Analitika.at.ua. К нелегким размышлениям Зория БАЛАЯНА об армянском флоте прибавилась тревога об "Армении” и экипаже, застигнутыми цунами в море-океане в то самое время, когда начальник экспедиции в Сиднее занимался оргвопросами. Все, однако, обошлось...

МУШЕГ - ПИОНЕР АРМЯНСКОГО ФЛОТА...

...До чего же мы разные на крохотном пространстве яхты. На ней нет хотя бы пяди такой площади, именуемой палубой, по которой можно даже, стоя на причале, спокойно передвигаться. Все имеет овальную, косую поверхность. Все это нужно для одного — для скорости. Как у рыб. Сегодня все без исключения спортивные, а тем более гоночные яхты создаются вовсе не для прогулок, не для уюта, а для скорости. В этом отношении "Киликия” была просто-таки благодатью. На "Армении” же нет даже привычного фальшборта — продолжения бортовой обшивки, даже держаться не за что. Всю верхнюю палубу обрамляют два ряда тоненького троса. Вот за верхний трос можно и держаться, изрядно наклонившись.

Такова анатомия судна. И такой, что называется, ландшафт судна-жилища, в котором мы пребываем денно и нощно. Конечно, все это не так страшно, когда обладатель яхты в уик-енд выходит на прогулку, помня о том, что в понедельник должен пойти на работу. Я вспоминаю уже знакомого читателям Френсиса Чичестера, который во время очередной кругосветной гонки назначил своей жене Шейле свидание в Сиднее. Это был, конечно, скорее, спорт, нежели лирика. Обещал яхтсмен встретиться со своей Шейлой ровно через сто дней после старта из Плимута. Так вот, Чичестер встретился с женой. Правда, опоздал на семь дней (причина была очень даже объективная, если не сказать, драматическая). Но вот что важно — этот тощий человек за сто семь дней похудел до такой степени, что не только ребра торчали, но и кожа живота прилипла к спине. Он двадцать четыре часа в сутки находился в работе. Даже во сне.

Есть и другие примеры, показывающие состояние яхтсмена, преодолевшего огромное расстояние, особенно в нескончаемый шторм. И я как врач, кажется, нашел для себя главную причину истощения не только тела, но и души. Физиолог Иван Павлов, первый русский нобелевский лауреат, экспериментально доказал огромную важность смены трудовой деятельности — интеллектуальную на физическую, неподвижную на подвижную, умственную на всякого рода игры, развлечения. Он первый доказал, что совершенно не опасно для здорового человека утомление, куда страшнее и опаснее перманентное переутомление. Однако все мудрые советы Павлова хороши на стадионе, в парке, в лесу, словом, там, где есть пространство и даже соответствующие снаряды. Но только не на накренившемся судне с покатыми формами, где можно сделать только несколько шагов.

О корме говорить не будем, ибо здесь расположено большинство узлов сложной системы работы с парусами. На остром носу нечего делать. Тут всегда развернут парус и на крошечной площадке просто стоять негде. В центре с двух сторон узкие дорожки, на которых нельзя стоять во время крена. Чаще всего мы травмируемся в каюткомпании. Остаются сами каюты, где, как правило, все двадцать четыре часа как минимум спят двое из нас, что диктуется режимом вахт. Больше всего трачу электричества (аккумуляторную, двенадцативольтную): большинство моих репортажей написаны ночью. Отсыпаюсь днем. Однако никак нельзя причислить меня к соням. Думаю, на первом месте по этой части у нас стоит (точнее, лежит) Мушег.

Вот я и решил на тему о буднях, о сне, о судне поговорить со всеми и начал с Мушега. При любых других обстоятельствах вряд ли возникло бы у меня желание пофилософствовать, скажем, в Ереване с человеком, с которым, казалось, нет ничего общего. Но тут на борту все другое. Я честно признаюсь, что без Мушега часто просто невозможно решить очень важные и очень опасные задачи. В некотором роде он просто незаменим. Так можно говорить о многих, но пока разговор идет о Мушеге.

— Тебе, Мушег, вопрос мой покажется странным. Вот скажи, на что хотел бы ты походить? Подчеркиваю, не на кого, а на что...

— Вы будете смеяться, а я честно скажу, — начал Мушег, — много раз думал об этом. И даже неудобно было, неловко было кому-нибудь признаться в том, что меня удивляет Севан, животные, растения, цветы. Так что, выходит, я хотел бы походить на природу...

Вот в этом и есть весь Мушег. Как не вспомнить философов древности, для которых главным учителем была природа. Мушег родился и вырос на Севане, на природе, так что все этим и объясняется. Вряд ли родившийся и выросший на асфальте его сверстник мог бы так мыслить.

