Analitika.at.ua. 40 лет назад из гимна СССР было выброшено имя вождя всех народов, а через 20 лет, в 1990-м, гимн был и вовсе отменен. Десятилетие спустя его реанимировали и трансформировали в гимн России

Ниже публикуется глава из недавно изданных мемуаров поэта Сергея Михалкова, в которой рассказывается о том, как рождался гимн СССР. Помимо того что речь идет о гимне, под который люди вставали и ложились в течение пятидесяти лет, под звуки которого вершилась история страны, для нас воспоминания Михалкова представляют особый интерес, поскольку в них одним из основных персонажей является Габриэль УРЕКЛЯН (1899-1945), более известный как ЭЛЬ-РЕГИСТАН.

 Эль-Регистан был армянином дворянских кровей. Широко образованный, знавший несколько языков, он входил в тройку самых известных журналистов СССР вместе с Эренбургом и Кольцовым. В 1943 году он стал соавтором Михалкова по созданию гимна Советского Союза. О создании гимна ходило много слухов и легенд, в которых правда и вымысел были тесно переплетены. Была даже версия, что истинным автором гимна был сын Эль-Регистана поэт-песенник Гарольд Эль-Регистан, в то время двадцатилетний юноша. Так или иначе, версия Михалкова кажется правдоподобной, если не учитывать того, что он сводит к минимуму роль Эль-Регистана в написании текста гимна, представляя себя как сочинителя, а своего соавтора лишь как редактора текста. В годы независимости, когда, по их мнению, не осталось свидетелей, Михалковы сделали все, чтобы лишить Эль-Регистана авторства, оттеснить на задний план. Но свидетель был — вдова Габо Валентина Галанина-Эль-Регистан. Ее версия создания гимна и степень участия авторов кажутся не менее объективными... 

...Будучи автором текста трех государственных гимнов, я решил, что называется, в назидание потомкам рассказать, как все это было на самом деле.

Летом 1943 года правительство страны приняло решение о создании нового Государственного гимна СССР взамен "Интернационала”. В тот период я и мой давний друг Габо (Габриэль Аркадьевич Уреклян, выступавший в печати под псевдонимом Г.Эль-Регистан) большую часть времени находились на фронте и лишь наездами появлялись в столице. Габо останавливался в гостинице "Москва”, а я — на своей квартире. Заглянув как-то в ресторан "Арагви” за "подкреплением”, я встретил там группу известных московских поэтов, которые собрались в ресторане пообедать после "важного” совещания у Ворошилова.

— Что за "важное” совещание? — поинтересовался я.

— Будет создаваться новый Гимн Советского Союза. Объявлен конкурс на лучший текст! — ответил кто-то. — Были приглашены все "песенники”.

— Но почему же не пригласили меня? — не без некоторой обиды спросил я своего друга.

— Ты же сам сказал, что пригласили "песенников”, а ты детский поэт! — ответил Эль-Регистан.

— Но я же все-таки сочинил несколько песен, — возразил я.

В ранний утренний час следующего дня звонок в дверь поднял меня с постели. На пороге стоял Габо.

— Мне приснился сон, будто мы с тобой стали авторами гимна! — с порога обескуражил он. — Я даже записал несколько слов, которые мне приснились!

Габо протянул мне гостиничный счет, на обороте которого я прочитал: "Великая Русь”, "Дружба народов”, "Ленин”...

"А почему бы нам действительно не попробовать свои силы? — подумал я. — Ведь не боги же горшки обжигают”.

Но как пишутся гимны, никто из нас двоих не знал. Первым делом заглянули в энциклопедию: "Гимн — торжественная песнь... Гражданская молитва народа...” Содержание? Надо взять за основу Конституцию СССР. Стихотворный размер? Мы вспомнили часто звучавший по радио "Гимн партии большевиков” со словами В.Лебедева-Кумача на музыку А.Александрова. Решили взять за основу стихотворного размера первый куплет этой песни. И тут же принялись за работу. Я сочинял, Габо вносил предложения, редактировал формулировки. Сочиненный текст послали по почте Д.Шостаковичу.

