Analitika.at.ua. Если об истории армян Индии, Сингапура или Малайзии хорошо известно, то о соотечественниках, живших в Бирме и ее столице Рангуне, знают очень немногие. Напомним, уже более 20 лет страна и столица называются иначе — Мьянма и Янгон. Янгон — 5-миллионная столица государства, в котором обитают 57 миллионов человек. Об армянах Рангуна-Янгона, об истории их появления в столь экзотическом городе рассказывает блогер dragon_naga из далекой Мьянмы. Рассказывает интересно и, главное — с симпатией.

...Странное поселение было на месте нынешнего Янгона в 17-18 веках. На противоположном от него берегу широкой реки располагался Майнгту (небольшой городок "длиной в одну улицу”), где была резиденция губернатора провинции Далла. Он и был главным центром цивилизации в этих краях и даже нес на себе ее пороки — в качестве пикантной подробности обычно сообщают, что целый район этого городка, Мейнма Шве Йва, был населен исключительно проститутками. А через реку, на гнилом болотистом берегу, испещренном заводями и протоками, в это время постепенно возникало совсем новое поселение — будущий Янгон. Это уже была не бирманско-монская рыбацкая деревушка Дагон — тут наряду с местными жителями начали появляться европейские торговцы.

Сюда чаще всего приезжали те, кто имел проблемы у себя на родине. Кого-то тяготили невыплаченные долги, кто-то скрывался от правосудия. Ясно, что среди европейцев преобладали люди авантюристические и темпераментные — кто еще будет селиться в таком непригодном для жизни городе, где земля под ногами мягко и противно хлюпала, а чтобы перейти с места на место, нужно было ходить не по твердой почке, а по специальным деревянным мосткам, перекинутым через маленькие и большие цветущие заводи. Здесь запрещалось строить дома из камня, поскольку в случае перестрелки (как вариант антиправительственного выступления) такие дома могли бы служить отличной крепостью, увеличив тем самым число жертв. Холера, малярия и дизентерия были здесь обычными болезнями. Но люди здесь жили и даже находили некоторую радость в этой жизни. По праздникам они ходили в церкви (каждый в свою — в 18 веке тут уже были католические храмы, армянская церковь и мечеть), устраивали пикники, танцевальные вечера и театральные представления. Улицы здесь уже давно носили отнюдь не бирманские и не монские названия.

На фоне европейских авантюристов очень выделялись представители еще одной пришлой национальности — армяне. Первые ее представители появились на территории нынешней Бирмы в 17 веке. Самый ранний из известных надгробный камень датирован 1725 годом.

Рангунские армяне были в основном выходцами из центральной Персии — например, из Новой Джульфы (куда армяне в свою очередь были незадолго до этого переселены с Кавказа) и из Шираза, причем попали они в Бирму через Индию. Большинство из них сюда пригнали не уголовные проблемы, а экономические и политические: в самой Персии в это время армянам жилось отнюдь не всегда комфортно, зато они хорошо умели торговать. А опыт выживания армян в Персии заставил их научиться лояльности к любой власти, которая к ним относилась по-хорошему. Губернаторы провинции Далла быстро оценили лояльность и расторопность армян, и поэтому они часто назначались на высшие должности из тех, которые могли занимать иностранцы.

Собственно, этих высших должностей было две — Акауквун (сборщик таможенных пошлин) и Акунвун (сборщик налогов со всей провинции). На первую должность европейцы назначались чаще всего — здесь требовалась широта взглядов, умение принимать нестандартные решения, знание языков и опыт торговли. Например, долгое время акауквуном являлся португалец Хосе Хавьер да Крус, который до этого был канонером на британском корабле, затем убил своего капитана и, чтобы избежать преследования, стал жить в Рангуне, женившись на вдове одного француза и сделавшись добропорядочным прихожанином католической церкви. Именно его усилиями, кстати, Янгон обрел свои первые мощеные улицы. Но в истории Рангуна идеальным акауквуном был отнюдь не он, несмотря на его несомненные заслуги и кипучую энергию. Идеальным акауквуном того времени считался некий Баба Шиин, армянин по отцу и матери, но родившийся в Рангуне. При нем были установлены четкие правила сбора таможенных пошлин, налажена строгая отчетность, упорядочена документация.

С другой должностью — акунвуна — история была еще интересней. Естественно, сборщик налогов для целой провинции должен был быть исключительно местной национальности. Так оно и было — за одним исключением. Как можно легко догадаться, исключение это было армянским.

К началу XIX века в Рангуне было следующее соотношение различных некоренных (небуддистских) национальностей: около 5000 мусульман (впрочем, многие считают эту цифру завышенной), около 500 христиан, примерно такое же количество малабаров (то есть выходцев из прибрежной южной Индии) и 40 армян. При этом под "христианами” понимались отнюдь не только европейские поселенцы, но и довольно многочисленные азиатские последователи этой веры.