— Во время первого этапа плавания я всех членов "Киликии” расспрашивал о нашем будущем, о кругосветном плавании, об экспедиции, о спюрке. Ты тогда не очень врубался, что сейчас скажешь? Ну вот, Бог даст, мы завершим плавание, вернемся домой и что же тогда?

— На днях вы как-то походя заговорили о содержании очередного репортажа, и я понял, что нам можно и впрямь создать свой хотя бы грузовой флот и уже зафрахтовать первое такое судно. Мы же видели в Поти, как армянские грузовые машины стояли в очереди, а рядом под чужим флагом стоял контейнеровоз с нашим грузом. И сейчас я подумал, а ведь мы могли бы быть пионерами этого флота. Могли бы обучать первое поколение армянских моряков. Я мечтаю о том, чтобы это было наше судно.

— Но ведь это не парусное судно?...

— Ну и что, — перебил Мушег, — это же морской транспорт, и там нужны моряки. Почему бы для начала не использовать нас?

В самом деле, почему?

УРОКИ ЯПОНСКОГО ФИЛОСОФА

Если не спится, то значит, у меня или температура поднялась, или надо разрешить большую проблему. Когда на острове Пасхи из-за дряхлого мотора перевернулась резиновая лодка, я не ложился спать, зная, что не усну. Утром я справлялся у капитана-губернатора Клаудио Монтенегро о том, можно ли приобрести мотор на острове. Он рассмеялся. Не только на острове, но и всюду, чтобы приобрести подобные вещи, надо потратить, кроме денег, еще и уйму времени. Полезть в интернет и начать поиски. И тогда выяснится, что мотор можно приобрести в одной стране, но оттуда нужно перебросить его в другую. Так мы приобретали парус-флаг, видеоаппаратуру, запасную часть мотора и так далее. Вот я и прикинул: спутниковая связь не работает, значит, нет у нас электронной почты. По телефону никому ничего толком не объяснишь, да и через день после отхода от Пасхи у нас не будет и сотовой связи. Кошмар один.

Я понял, что все в жизни повторяется. В голову лезут те же мысли, вызывающие грустную улыбку. Мол, ничего случайного не бывает. Мол, совершенно не случайно Сэм, Гайк и Бабас перевернулись вместе с резиновой "Малой Арменией”, и вообще все там было не случайно. Нужен был толчок, чтобы треклятый вопрос с треклятым мотором решить. И заодно решить другие вопросы. Какими будут эти самые другие, я узнал в Сиднее. Оказалось, что здесь никто из почти сорокатысячной общины (исключение подтверждает правило) не знает не только о плавании "Армении”, но и о многих других новостях. А ведь на нашем пути Австралия — последнее географическое пристанище, где имеется армянская община. Израиль и Ливан не считаю, ибо они омываются водами Средиземного моря, где должна завершиться кругосветка. Далее на всем восточном побережье Индийского и западном побережье Тихого океана и в самой Океании армян нет. Даже в богатом армянскими памятниками Сингапуре и огромной Индии нет функционирующей общины. Вот и выходит, что встречи в Мельбурне и Сиднее с "Арменией” нужно организовать как подобает. Встретился я с представителями церкви, партий, общественных организаций, побывал в школе. Обо всем договорились. Собираюсь то же самое сделать в Мельбурне. Перелечу потом Новую Зеландию, попробую пойти навстречу "Армении”.

...Раздался звонок. Звонил хорошо известный, особенно в Карабахе, Акоп Аболакян и спешно, если не сказать панически, выпалил: "Включите телевизор”. Включил. Обо всем мог подумать, только не о том, что я увидел. Конец света — и все тут. Япония. Цунами. Ужасное японское слово. Десять лет я жил в цунамиопасной зоне. Написал несколько статей о судьбе поселка Усть-Камчатск, который именно из-за того, что был расположен в этой зоне, перенесли на несколько километров дальше от берега и выше старого поселка. Потратили тридцать миллионов рублей. И вскоре после массовых новоселий ударило мощное, как говорили на Камчатке, днотрясение, то бишь цунами. Огромные волны накрыли берег, но до домов нового Усть-Камчатска не дошли. А вот на обратном пути буквально слизали, как корова, не оставив после себя на берегу ничего. Даже фундаменты бывшего поселка утащили в океан. Жуткое было впечатление. По своим трагическим параметрам наиболее страшным цунами было в той же Японии в 1933 году. Тогда отголоски и осязаемое эхо его дошли чуть ли не до берегов Океании и Австралии, ударяясь по ходу то по восточным берегам Азии, островов Океании и Австралии, то по западным берегам обеих Америк. Именно это меня до смерти взволновало и напугало. И уж совсем стало худо, когда на телеэкране то и дело перечислялись географические названия, которые по прогнозу окажутся на пути распространения цунами. Назывались и Новая Зеландия с Австралией. Это же надо — в самом центре чудовищной волны вдруг может оказаться наша крохотная "Армения”. От одной такой мысли все внутри содрогнулось.

