Analitika.at.ua. Совсем недавно президент Степанакертского пресс-клуба Гегам Багдасарян выступил с призывом к руководителям СМИ и журналистских организаций Азербайджана, Армении и Нагорного Карабаха прекратить враждебные действия на информационном поле с 00 часов 01 минуты 12 мая 2010 года. Под «прекращением враждебных действий» подразумевается, прежде всего, отказ от публикаций, оскорбляющих честь и достоинство целого народа и отдельных его представителей, а также от материалов, разжигающих межнациональную рознь и пропагандирующих войну. Уже известно, что азербайджанские журналисты скептически отнеслись к данной мирной инициативе карабахских коллег и отказались от «перемирия» в информационной борьбе. Это не вызывает удивления, поскольку в данном случае у них сработал инстинкт самосохранения и страх ослушаться своих инструкторов из государственных структур Азербайджана. Вместе с тем сложно осуждать азербайджанских журналистов, находящихся под жестоким прессингом официальных властей. На этом фоне любое проявление объективного освещения процессов и событий со стороны СМИ Азербайджана может рассматриваться как геройство. Одного из таких редких героев мы знаем. Это Эйнулла Фатуллаев.

В Азербайджане продолжается активная травля известного журналиста. В настоящее время в соседней республике идет очередной судебный процесс по уголовному делу, на сей раз возбужденному против журналиста по обвинению в хранении наркотиков. Очередное заседание по этому делу состоялось 19 мая этого года, в ходе которого журналист заявил, что ему противостоит мафия.

Как известно, в 2007 году, главный редактор двух азербайджанских газет Э. Фатуллаев был приговорен к 2.5 годам лишения свободы за цикл статей «Карабахский дневник», в которых подверг сомнению азербайджанскую версию трагедии, то есть, по сути дела, признал, что вина за гибель ходжалинцев лежит на азербайджанской стороне. Однако на этом преследование журналиста со стороны властей не кончилось. Позже журналиста осудили уже на 8.5 лет по обвинениям в терроризме, неуплате налогов и пр. В конце 2009 года у находящегося в тюрьме Фатуллаева провели обыск, и возбудили новое дело, обвинив в незаконном хранении наркотиков. 22 апреля 2010 года Европейский суд по правам человека оправдал Эйнуллу Фатуллаева и потребовал у азербайджанских властей выпустить журналиста, выплатив ему 25 000 евро за моральный ущерб. Однако до сих пор Фатуллаев продолжается находиться за решеткой.

Даже из этой короткой справки ясно, что в Азербайджане целенаправленно пытаются нейтрализовать опасного для властей и политически неугодного журналиста, вся вина которого заключается в том, что он рассказывал о том, что в Азербайджане дела обстоят не так гладко, как это усердно пытаются представить работники азерпропа. Он писал о серьезных проблемах в азербайджанской армии, о захлестнувшей страну коррупции и др.

В этом контексте считаем уместным опубликовать статью из журнала «Карабахский экспресс», посвященную визиту Эйнуллы Фатуллаева в Армению и Нагорный Карабах.

На ближайшие несколько лет

С Эльмаром Гусейновым, редактором бакинского журнала «Монитор», я лично не был знаком. По правде говоря, даже не знал, что он - редактор журнала. Пока его не убили.

Журнал «Монитор» (в электронной версии) я время от времени почитывал. Иногда кое-что брал оттуда на заметку. Бывало - делал себе полную распечатку текстов. Мне нравился журнал - то, что там писали. Он давал большую пищу для размышлений. Размышлять - одна из особенностей нашей профессии, и журнал «Монитор» этому полностью соответствовал.

Мне казалось, он и дальше будет этому соответствовать, но вот беда - главного редактора журнала убили.

Вся пресса Азербайджана об этом написала. Не могла не написать. Событие ведь не ординарное. Так что, в порядке вещей.

Не в порядке вещей - когда журналистов убивают. Но их все-таки убивают. Иногда избивают, еще что-то делают, чтобы нагнать на них страху, испугать. Но и убивают тоже. Не только в Азербайджане. И в Армении тоже. И в России - там еще больше. Убийство журналистов становится в порядке вещей. Скверно, но это так.

О том, что это действительно скверно, написали и бакинские газеты. На следующий день после убийства Гусейнова. Написали как это было. То есть как убили редактора журнала. О том, почему его убили - напишут потом. Наверное.