Таким образом, армянская диаспора была достаточно большой по сравнению с другими группами иностранцев. Они контролировали основные торговые потоки (причем, армяне были не только успешными бизнесменами, но и опытными капитанами кораблей — то есть в их руках была не только собственно торговля, но и логистика), и неудивительно, что диаспора процветала. В 1766 году они построили свою церковь, причем она была возведена рядом с Таможенным управлением — местом работы многих армян. Возглавлял Таможенное управление в те годы акауквун Грегори Авас, опыт и умения которого бирманская администрация оценивала очень высоко.

Почти до середины 19 века в Рангуне действовало армянское кладбище. Кстати, расположено оно было в нынешнем центре города, на углу улиц Фрезера (теперь эта улица носит имя короля Аноратхы) и Пагоды Суле. За последнюю четверть века своего существования там было похоронено 24 человека — что заставляет сделать вывод о том, что численность армян (то есть людей, принадлежавших к Армянской Апостольской Церкви) составляла в то время не менее 50-70 человек.

В 1852 году англичане окончательно заняли Нижнюю Бирму и наступила эпоха колониального владычества. Именно в первые годы при англичанах рангунским армянам жилось хуже всего. Британцы, занявшие Рангун, обращали свои взоры на север — туда, где все еще существовало отрезанное от моря независимое бирманское государство со столицей в новом городе — Мандалае. Правивший там король Миндон активно искал силу, которая могла бы уравновесить англичан и создать гарантии независимости Бирме, причем делал это осторожно и не так грубо и вызывающе, как это потом сделает его сын Тибо, который начнет отчаянно флиртовать с Францией и тем заставит англичан поторопиться.

Миндон любил сравнивать себя с Петром Первым (и он действительно вошел в историю как король-реформатор), а жизнеописание русского царя было переведено на бирманский язык. В Мандалае побывало много именитых россиян того времени, некоторые из которых имели долгие беседы с Миндоном. Как результат — царское правительство России твердо поддерживало Бирму в ее усилиях сохранить независимость, и даже решило в знак этой поддержки послать к берегам Юго-Восточной Азии крейсер. Интересно, что в это же время было достигнуто соглашение о том, что в Россию отправятся на обучение молодые бирманские офицеры (как, однако, любит история повторяться!).

Так вот, на этом фоне британская администрация начала подозревать рангунских армян в пророссийских симпатиях. Дело даже дошло до рассуждений о том, что они под видом торговцев ездят по Бирме и собирают сведения для России. Имели ли эти рассуждения под собой реальные основания — сказать сложно. Но то, что бирманские армяне поддерживали тесные связи в том числе со своими соотечественниками в Российской империи (подкрепленные выгодными торговыми отношениями) — это на самом деле факт. Как факт и то, что армяне издавна служили бирманским королям, и для многих их семей приход англичан был отнюдь не радостным событием. Тем не менее, даже несмотря на сложности с новой властью, приход британцев дал армянским торговцам самое главное, чего они до этого не имели: единую экономическую территорию для торговли и относительную безопасность передвижения. А также — новые возможности для торговли с Европой. Именно в это время (в 1862 году) рангунские армяне отстроили свою новую церковь — Армянскую церковь Св.Иоанна Крестителя. Нужно ли уточнять, что расположена она была тоже недалеко от Таможенного управления.

Британцы дали и первые достоверные сведения о численности армян. По переписи 1871-72 годов, армян в Британской Индии (а Бирма структурно была ее частью) насчитывалось 1250 человек, причем жили они в основном в трех городах — Калькутте, Дакке и Рангуне. По переписи 1881 года, армян было уже 1308, из них в Бирме (то есть в основном в Рангуне) жили 466 человек. Согласно архивам Армянской церкви Св.Иоанна Крестителя, в период с 1851 по 1915 годы были крещены 76 человек, живущих в Бирме (в основном в Рангуне и несколько человек — в Мандалае и Мэймьо, известном сегодня как Пьин У Лвин. В период с 1855 по 1941 годы вступили в брак 237 армян, а в период с 1811 по 1921 годы умерли более 300 армян. А самой знаменитой армянской уроженкой Рангуна, проведшей здесь ранние годы своей жизни, по праву считается первая в современной мировой истории женщина-посол Диана Агабег Апкар (или Абгар), удивительная жизнь и судьба которой описана во многих книгах.