Самое плохое — это то, что нет связи у "Армении” и с "Арменией”. Только пусть никто не упрекает нас, мы не виноваты. У нас все есть. Все, что есть у всех, кто сегодня выходит в море. Главное — есть дорогостоящая (минута — семь евро) спутниковая связь "Иридиум”. Но все связано со спутниками, их орбитами. Спутники эти, оказывается, не обслуживают океанские просторы. Мы знали об этом. Да и вообще разговор о связи бесполезный в случае, если вдруг прет на тебя цунами. И если бы была связь с "Арменией”, было бы спокойнее. Правда, можно из ста или двухсот попыток звонка один раз попасть в точку. И я дозвонился. Трубку "Иридиума” взял Мушег. Я успел выговорить только слова "цунами” и "Япония”. Следующие двести попыток ничего не дали. Пошли звонки мне! Жена, дети, бывший мэр Еревана Мурад Мурадян, директор карбийской школы, знаменитый самбист, шеф издательства "Амарас”, министр образования и науки, сотрудник "Литературной газеты” Бонч-Бруевич и другие. Перечислил только потому, что всех их загрузил. Просил, чтобы смотрели CNN. Был уверен, CNN непременно покажет регион распространения цунами.

Оставалось попытаться передать информацию на судно. Я знал, что в те самые доли секунды и даже минуты, которые иногда позволяют говорить с судном, довольно ловко и упорно использует жена Арика Рузанна. Дозвонился! Оказалось, она без устали набирает номер спутникового телефона. Идея CNN была принята. Всем, кому я звонил, на всякий случай дал координаты судна.

В четыре утра я увидел на телеэкране новое название: "Калифорния”. При этом в бегущей строке уже нет Новой Зеландии и Австралии. Я еще не знал, что сын Гайк сумел-таки дважды переговорить с "Арменией”. Подробно — с капитаном, который начал успокаивать Гайка, объясняя, что цунами опасен на берегу, а не в открытом океане. Конечно, Самвел малость лукавил. Цунами — это не обычное морское течение типа Гольфстрима, простирающееся на многие тысячи километров в установленном природой направлении и скоростью. При цунами огромное значение имеют не только скорость и параметры волн, но и подводные хребты на пути, которые на поверхности образуют гигантские прибои. А в целом, конечно, цунами порождает разрушения в основном на суше. И все же лучше всех по телефону сказала моя дочь Сусанна: "Когда на практике неприменима мудрость”на Бога надейся, сам не плошай”, тогда Бог сам спешит на помощь”. Так оно и вышло...

...Упоминая о Боге, она напомнила мне о моем японском друге. В восьмидесятых годах вместе с Валентином Распутиным и японским философом Хироси Номой мы были сопредседателями международной экологической организации "Байкальское движение”. Ездили по странам, где имеются пресноводные озера. Подружились с Номой. Я писал об этом удивительном человеке, который считал, что Бог один, а нас много. И когда человек честно трудится, то он помогает Богу. Однако, как бы мы ни благодарили Бога, сознание того, что все у нас обошлось, не успокаивает душу и сердце. Я понял, что теперь уже с каждым днем мне все труднее будут даваться мои репортажи. Я часто писал о Японии, о японском чуде, о том, что народ, потерпевший "позорное поражение” во Второй мировой (словосочетание не мое), народ, не имеющий ни грамма металла, ни капли нефти, народ, сильно зависящий от импорта сырья и топлива, занимает одно из первых мест в судостроении, электротехническом и электронном производстве, выплавке стали, производству легковых и грузовых автомобилей, выработке электроэнергии, переработке нефти, производству цемента, пластмасс и синтетического волокна. И все это после разорительной и разрушительной войны. Нет сомнения, что и в этот раз японцы восстановят чудовищные потери. Главное — выйдут из катастрофической ситуации еще более умудренными опытом. Нам лишь остается воспользоваться их уроками.

...Летом 1989 года в рамках программы "Байкальское движение” в Армению прибыли разные делегации, в том числе и из Японии. Встреча проводилась на Севане. Гостей я повез в зону бедствия. Слишком свежи были раны Армении. В Спитаке кто-то вслух произнес при Хиросе Нома”Боже мой! Разве все это можно восстановить?” И японский старец тихо сказал: " Пока мы ехали сюда, я с удивлением смотрел на сплошные камни. Всюду камни. А в каменистой пустыне красивые зеленые оазисы. Я подумал, что армяне трудолюбивый народ. У нас в Японии мало земли и очень много крестьян. Они служат примером для всего народа от мала до велика, и это очень важно. Еще великие философы говорили: "Нет ничего более красивого и воспитывающего, чем хорошо возделанное поле”. Зорий Балаян, «Новое время»