Вернувшись из очередной поездки на фронт, мы узнали, что великий композитор написал музыку на наши слова и что все варианты текстов и музыки, представленные на рассмотрение высокой комиссии во главе с К.Ворошиловым, в самом разнообразном исполнении еженедельно прослушиваются в Бетховенском зале Большого театра СССР. Мы по заданию военного командования вылетели на фронт. И вдруг нас вызывают в Кремль, к Ворошилову.

Клим Ворошилов! В нашем представлении — легендарный полководец. Мы были тогда далеки от мысли, что не без его ведома, а подчас не без его прямого участия уходили в небытие действительно легендарные военачальники, маршалы Советского Союза, командующие армиями. Его подпись скрепляла документы, становившиеся смертными приговорами многим соратникам.

Рассказывают, что однажды Сталин, испытывая его на верность, спросил Ворошилова: "Ты можешь застрелить ради меня свою любимую собаку?” И Ворошилов на глазах у Сталина застрелил любимого пса.

Сама судьба свела счеты с верным сатрапом Верховного Главнокомандующего. Ворошилов полностью оглох. В глубоком безмолвии, наедине со своими мыслями медленно уходил он из жизни, увенчанный многими высшими наградами за подвиги, которых не совершал. Но правду истории мы узнали много позже. А осенью 1943 года, едва прилетев с фронта, мы явились в Кремль, к Ворошилову.

— Товарищ Сталин обратил внимание на ваш вариант текста! — говорил, обращаясь к нам, Ворошилов. — Очень не зазнавайтесь. Будем работать с вами.

Перед маршалом на столе лежит отпечатанная в типографии книга в красной обложке. В ней собраны все варианты будущего Гимна СССР, представленные на конкурс десятками авторов. На 83-й странице закладка: наш текст с пометками Сталина.

— Основа есть, — продолжает Ворошилов. — Но вот посмотрите замечания товарища Сталина. Вы пишите: "Свободных народов союз благородный”. Товарищ Сталин делает пометку: "Ваше благородие?” Или вот здесь: "...созданный волей народной”. Товарищ Сталин делает пометку: "Народная воля?” Была такая организация в царское время. В гимне все должно быть предельно ясно. Товарищ Сталин считает, что называть его в гимне "избранником народа” не следует, а вот о Ленине сказать, что он был "великим”.

До поздней осени мы были заняты доработкой текста. Нам приходилось слышать, что, дескать, не стоило в советском гимне употреблять слово "Русь”, поскольку это понятие архаическое. Но нам казалось, что именно это слово и привлекло внимание Сталина. 28 октября главный редактор газеты "Сталинский сокол”, бригадный комиссар В.Московский сообщает о срочном вызове к Сталину.

3а нами послан автомобиль "линкольн”. Уже знакомый нам полковник из охраны Сталина нервничает:

— Никак не могли вас найти! Вас ждут!

Чекисты, а не могли найти! Въезжаем в Кремль. У нас не проверяют документов. Проводят прямо в приемную Сталина. Здесь в ожидании вызова на доклад к Главнокомандующему сидят два прославленных военачальника. Маршалы не без удивления смотрят на майора и капитана в нечищеных сапогах, навстречу которым поднимается из-за стола помощник Сталина Поскребышев.

В темном тамбуре между дверьми машинально крестимся и переступаем порог державного кабинета. На часах 22 часа 30 минут.

У стены, под портретами Суворова и Кутузова, длинный стол для совещаний. Справа, вдали, столик с разноцветными телефонными аппаратами. За длинным столом в каком-то напряженном молчании сидят "живые портреты”: Молотов, Берия, Ворошилов, Маленков, Щербаков...

Прямо против нас стоит с листом бумаги в руках сам Сталин.

Мы здороваемся:

— Здравствуйте, товарищ Сталин!

Сталин не отвечает. Он явно не в духе.

— Ознакомьтесь! — говорит Сталин. — Нет ли у вас возражений? Главное, сохранить эти мысли. Возможно это?

— Можно нам подумать до завтра? — отвечаю я.

— Нет, нам это нужно сегодня. Вот карандаши, бумага... — приглашает нас к столу Сталин.

