Analitika.at.ua. Непризнанные государства вызывают беспокойство демонстрационным эффектом сопротивления нормам «иерархичности», налаживанием горизонтальных политических связей, ассоциирования и конвенциональности. Аргументы «территориальной целостности» не кажутся столь бесспорными в контексте реальных или воображаемых угроз национальной дискриминации и обособления от сложившихся культурных, социально-ролевых, хозяйственных связей. Об этом говорится в статье Александра Дегтярева, опубликованной на сайте «Evrazia.org».

Автор отмечает, что современный политический порядок нестабилен, так как содержит интенции распада классической, построенной на приоритете национально-государственного устройства системы. В связи с этим раздаются заявления о неизбежности глобализации, доминирования транснациональных сетевых структур (финансовых, политических, культурно-информационных) и отмирания национального государства, которое так или иначе перестает быть адекватной формой реализации социальных и политических интересов населения.

Одновременно происходит противоположный по вектору процесс образования новых государств, поддерживается право на национальное самоопределение. На постсовременном пространстве возникли не только признанные международным сообществом статуарности, но реальностью являются так называемые непризнанные государства с ярко выраженными притязаниями на национальную государственность и субъектность в мировой политической системе.

Если воздержаться от однозначных оценок и двойных стандартов, принять во внимание жизнеспособность квазигосударственных образований и их способность действовать автономно от формальных политических институтов, стигматизация кажется идеальным вариантом.

«Политические элиты Азербайджана, Грузии, Молдовы, пришедшие к власти в начале 1990-х годов, провозгласили политику «этнократии», ассимиляции национальных меньшинств и ликвидации политической автономии. На конкретных территориях действуют сообщества с традиционными экономическими, хозяйственно-бытовым укладами, политической и культурно-языковой интегрированностью, то есть национальные меньшинства обладают не меньшим, а то и большим мобилизационным потенциалом, чем «новые центры власти»», - отмечает автор.

Непризнанные государства «фронтирны», находятся в орбите взаимодействия с родственными народами. Встает проблема политической справедливости: если перестала существовать «империя», аргументы «территориальной целостности» не кажутся столь бесспорными в контексте реальных или воображаемых угроз национальной дискриминации и обособления от сложившихся культурных, социально-ролевых, хозяйственных связей.

Классический подход использует идею законодательного суверенитета, но не замечает, что помимо законодательного суверенитета центр усиливает подчинение, находясь в гуще населения. Если же часть населения демонстрирует сеционистские устремления, вероятно предположить, что центр законодательства не легитимен, не вызывает доверия или не способен к политическому компромиссу.

Автор отмечает, что «Злую шутку» играет принцип территориальной целостности, дает «карт-бланш» для действий, не совместимых с «внутренним суверенитетом» национальных меньшинств. Любое политическое сообщество, по крайней мере, в случае, если оно считает себя демократическим, обязано отличать своих членов от тех, кто ими не является: непризнанные государства удовлетворяют потребность в коллективной политике самоопределения групп, ограниченных в политико-правовом статусе. Сербы Краины, армяне Нагорного Карабаха, русские Приднестровья были объявлены в новых государственных образованиях «изгоями», но, в отличие от других жертв суверенизации, ими был сделан выбор в пользу перехода от внутреннего к внешнему суверенитету, культурно-политическая автономия трансформировалась в идеологию.

Противопоставление «глобального закона» и «местного порядка» ведет к репрессивному применению закона и порядка, принятию пространственных ограничений и изоляции к представителям чуждых этнических групп. Государство «национального суверенитета» вписывается в систему глобализации, когда энергичное и дисциплинированное население отчуждается от принятия политических решений. Эпоха политического модерна, политического прогресса, как ни парадоксально, находит убежище в так называемой квазигосударственности, реализации права на политическую автономию пусть и ценой статуса «непризнанности».

Современный мировой порядок нестабилен, потому что исключает альтернативу «центру - периферии». Непризнанные государства демонстрируют сетевую политическую структуру, не включенную в системные международные институты, но имеющую влияние в региональных политических пространствах. Рано или поздно непризнанные государства могут на вполне законных основаниях в рамках разделенной компетентности концептуально и институционально участвовать в международных отношениях, резюмирует автор. Panorama.am