Analitika.at.ua. На дне обрамленной высокими вулканическими массивами глубокой межгорной котловины раскинулся этот город "армянской мечты". По крайней мере именно таким - особенно в середине прошлого столетия - он представлялся рассеянным по миру армянам. Чередующиеся волны массовой репатриации и внутренних миграционных потоков накатывались на "глинобитные дамбы" некогда смирного поселения с единственным намерением - разрушить ветхие барьеры истории и расширить административные границы нового города.

Эволюция Еревана - кардиограмма армянского сердцебиения. Ни один другой город не отражал и не отражает философию национальной жизни - ее зигзаги, достижения и потери - в той степени, как нынешняя столица. Несмотря ни на что, город во все времена проявлял удивительную жизнестойкость, а его население никогда не уставало жить. И поистине судьбоносной эта способность оказалась в XIV столетии - водоразделе армянской истории.

Конечно, страна и прежде являлась ареной жестокого противостояния держав, но масштабы разрушений никогда еще не были столь колоссальными, а призрачность перспектив - столь очевидной. Столетие стало особенно катастрофическим для армянской городской культуры: во всепоглощающем водовороте чередующихся потрясений один за другим сошли со сцены многие города, в том числе величайшие, когда-либо созданные армянами, - Ани и Двин. Ни одна из прежних армянских столиц не выявила способности прогрессировать в "смутные времена".

И лишь после крушения армянских монархий и знаменитых столиц, когда городское население покидало страну, так как не находило "цивилизованного мотива" обживать груды стольных развалин, Ереван взял на себя миссию главного магнита национальной жизни. Он оказался единственным сравнительно крупным поселением, устоявшим перед приливно-отливными волнами политических, культурных, демографических и религиозных потрясений.

Соотношение городского и сельского населения подверглось концептуальным изменениям в масштабах страны, миграция городского населения достигла пределов, за которыми - окончательное затухание цивилизованной жизни. Этим и объясняется факт появления именно в тот период многочисленных очагов армянской городской культуры в самых отдаленных странах. Будучи носителями городской жизни, иммигранты закладывали на новых землях именно урбанизированные поселения, занимались торговлей и ремеслами. Тогда же страну покинули и многие знатные фамилии.

Еревану суждено было выстоять в этом диком "круговороте людей в истории". Возможно, поэтому он и превратился в скором времени в главный политический центр Восточной Армении. Во все времена город демонстрировал потрясающий внутренний иммунитет, а обживающее его население проявляло способность к отстаиванию права жить на родной земле.

Ведь что представляют собой расположенные на той же Араратской равнине, в радиусе каких-то десятков километров, бывшие стольные города древней и средневековой Армении? Некогда великий Армавир скрыт сегодня под малоприметной возвышенностью, равно как и не существует стотысячный Двин. Давно покинута и другая столица древнеармянского государства - Ервандашат. Мощнейший оплот эллинистической империи, Арташат, также покоится под опустевшими холмами, где лишь горькая полынь служит напоминанием о некогда "сладкой жизни".

При определении места Еревана в хронике армянской жизни невозможно не учитывать все эти детали. В XV веке История сделала ему предложение, отказываться от которого он уже не имел права. Более двух тысяч лет Ереван находился в тени других армянских городов, лоск и великолепие коих заглушали все его амбиции, затмевали все центростремительные перспективы. На фоне державного Вана, немногословного, почти аскетичного Армавира, пафосного Арташата, декоративно-имперского Тигранакерта, многоликого, разноголосого Двина и уж совершенно божественного Ани он действительно казался этаким "гадким утенком", чьи тайные помысли никого особенно и не заботили.

И вот именно сейчас, когда уже спета лебединая песня благородных его "согородичей", он остался наедине со страшной реальностью. Нет, он конечно, осознавал, что достичь величия Ани невозможно, да и не стремился к этому Ереван. Ему была уготована более скромная миссия - поддержать жизнь в организме затухающего армянского городского быта, ибо история армянского города находилась на грани полного исчезновения, окончательного поглощения девятым валом тюркского прилива.

Главный вопрос, предъявленный нации XV веком, звучал примерно так: быть или не быть армянскому городу? Городская жизнь армян развивалась за пределами страны, в то время как в самой Армении интенсивно воспроизводился пришлый элемент - тюркский и тюркизированный монгольский. Племена кочевников расселялись везде, благо разрушенные города весьма подходили под загоны и стойла, тысячелетние храмы - под удобные хлева. И все же Ереван выстоял в этом всепоглощающем водовороте. Более того, благодаря именно усилению его позиций произошло событие, значение которого невозможно переоценить, - резиденция главы Армянской Апостольской Церкви наконец-таки вернулась в Араратскую долину. Тем самым город предоставил себе "недостающую мотивацию" на последующее развитие.

Именно тогда и именно в Ереване окончательно стало ясно, что два понятия "страна" и "государство" могут быть и очень разными. В последующие века город десятки раз переходил от одного государства к другому, но уже не переставал называть и ощущать себя "столицей Армянской страны". И стоит ли удивляться исторической безальтернативности выбора новой столицы возрожденного армянского государства.

В прошлом столетии армянский национальный инстинкт определил для этого скромного уголка своей жизни небывало высокую планку: город призван был стать средоточием исторической памяти армянского народа и очертить в своих безмерно расширяющихся, однако в любом случае скромных границах, периметр потерянной Отчизны. Сегодня в это трудно поверить, но Еревану прошлого века, кажется, удалось справиться с подобной миссией: во всяком случае по плотности "исторической памяти" на одном квадратном метре своей площади город, видимо, не знал себе равных. В отличие от своих предшественников, Ереван становился столицей не только армянского государства, но и армянского мира. Названия его административных единиц отнюдь не случайно отражали топонимику исторической Родины - Нор Ареш, Нор Себастия, Нор Киликия, Нор Зейтун, Нор Малатия...

В прошлом столетии армянский народ действительно строил столицу, вложив в нее всю душу, талант и силу своего гения. Именно так в течение нескольких десятилетий возник один из центров мощной индустрии, передовой науки, высокой культуры, развитой духовной жизни и цивилизации.

Нынешний век предложил Еревану очередной вопрос: способна ли армянская нация уже в нынешних условиях построить собственными силами собственную государственность? Наверное, еще преждевременно говорить об этом однозначно, однако с учетом особой философии исторического развития Еревана, его особой миссии в армянской истории, думается, что и на этот раз он проявит удивительную способность отделить зерна реального гражданства от плевел "мещанского патриотизма".

Арис КАЗИНЯН, golosarmenii.am