Мы садимся против "живых портретов”. Необычная обстановка смущает.

— Что? Неудобно здесь работать? — спрашивает Сталин, улыбаясь. — Сейчас вам дадут другое место.

Майора и капитана проводят в комнату рядом с приемной. Приносят чай, бутерброды. Мы голодны. Сначала едим, пьем чай. Запев третьего куплета не ложится в размер предыдущих. Однако выход из положения есть. Множество вариантов этого четверостишия, написанные накануне, помогают нам быстро решить задачу. Но мы не торопимся. Для солидности выдерживаем время. Возвращаемся в кабинет Сталина. Маршалы все еще ждут приема у Главнокомандующего. Но тот занят: утверждается новый Гимн Советского Союза!

После короткого обсуждения нового варианта четверостишия Сталин обращается к членам политбюро:

— Каких захватчиков? Подлых? Как вы думаете, товарищи?

— Правильно, товарищ Сталин! Подлых! — соглашается Берия. — На этом и остановимся! Товарищ Щербаков, пусть этот текст отпечатают сейчас на машинке. А вы пока посидите с нами, — обращается к нам Сталин.

Так появился куплет, в котором были строки:

"Мы армию нашу растили в сраженьях,

Захватчиков подлых с дороги сметем!”

В приемную мы выходим вместе с Берия.

— А если мы вас отсюда не выпустим? — зловеще шутит кремлевский инквизитор.

В иных обстоятельствах эта "шутка” стоила бы нам дорого.

Очередной вариант текста был передан в ансамбль А.Александрова. Наиболее удачно звучала музыка Д.Шостаковича и А.Хачатуряна. Однако имелась в виду возможность использования уже известной музыки А.Александрова для Гимна партии большевиков. Итак, в соревнование вступили два варианта гимна. Один основной — тот, на который писали музыку многие композиторы, и второй, как бы запасной, на музыку А.Александрова.

Мы с Эль-Регистаном снова вылетели на фронт, но вскоре меня опять экстренно разыскали и привезли к командующему фронтом генерал-лейтенанту Курочкину. Тот говорит: "Срочно звоните Ворошилову, он интересуется, где вы пропадаете”. Дозваниваюсь до Ворошилова, слышу в трубке: "Товарищ Сталин просит у вас узнать, можно ли изменить знак препинания в такой-то строке?” Естественно, я не возражал. Но что это? Блажь? Актерство? Или в этом факте заключен какой-то скрытый смысл?

Наступил день окончательного утверждения гимна. В пустом зале Большого театра сидели оба автора текста гимна. В правительственной ложе — члены правительства и политбюро.

В исполнении симфонического оркестра Большого театра, Краснознаменного ансамбля песни и пляски Красной Армии один за другим звучат для сравнения гимны иностранных держав, исполняется старый русский гимн "Боже, царя храни!”, гимны Д.Шостаковича и А.Хачатуряна на слова С.Михалкова и Г.Эль-Регистана. Наконец на музыку Гимна партии большевиков звучит отдельный вариант нашего текста с новым припевом. Этот вариант и утверждается правительством.

Авторов приглашают в гостиную правительственной ложи. Здесь — руководители партии и правительства. Присутствуют В.Молотов, К.Ворошилов, М.Калинин, А.Микоян, Н.Хрущев. Здесь же М.Храпченко — председатель комитета по делам искусств, дирижеры А.Мелик-Пашаев, С.Чернецкий и А.Александров, композитор Д.Шостакович.

В гостиной щедро накрыт стол.

— Ну что же, по старому русскому обычаю надо обмыть принятый гимн! — говорит Сталин и приглашает всех к столу. Меня и Эль-Регистана он сажает по правую и левую руку.

Здесь рассказ следует продолжить в форме диалога. Как драматургу, мне это удобнее.

Регистан (пытается положить на тарелку Сталина кусок ветчины): Разрешите за вами поухаживать, товарищ Сталин?

Сталин (отодвигает свою тарелку): Это я за вами должен ухаживать, а не вы за мной. Здесь я хозяин... Кстати, кто вы по национальности?

Регистан: Я армянин.

