Analitika.at.ua. В сентябре 2009г. министр энергетики Турции Танер Йылдыз заявил, что Турция и Ирак обсудили возможность подписания меморандума о взаимопонимании в вопросе доставки иракского газа в Европу через территорию Турции — по планируемому газопроводу Nabucco1.

Это прозвучало несколько неожиданно, учитывая, что «газ из Ирака» подразумевает его добычу на территории Региона Курдистан, что будет способствовать развитию его экономической самостоятельности и самодостаточности и, как следствие, работать на укрепление этого региона как независимого государственного образования, отрицательное отношение к чему Анкары обусловлено не только историческими, но и геополитическими основаниями.

Поэтому логично было бы предположить, что заинтересованность Турции в экспорте газа Ирака через свою территорию обусловлена не только экономическими, но и политическими резонами. Каковы же реальные интересы Турции и насколько осуществимы совместные планы Анкары и Багдада по превращению Иракского Курдистана в одного из основных альтернативных поставщиков газа в ЕС?

Разведанные запасы газа на территории Ирака составляют 3,17 трлн. м3, из них около 90% – примерно 2,8 трлн. м3 – в Регионе Курдистан. Однако в настоящее время добыча природного газа в Ираке не ведется ввиду отсутствия необходимых производственных мощностей и соответствующей инфраструктуры. Правда, правительство Ирака активно приступило к заключению прямых договоров и проведению международных тендеров по привлечению иностранного капитала и кампаний к созданию в стране, практически «с нуля», газодобывающей и газотранспортной отраслей.

Так, в мае 2009г. австрийская энергетическая компания «OMV» и венгерская «MOL» выкупили по 10% акций «Pearl Petroleum Company», которая занимается разработкой месторождений Хор Мор (Kor Mor) и Чемчемал (Chemchemal) на территории Иракского Курдистана, прогнозная мощность которых составит около 85 млн. м3 газа в сутки уже к 2015г., что предполагает начало экспорта газа на мировые рынки. Этих объемов должно хватить, по крайней мере, на запуск нефтепровода Nabucco.

Вместе с тем, необходимо отметить, что компании, готовые инвестировать в нефтегазовую отрасль Ирака, помимо чисто экономических, поджидает немало трудностей юридического и политического характера, и в ближайшее время их вряд ли удастся преодолеть и сделать капиталовложения более защищенными.

Во-первых, в Ираке в настоящее время отсутствует целостная юридическо-правовая база для привлечения и приложения инвестиций. В частности, рамочный законопроект об углеводородах, одобренный кабинетом министров Ирака еще в феврале 2007г., до сих пор так и не принят.

Во-вторых, имеются большие расхождения между Центральным правительством страны и властями Региона Курдистан по трактовке положений Конституции Ирака, касающихся правил недропользования.

В основном, споры касаются процедуры заключения соглашений с иностранными инвесторами и распределения доходов от экспорта энергоносителей.

В соответствие с положениями ст.113 Конституции2 Курдистан Ирака получил статус федерального района с высокой степенью автономии – вплоть до права на собственное законодательство, систему законодательной, исполнительной и судебной власти, собственные силы безопасности и т.п.

Согласно ст.107, в исключительной сфере полномочий центральной власти остались осуществление внешней и национальной оборонной политики, организация торговой политики между районами и провинциями Ирака, разработка государственного и инвестиционных бюджетов, планирование политики, связанной с водными ресурсами вне Ирака и т.п.

Как следствие, Курдистан стал форсированными темпами принимать региональные законы об экономической деятельности на своей территории, не дожидаясь их разработки и принятия федеральным правительством. Уже в 2006г. был принят региональный закон «Об иностранных инвестициях», а в 2007г. – Закон об углеводородах, по которому иностранные инвестиции могут быть привлечены не только в углеводородную отрасль трех провинций – Эрбиль, Сулеймания и Дохук, но и на территорию вокруг Киркука.

В мае с.г. между центральным и региональным правительствами было подписано соглашение, юридически закрепляющее право Курдистана на самостоятельный экспорт нефти на внешний рынок, который курдская сторона до сих пор осуществляла в неофициальном порядке.