А пока газеты просто описали это трагическое событие со слов жены и отца убитого. И еще Эйнуллы Фатуллаева. Сотрудника журнала, близкого друга Гусейнова.

Вот и все об Эльмаре Гусейнове. Вернее о том, что его убили. Больше писать нечего. Ведь я не знаком с ним, а писать красивые слова о журналистской солидарности и всем таком прочем - будет не совсем корректно и немного даже фальшиво. Между армянскими и азербайджанскими журналистами еще нет солидарности.

Это так, но это не мешает мне выразить свое соболезнование незнакомой мне семье убитого редактора, и еще Эйнулле Фатуллаеву, с которым я, по счастью, знаком.

Вот об Эйнулле Фатуллаеве мне и хочется написать. Чтобы потом, когда рассказ о нем подойдет к концу, завершить его фразой, которая давно у меня вертится в голове. Это не моя фраза. В том смысле, что не я ее придумал. Если вы читали Хемингуэя, то легко найдете ее. В очерке «Мадридские шоферы».

Фраза мне настолько понравилась, что я решил ее использовать. Потому что фраза очень подходит той идее, которую мне хочется вложить в этот рассказ.

Идея тоже у меня давно вертится в голове. Я ее долго вынашивал, но не мог никак приступить к реализации. Пока не встретился с Эйнуллой Фатуллаевым - журналистом из Баку. Встретился здесь, в Ереване, куда он прилетел из Москвы, чтобы на следующий день выехать в Степанакерт.

Эйнулла Степанакерт называл Степанакертом, а не Ханкенды. В отличие от многих азербайджанских журналистов, которые упорно называют Степанкерт Ханкенды. Я об этом вспомнил, потому что однажды мне пришлось посидеть на банкете, устроенном МИД НКР по случаю приезда в Степанакерт группы азербайджанских журналистов. Многие из них предпочитали никак не называть город, в который они приехали. Кое-кто все-таки называл Степанакерт Ханкенды, объясняя это тем, что так его называют в Азербайджане. Это не могло нравиться армянским журналистам, но так как чаще всего Степанакерт называли Ханкенды женщины, то карабахцы делали вид, что не обращают на это внимания. Ханкенды так Ханкенды. Если азербайджанским журналистам это нравится.

А потом кто-то из карабахского дипкорпуса даже предложил тост. «В честь приезда в Степанакерт азербайджанских коллег переименовать город в Ханкенды». Это было сказано в шутку, но это было очень дипломатично. Все зааплодировали - тост понравился. Тогда много говорили о компромиссах, а тост прозвучал как компромисс.

По-правде говоря, тост мне не понравился. Он мне и сейчас не нравится – возможно, потому, что я ни черта не смыслю в дипломатии, но я говорю о прошедшем времени. Поэтому я выкрикнул - сразу после того как смолкли аплодисменты. «А в честь отъезда азербайджанских журналистов - заново переименовать в Степанакерт». Я думал, на меня обидятся. А министр иностранных дел (им была Наира Мелкумян) - даже пожурит за несдержанность.

Но я ошибся. Мою сердитую реплику оценили взрывом хохота и опять же аплодисментами.

Об этом эпизоде пятилетней давности я рассказал Эйнулле Фатуллаеву, и он тоже рассмеялся тому анекдоту. Потом сказал, что в Баку почти никто не называет Степанакерт Степанакертом.

Мы сидели у меня в ереванском офисе - я представлял агентство «Де-Факто», он - журнал «Монитор». Но мы говорили просто как журналисты, которым есть что сказать друг другу о своих профессиональных делах, а не как дипломаты, решающие карабахскую проблему.

Понятно, что мы говорили и о Карабахе и карабахской проблеме. Но после того, как я разлил ему и себе коньяк, и справился о погоде в Баку. Самой настоящей погоде, а не политической. Эйнулла сказал мне, что в Баку на редкость холодно, и что холодная зима для Баку - вообще-то редкость. Я сам вспомнил Баку, где когда-то жил очень давно, и сказал, что Баку у меня ассоциируется с ветрами, дующими с моря, и что помню даже запах этих ветров, отдающих нефтью.

Эйнулла снова рассмеялся, и спросил - уж не намекаю ли я на что-то?