Сталин (с иронией): А почему вы Эль-Регистан? Вы кому подчиняетесь: муфтию или католикосу?

Регистан: Католикосу, товарищ Сталин.

Сталин: А я думал, муфтию...

Регистан (встает, поднимает бокал): Разрешите мне произнести тост.

Сталин: Разрешаем.

Регистан: Я хочу поднять этот бокал за тех, кто с нами работал: за товарища Ворошилова, за товарища Молотова и, наконец, за товарища Сталина...

Щербаков (резко): С этого надо было начинать.

Регистан (растерянно): Я хотел сказать...

Сталин (перебивает Регистана): Разрешите мне реплику. У Чехова есть рассказ про купца, который больше всех пожертвовал на храм, а его фамилию в газете написали последней. Купец обиделся. Я не купец... Продолжайте, товарищ Регистан!

Регистан (оправдываясь): Я хотел назвать по порядку тех, кто с нами работал...

Сталин (обращаясь ко всем): Мы приняли новый гимн страны. Это большое событие... Александр Васильевич Александров создал в свое время музыку Гимна партии большевиков, которая больше всего подошла для Гимна Советского Союза. (Обращаясь к Шостаковичу.) Ваша музыка звучит очень мелодично, но что поделать, гимн Александрова более подходит по своему торжественному звучанию. Это гимн могучей страны, в нем отражена мощь государства и вера в нашу победу. Товарищ Щербаков! Нам, видимо, надо принять постановление Совнаркома? И назначить день первого исполнения гимна. Мы можем успеть дать команду нашему радио исполнить гимн в новогоднюю ночь?

После очередного тоста — а их было немало — Сталин повернулся ко мне и сказал:

— Не надо пить до дна за каждый тост. С вами неинтересно будет разговаривать. И не робейте!

— Я не робею, товарищ Сталин!

— Мы нахалов не любим, — продолжал Сталин, — но и робких тоже не любим. Вы член партии?

— Беспартийный.

Сталин помолчал и заметил:

— Это ничего. Я тоже был беспартийный.

Потом я читал стихи про дядю Степу, и Сталин весело смеялся.

В ночь на новый, 1944 год по Всесоюзному радио прозвучал новый Гимн Советского Союза. Он звучал мощной здравицей в честь советского народа, армия которого освобождала оккупированную территорию и ломала хребет фашизму.

Мог ли я тогда подумать, что спустя 27 лет (1970 год) мне придется по решению новых руководителей партии и правительства убирать из текста гимна имя Сталина и вносить в него другие коррективы? А спустя еще 20 лет (1990 год) читать в советских газетах нелестные замечания в мой адрес и рекомендации, предлагающие заменить текст гимна как не соответствующий политике партии и государства? Нет, этого я предвидеть не мог! Впрочем, действительно, какая уж в то время была "дружба народов”? Какая "сила народная”? Какой "союз нерушимый”?

ОХ, РЕГИСТАН, ХИТРЫЙ, ОХ, РЕГИСТАН, ХИТРЫЙ, НО... НАШ

Я являюсь живым свидетелем того, как создавали этот гимн Сергей Михалков и мой муж, один из талантливейших советских журналистов Габриэль Аркадьевич Эль-Регистан (Уреклян).

Широко образованный, блестяще владевший многими восточными языками, общительный, остроумный и веселый, широкий по натуре, он был любимцем коллег-журналистов.

В 1943 году, в самый разгар войны, на одном из закрытых заседаний Политбюро Сталин сказал: "СССР до сих пор не имеет государственного гимна. Нам необходимо создать Гимн Советского Союза. А Интернационал должен остаться партийным гимном”. Так началась эпопея создания гимна СССР.

По указанию ЦК партии была образована комиссия, которую возглавил Климент Ефремович Ворошилов. В ЦК вызвали руководство Союза писателей во главе с Фадеевым, после чего был объявлен конкурс на сочинение текста и музыки гимна. Самые знаменитые поэты, писатели и композиторы включились в эту работу.