В то же время, не секрет, что из-за контрабанды нефти бюджет Ирака теряет, по разным подсчетам, от 3 до 5 миллиардов долларов в год. Немалая часть этих потерь приходится на контрабанду нефти, добытой на Севере страны. Однако схожая ситуация с контролем нефтедобывающей и перерабатывающей отраслей наиболее крупными родовыми кланами Ирака (и курдскими, и арабо-шиитскими) и государственно-партийными структурами Центра и Региона Курдистан, привели к тому, что сложившийся status-quo более-менее удовлетворяет всех, за исключением, пожалуй, арабов-суннитов Ирака, исторический ареал проживания которых обделен запасами нефти и газа. Однако перспективная газовая инфраструктура, требующая привлечения крупных иностранных инвестиций, будет обладать большей финансовой и коррупционной прозрачностью. Возможности получения прибыли от контрабанды газа в этом случае будут практически сведены к нулю. Это заставляет региональное правительство РК ожесточенно отстаивать свои интересы еще на стадии юридического определения доли прибыли, которые будут оставаться в бюджете Курдистана. Кроме того, схема и степень транспарентности в распределении доходов от добычи и экспорта газа рано или поздно будет распространена и на нефтяную отрасль. А это напрямую затронет интересы курдских кланов и способно привести к перераспределению влияния как между ними, так и между двумя ведущими курдскими партиями Ирака – Демократической партией Курдистана (лидер – глава РК Масуд Барзани) и Патриотическим Союзом Курдистана (лидер – президент Ирака Джалаль Талабани).

Вместе с тем, положения Конституции, согласно которым прибыль от недропользования3 распределяется между всем народом Ирака по пропорциональному принципу и которое превращает РК в донора по отношению к остальной части страны, никто не отменял. И наличие юридических коллизий между региональным и центральным правительствами имеет немаловажное значение в подпитке конфронтационных процессов между этническими и конфессиональными группировками в стране, и предоставляют дополнительные возможности для реализации своих собственных интересов соседними государствами и в первую очередь Турции.

Однако проблемы в добыче и реализации нефти, а в перспективе, и газа Северного Ирака не ограничиваются комплексом проблем между Регионом Курдистан и Центром.

Наиболее крупное нефтяное месторождение, приносящее в бюджет РК основную часть доходов, расположено в окрестностях города Киркук, который является спорной территорией между курдами, арабами и туркоманами. Зарождение проблемы относится к 20-м годам прошлого века, когда Мосульский вилайет был передан от Турции Ираку.

Перспектива создания в результате войны 1991г. независимого государства Курдистан или хотя бы образование региональной курдской автономии с высокой и реальной степенью самостоятельности (какую сейчас и имеет РК) заставили Анкару активизировать свою внешнюю политику в иракском направлении.

Не без ее давления в так называемую «зону безопасности» на Севере Ирака вошла только часть Иракского Курдистана – без городов Киркук и Ханекин – то есть в урезанных границах провозглашенной Саддамом Хусейном в 1974г. в одностороннем порядке Курдской автономии.

К этому же периоду относится и наращивание помощи – материальной, финансовой, организационной, а по некоторым данным, и военно-технической – этническому тюркскому туркоманскому (туркменскому) меньшинству, численность которого составляет, по разным оценкам, от 500 тысяч до 2,5 миллионов человек и которое компактно проживает на территории так называемого «туркоманского пояса» – регионе, разделяющем преимущественно арабо- и курдонаселенные районы.

Параллельно Турция инициировала и начало «демографической войны» – документальную регистрацию курдского населения как туркоманского – используя в качестве стимула распределение Турцией по этническому принципу гуманитарной помощи. А в 2004г. были зафиксированы попытки финансирования Турцией процесса «перехода в туркоманы» иракских арабов, проживающих в регионе Киркука.

Постепенное накопление политического, а скорее всего и военно-политического потенциала туркоманами, превратило это этническое меньшинство в один из важнейших инструментов оказания Анкарой давления на руководство Иракского Курдистана.

То, что рано или поздно Турция может предъявить претензии на свой бывший Мосульский вилайет, хорошо понимал С.Хусейн, когда в рамках политики арабского национализма санкционировал выселение из нефтеносных районов севера страны не только курдов, но и туркоманов – этнических тюрок4.

Сейчас в границах Региона Курдистан туркоманов насчитывается примерно 100 тысяч человек из более чем 4-милионного населения, большая часть из которых проживает в провинции Эрбиль. Организационно туркоманы объединены в ряд общественно-политических организаций, самой заметной из которых является Иракский туркоманский фронт, который, однако, традиционно не получает на выборах всех уровней какой бы то ни было ощутимой поддержки.