В колониальной истории Рангуна, пожалуй, самой известной армянской семьей остается семья Саркисов, хотя они и не жили в этом городе постоянно. Носившие эту фамилию четыре брата (Мартин, Тигран, Авет и Аршак) были выходцами из персидского Исфахана. Сначала судьба привела их предков в Индию (в Калькутту), где они преуспели в торговле. После основания Стэмфордом Раффлзом в 1820-х годах нового города Сингапура Йохан Саркис устремился туда. А та ветвь Саркисов, о которой идет речь, с 1869 года обосновалась на острове Пинанг (это территория нынешней Малайзии). Когда Мартин Саркис прибыл на Пинанг, это было уже довольно известное место, популярное как у торговцев (которые здесь сделали перевалочную базу своих товаров), так и у путешественников. За почти 80 лет с момента покупки и освоения англичанами острова здесь вырос целый город со зданиями колониального стиля и виллами европейских поселенцев. И еще одно событие в то время сделало роль Пинанга более важной, чем прежде — открытие Суэцкого канала, подхлестнувшее процессы торговли между Юго-Восточной Азией и Европейскими странами. Соответственно, поток торговцев и путешественников (в том числе богатых и именитых) резко вырос.

Вот именно на этом фоне братья Мартин, Тигран, Авет и Аршак на вырученные от торгового бума деньги основали свой первый отель. Они не строили множество гестхаузов, как их конкуренты. Вместо этого их задача была — создать свою сеть фешенебельных отелей с ванными комнатами (неслыханная тогда роскошь для стран Юго-Восточной Азии), со столовым серебром и полотенцами с монограммами гостиниц. То есть чтобы визитер из Европы, привыкший к роскоши дворцов с последними благами цивилизации, нашел бы в азиатском городе тот комфорт, к которому он привык. Именно поэтому отели должны были стать "государством в государстве” — то есть внутри ничего не должно было напоминать о том, что за его дверями — шумный и грязный азиатский город с бытовой неустроенностью и нищетой. Отели снабжались собственными парогенераторами, производившими электричество, системой забора и очистки воды, вышколенным персоналом, знающим, до какой температуры нужно охлаждать шампанское и как подавать виски. Сюда же с побережья Каспия по линии армянских торговцев привозилась черная икра, а пекари при отеле умели печь вкусные европейские булочки, жарить тосты для завтрака и по-фирменному готовить огромных лобстеров. Одного такого отеля в каждом крупном городе Юго-Восточной Азии было достаточно для того, чтобы поселить в нем всех находящихся там ВИП-клиентов — и победителем должен был стать тот, кто первый этот отель построит. Вот братья Саркисы как раз и стали такими победителями.

В Рангуне в их гостиничную империю вошел отель "Стрэнд” ("Прибрежный”), который наряду с сингапурским "Раффлзом” стал ее жемчужиной. Двое из четырех братьев, Авет и Тигран, занимались возведением этого отеля и разработкой его концепции. Нужно сказать, что первым удачным шагом двух братьев был выбор места для строительства — чуть в стороне от морского порта, на берегу устья реки Янгон, где уже почти не видно берегов, потому что впереди — Индийский океан. Вообще, это было одной из "фишек” братьев Саркисов — строить отели именно на берегу. Откуда такая тяга к морским просторам у выходцев из сухопутного Исфахана — никто не мог сказать. Тем не менее именно этот принцип расположения повысил популярность отелей. Злые языки поговаривали, что европейским джентльменам за чтением утренних газет или чашкой пятичасового чая предпочтительнее было видеть морские просторы, чем грязные улицы.

Отель "Стрэнд” был открыт в 1901 году — в последний год правления королевы Виктории, и поэтому все его традиции впитали дух викторианской Англии. Расположен он в доме 92 по одноименной с ним улице, и уже с момента основания о нем стали писать как об "одном из самых фешенебельных отелей в британской империи, постояльцами которого были исключительно белые”. До сих пор это самый фешенебельный и самый дорогой отель Янгона с вышколенным персоналом и своими традициями, восходящими к колониальным временам. Здесь останавливались Редьярд Киплинг, Соммерсет Моэм, Пьер Карден, Оливер Стоун, Дэвид Рокфеллер, Мик Джаггер и другие знаменитости.

Но если отель "Стрэнд” — это реально существующий, действующий памятник прежним армянским жителям Рангуна, то в квартале от него лишь массивный столб на воротах с мраморной вывеской "Армянская церковь Св.Иоанна Крестителя” напоминает о представителях народа, внесшего свой вклад в развитие этого города. Да и отыскать ее сегодня непросто: во всех путеводителях по Юго-Восточной Азии (в том числе и в русскоязычных) с давних времен из издания в издание кочует ее адрес: 40-я улица, дом 66 — между тем эта улица уже несколько десятилетий носит имя Бо Аунг Чжо. А там, где недалеко от пагоды Суле было старое армянское кладбище — там уже давно построили дома, и это один из самых оживленных перекрестков центра Янгона. И вместе с уехавшими из Рангуна армянами постепенно исчезает память о тех, кто прибыл сюда или гонимый с собственной родины, или скрываясь от долгов и судебного преследования, или в поисках своего торгового счастья. Прибыл, чтобы здесь, в малярийном и дизентерийном болотистом Рангуне, начать с чистого листа новую жизнь, сохранив и передав потомкам при этом свой язык, культуру и религию. Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН, nv.am