Это было в сентябре 1943 года. Мы с мужем жили тогда в гостинице "Москва”, так как рядом с нашим домом на Калужской, 16, в Нескучный сад угодила фугаска, все стекла в окнах дома были выбиты и в квартире невозможно было жить. И вот ночью мой муж вдруг вскочил (я решила, что объявлена воздушная тревога) и бросился к столу, на котором лежал планшет, но, увы, в нем не оказалось листка чистой бумаги. Тогда он схватил попавшийся под руку гостиничный счет и на обороте записал первые четыре строчки будущего гимна, которые приснились ему во сне. Он зачитал их мне:

Союз благородный республик свободных

Сплотила навеки Великая Русь.

Да здравствует созданный волей народов

Единый, могучий Советский Союз!

Я заметила, что слово "благородный” не совсем подходит к советскому гимну, оно может ассоциироваться с "вашим благородием” и не лучше ли его заменить на "добровольный”. "Ладно, посмотрим”, — сказал он и, едва дождавшись утра, побежал к Михалкову. Он зачитал ему приснившиеся четыре строчки и предложил сочинять гимн вместе. Они тут же сели сочинять припев, а после того как был написан его окончательный вариант — второй и третий куплеты. По окончании работы над текстом соавторы представили свой вариант в конкурсную комиссию. К этому времени в нее поступили сотни текстов. В ознакомлении с ними принимали участие почти все члены Политбюро. Обсуждали буквально каждое слово, каждый знак препинания. В итоге выбор пал на текст Михалкова и Эль-Регистана. Сталину особенно понравились слова: "Сплотила навеки Великая Русь”. Однако он посчитал, что некоторые слова в тексте требуют корректировки. Его смущало слово "благородный” в первой строке первого куплета. Он сказал: "А не будет ли слово "благородный” у простого народ а ассоциироваться с "вашим благородием”, не лучше ли его заменить?” И он предложил авторам поработать в спокойной обстановке в Кремле, у него в кабинете.

Сочинители долго думали, но ни одному из них не пришло в голову нужное слово. А Сталин в это время прохаживался по кабинету со своей неизменной трубкой и вдруг, повернувшись к ним, произнес: "НЭрушимый”. Так слово "благородный” было заменено сталинским — "нерушимый”.

Вечером муж вернулся из Кремля и, весело улыбаясь, сказал: "Ну, умница, ты была права: Сталин решил, что слово "благородный” может ассоциироваться у простого народа с "вашим благородием”, и предложил заменить его на слово "нерушимый”. Я саркастически улыбнулась и произнесла: "Ничто не вечно под луной”. И снова оказалась права.

После принятия окончательного текста гимна Сталин устроил прием в узком кругу в честь авторов. На него были приглашены даже не все члены Политбюро. Я на этом приеме не была, и о том, что там происходило, мне на другой день рассказала жена помощника Ворошилова генерала Щербакова — Наталья Васильевна Щербакова, с которой я была в большой дружбе. Оказывается, Сталин поинтересовался, почему Регистан без жены, и Климент Ефремович шутя сказал: "Говорят, она у него редкая красавица и он ее никому не показывает”. Тогда Сталин, обратившись к Регистану, спросил: "Регистан, это правда?” — "Правда, Иосиф Виссарионович, — в таком же шутливом тоне ответил мой муж, — но вам я ее не покажу, она натура романтическая, чего доброго, влюбится в вас”. Сталин весело рассмеялся и произнес: "Ох, Регистан, хитрый, ох, Регистан, хитрый, но... наш!”

Михалков страшно испугался, что Сталин может разгневаться и отвергнуть их гимн. Но Сталин хорошо разбирался в "наших” и не "наших”, поэтому все обошлось.

За создание текста гимна авторы были удостоены Сталинской премии. Кроме того, Сталин спросил, что бы они еще хотели получить. Регистан попросил карандаш, которым Сталин делал пометки в тексте гимна, а Михалков — квартиру. Вскоре Моссовет выделил Михалкову большую квартиру в только что построенном доме N 8 по улице Горького, а мы переехали с Калужской в большую трехкомнатную квартиру Михалкова по той же улице в доме N 6.

Подготовила Ева КАЗАРЯН

Источник: Новое время