Принадлежность Киркука и других спорных территорий, согласно статье 140 Конституции Ирака, должна была быть определена на местном референдуме, сроки которого были установлены не позднее 31 декабря 2007г. Поскольку курды в регионе Киркука в результате активной репатриационной5 переселенческой политики, проводимой РК, в то время уже составляли большинство населения, перспектива исхода референдума и отход этого богатого нефтью региона к Курдистану вызвали серьезную озабоченность и резкую реакцию Анкары, которая потребовала перенести его проведение как минимум на 5 лет. 15 января 2007г. премьер-министр Турции Реджеп Тайип Эрдоган открыто пригрозил, что референдум в Киркуке может стать началом регионального конфликта.

О том, что такое развитие ситуации вполне вероятно, свидетельствовали как его заявление: «В настоящее время Ирак для нас приоритетнее переговоров о вступлении в Евросоюз»6, так и сообщения турецких СМИ о концентрации на иракской границе не менее 240-тысячной армейской группировки, усиленной бронетехникой и артиллерией.

В целом, Турция преследует следующие стратегические цели:

Сохранение Региона Курдистан в составе единого Ирака с надеждой на укрепление в будущем роли Центра в делах региона.

Недопущение де-юре присоединения нефтеносного региона Киркука к РК.

Инициация и поддержка противоречий, вплоть до инспирирования межфракционных и межклановых столкновений между основными силами Курдистана – ДПК, ПСК, а также КРП.

Создание и\или поддержка новых политических партий и движений, ослабляющих и вносящих раскол в традиционно действующие в Курдистане. О том, что такой процесс партийного строительства после приобретения фактической независимости РК уже идет, свидетельствует образование группой бывших членов Патриотического Союза Курдистана партии «Горан» («Перемены»), отобравшей у ПСК 11% голосов избирателей на местных выборах.

Введя в рассмотрение вопрос о привлечении газа иракского Курдистана к проекту Nabucco, Турция не только превентивно лоббирует направление его экспорта через свою территорию, но преследует и ряд сугубо политических целей. При достаточно призрачных перспективах осуществления проекта газопровода Nabucco в его нынешней конфигурации, уже одно введение в повестку дня вопроса о привлечении многомиллиардных инвестиций способно инициировать формирование у определенной части общества и властных структур РК более выгодной для Турции позиции по целому ряду вопросов – от отношений с Центром и с Курдской Рабочей партией до политики по вопросу принадлежности Киркука. В данном случае Nabucco является хорошим предлогом, вне зависимости от реальных перспектив его осуществления, вмешательства фактически в политические процессы, идущие в Ираке.

В случае успеха в реализации этой экономико-политической интервенции:

Турция фактически получит еще один повод, а именно – обеспечение гарантии бесперебойного функционирования критически важной для Европы инфраструктуры – для осуществления операций против активистов Курдской Рабочей партии, под возможным ударом которой может оказаться газопровод – как на территории самой Турции, так и сопредельного Ирака.

Внесет дополнительный аспект разногласий и силового противостояния как между властями и кланами Региона Курдистан с боевиками КРП, так и между основными партиями Курдистана по вопросу распределения доходов от добычи и экспорта газа.

Простимулирует снижение сепаратистских настроений в РК, поскольку привлечение многомиллиардных инвестиций возможно, скорее, в единое государство Ирак, а не в отделившуюся от него часть, тем более что это отделение чревато резкой эскалацией напряженности вдоль всех его границ, вплоть до начала боевых действий.

По той же причине – снизит накал борьбы вокруг Киркука и будет содействовать сохранению status-quo.

В среднесрочной перспективе Турция продолжит попытки не только экономического проникновения в РК (на сегодняшний день около 70% инвестиций в Регион имеет турецкое происхождение), но и создания политического пространства, ориентированного на Анкару – в частности, как вариант – создание туркомано-арабских партий и движений. Модель и технологии трансграничного проецирования влияния протурецкой, наиболее активной части туркоманского движения на все политическое поле деятельности туркоманских партий и организаций Региона Курдистан, большинство из которых остаются лояльными региональной власти, могут быть с успехом применены и в других регионах приложения внешнеполитического интереса Анкары, в частности, в Джавахке – при конструировании внешнего управления всем движением турок-месхетинцев из центров ахыскинских турок, расположенных в Турции.

В целом, новая политика Турции в отношении Региона Курдистан укладывается в рамки концепции активного неоосманизма, ставшей в настоящее время стержнем внешней политики Анкары. Недаром в научных кругах Турции серьезно рассматривается перспектива присоединения к ней северных районов Ирака. Сергей Саркисян, noravank.am