 января погромы в Баку практически закончились, — действительности не соответствует совершенно! Убийства как шли своим кровавым чередом до 20-го, так продолжались и в последующем. Просто, если бы не армия, убитых мирных жителей было бы гораздо больше. Мои товарищи все время своего пребывания в Баку эвакуировали несчастных людей из их квартир, домов, вывозя их на своих БМД, БТР-Д и автомобилях вначале в здание Шаумяновского РОВД, а потом уже российская милиция доставляла их в порты для отправки в Россию и Туркмению.

У меня в такие моменты так муторно было на душе! Это было какое-то массовое безумие — в конце XX века люди, считающие себя цивилизованными, стояли возле подъездов домов, чтобы посмотреть, как бандиты, прикрываясь националистическими лозунгами, будут жечь и кромсать людей, попутно пытаясь узнать, чем отличаются внутренности армянина от, скажем, бараньих и сколько времени понадобится живому человеку, состоящему на восемьдесят процентов из воды, чтобы сгореть на костре, разведенном на матрасе при помощи бензина! Воистину Бог наказал людей и отнял у них разум!

По приказу Муталибова, а может быть, какого-нибудь другого партийного функционера для следственных групп местные автомобильные предприятия выделяли автобусы с водителями из местных. Однажды такой КАвЗик долго не мог завестись, чтобы ехать на очередное преступление, а потом, кашляя и чихая, медленно вез спецгруппу из милиционеров и моих солдат к месту происшествия. По дороге он несколько раз глох. Наконец кому-то надоело насилие, которое совершал над машиной водитель, и он предложил пожилому азербайджанцу поставить на место октан-корректор распределителя зажигания. Водитель, будто не слыша, продолжал издеваться над своим авто, видимо, надеясь посадить аккумулятор! Милиционер тогда открыл капот и сам выставил на глаз зажигание. Машина сразу заработала без перебоев! Всем было понятно — водитель саботирует выезд на совершаемое в это время преступление! Но вопреки расхожему мнению ни расстреливать, ни привлекать к какой-либо ответственности его не стали. Наверняка сейчас этот водитель — "герой” современного Азербайджана, рассказывающий детишкам, как он вредил оккупантам, пришедшим порабощать их Родину. Хотя на самом деле это был обыкновенный пособник преступников, способствовавший их уходу от ответственности за жестокие и кровавые преступления!

Тогда же в Баку до нас начали доходить слухи, что в местах постоянной дислокации бригады в Иолотани среди тамошних туркмен тоже начали расти националистические настроения. Местные аборигены почему-то всегда с лютой ненавистью относились к тамошним белуджам, а после ухода основных сил стали расти и антироссийские настроения. Туркмены, да и местные азербайджанцы стали говорить: "Сначала перережем белуджей, потом армян и татар, а потом и до русских доберемся!” Вскоре в Иолотани порезали жену одного офицера бригады — заместителя начальника службы РАВ, которая попала в больницу в тяжелом состоянии, и позже двух офицеров, но не сильно, ограбили один дом, а с недоброжелательностью местного населения наши боевые подруги стали сталкиваться почти каждый день! Подполковник Варцаба, оставшийся старшим в расположении части, вынужден был назначить дежурства и вооруженное патрулирование в военных городках, разбросанных по городу. Поэтому на душе у офицеров было очень неспокойно — все переживали теперь и за свои семьи. Но что мы могли сделать?! Хотя все были уверены, что командование бригады не бросит наших родных на произвол судьбы, и командование полностью оправдало наши ожидания! Впрочем, в противном случае после нашего возвращения в городе была бы кровавая разборка, личный состав части был настроен на это довольно решительно. Впрочем, националистические настроения были не у всех аборигенов, и нашим семьям помогали друзья из местных друзей-туркмен.

...Тем временем некоторые наши сослуживцы со своими подразделениями участвовали в захватах судов на рейде и в бакинском порту, которые пытались помешать эвакуации беженцев, а также занимались спасением людей. Вот что сообщает в своем письме офицер 3-го ПДБ бригады Андрей Салетдинов: "...В Кюрдамире на аэродроме мы стояли с 217 пдп, и в Баку заходили вместе с ним. Нас поставили сначала около Военно-морского училища. Личный состав бригады сопровождал русскоязычное население до аэропорта. Солдаты отдавали женщинам и детям свои броники, обкладывали ими "Уралы”, потому что снайперы стреляли почти на всем пути. Потом нас перебросили в учебный центр МВД. Обеспечивали комендантский час, потом Мегри... Вспоминать не хочется...”

Александр Сафаров в "Черном январе” писал: "Блестяще работала военно-транспортная авиация. Самолеты садились и взлетали в любую погоду и с предельной нагрузкой. К 25 января из Баку было вывезено около полумиллиона беженцев”.

Перестрелки и силовые акции в те дни были повседневной обыденностью, хотя уже через несколько дней нашего пребывания в Баку мы поняли, что боевики в массе своей не бойцы. В прямой бой с нами никто из них никогда не вступал, поэтому даже некорректно было бы сравнивать Народный фронт с афганскими "духами”! В начале февраля нас перевели в Каспийское военно-морское училище, куда мы захватили с собой несколько матов, на которых проводили занятия по рукопашному бою, и на них же впоследствии помещался во время сна почти весь взвод. Мы снова поселились в казарме и каждый день стали выезжать на проверки и сопровождения, осуществляли патрулирование города.

Жизнь в городе начала входить в спокойное русло. Налаживалась мирная жизнь, на улицах пивные киоски торговали подогретым на электрической плитке разливным пивом. Подобный сервис нам раньше видеть не приходилось. Заработали кафе, и активизировалась торговля. Но никогда больше жизнь в городе не станет такой, как была раньше, — убийства, насилие и жестокость людей сделали свое дело, город покинула большая часть его коренного населения! За все проведенное в Баку время я так и не смог заняться поисками своих двоюродных сестер, не мог ни у кого спросить и их адреса — ведь мы оказались в Азербайджане совершенно внезапно. Кроме того, я не знал, как меня встретят родственники, с кем они — с экстремистами или нами? Ведь это была уже фактически гражданская война, разделившая людей на непримиримые группы! К счастью, впоследствии оказалось, что все мои родные живы и они дружно осудили действия погромщиков. Родственники потом рассказали, что накануне моего отлета в Армению одна из сестер искала меня в здании музыкальной школы Шаумяновского района. С нею мы встретились лишь через несколько лет, когда она со своим мужем уже навсегда покинула Азербайджан.

Впрочем, вскоре после описанных событий мой взвод почти в полном составе улетел в небольшой горный городок Мегри, расположенный на юге Армении. После взятия нами под контроль местного аэропорта началась высадка следовавшего за нами на вертолетах "Ми-26” 2-го парашютно-десантного батальона бригады. После исполнения в Баку несвойственных для десантников функций милиции и внутренних войск нам вновь пришлось переквалифицироваться — на этот раз в пограничников. В Армении и Нахичеванской ССР последующие два месяца взвод охранял государственную границу СССР, обследовал все окрестные горные массивы, заброшенные села и пещеры, перевалы и ущелья, для чего мне пришлось вспомнить весь свой афганский опыт передвижения по горам разведгрупп.

Елена Шуваева-Петросян

Источник: Новое время