- На что? - спросил я, хотя, кажется, понял о чем речь.

Возможно, подсознательно я и в самом деле намекал Эйнулле. Поэтому спросил:

- А что, нефти в Баку много?

- Достаточно, - сказал Эйнулла. - На ближайшие несколько лет хватит.

Я не стал спрашивать насколько. На сколько бы ни было - а что потом?

- А потом, наверное, договорятся, - сказал Эйнулла.

Это и в самом деле так. Эйнулла знал, что говорил. Он сказал, что нефть - это все-таки мощный фактор, и он не понимает, почему в Армении его не хотят учитывать?

- В плане войны? - спросил я.

- В плане мира, - сказал Эйнулла. - Дело прошлое, но ведь БДТ мог пройти через Армению - был и такой проект.

- Все это было очень давно, поэтому - неправда, - отшутился я. Но раз уж пошел такой разговор я спросил его, что он думает о карабахском решении?

- Честно говоря, я опять же не понимаю, - сказал Эйнулла. - Не понимаю, почему ваши так и не подписали один из проектов, который был бы хорош и для вас, и для нас.

Я спросил Эйнуллу, что он имеет ввиду?

- Я сейчас не помню - что конкретно. Но проект такой был. Очень даже неплохой. Карабах практически получал полную свободу...

Я не знал такого проекта. Может азербайджанские журналисты осведомлены больше - у них побольше информаций? Может и так. Но скорее всего дело в другом - просто у нас и у них разные представления о полной свободе. Если речь идет о Карабахе. Я сказал об этом Эйнулле, и он со мной согласился.

Я еще раз разлил коньяк по рюмкам, и спросил:

- Впервые в Ереване?

- Да, - сказал Эйнулла. - Жалко, времени не будет осмотреть город. Утром - уже в Степанакерт.

Я сказал, что если у него будет время после Степанакерта, смогу послужить ему гидом.

- Не знаю, - сказал Эйнулла. - Не знаю, останется ли времени?

- Что ж, - сказал я. - Может в следующий раз? Если приедете.

- А вы? - сказал Эйнулла. - Вы не хотите приехать?

Мне иногда снится Баку, где я провел какую-то часть своего детства. Но снится он совсем не тогдашним, а сегодняшним - таким, каким его не знаю. Отчего и просыпаюсь внезапно, понимая в последнее мгновение, что это всего лишь сон, и ничего мне уже не будет, если ко мне обратятся на азербайджанском языке, основательно мною подзабытом.

Поэтому я еще раз наполнил рюмки и предложил тост - в своем роде философский.

- За утраченное время, - сказал я.

- Понимаю, - сказал Эйнулла. - Но, уверяю вас, ничего такого не может быть.

«Ничего такого» - это следовало понимать, что никакого «Будапешта», никакого «НАТО», никакого скандала с пощечиной - между прочим, журналисту-правозащитнику. Уж не говоря о «сумгаите», «баку», «кировабаде» и прочей армянофобии.

Всего этого я не стал напоминать Эйнулле. Ведь мы с ним даже не спорили - просто разговаривали. К тому же, он мне понравился - был открыт для общения, умен, интеллигентен. Я не стал его огорчать. Тем, что ему и без меня уже известно. И потом - сказанное им было искренним. Он и в самом деле верил, что «ничего такого» не может быть. Так же как искренне верил в то, что Карабаху в составе Азербайджана будет хорошо. Прямо об этом он не сказал. Но и не сказал, что независимый Карабах - это тоже хорошо. Он так не думал - мне показалось.

Так думал я. Я и сейчас так думаю. Но и я ничего не сказал Эйнулле Фатуллаеву. Я с ним просто распивал коньяк. А когда распиваешь коньяк, не стоит слишком углубляться в вопросы, еще не созревшие для того, чтобы на них отвечать точно.

Так как время было уже позднее, мы еще раз пригубили коньяк - на посошок, и Эйнулла попросил позвонить в Баку.

Он позвонил и сказал, что долетел благополучно, что у него все хорошо, и что вот сейчас, сию минуту, он пьет армянский коньяк. Кажется, он говорил с матерью.

Мимикрия - великая вещь. По тому как Эйнулла говорил с матерью, по тому как улыбался ей в телефонную трубку, мне ярко представилось счастливое лицо женщины, которую никогда не видел, и которая, провожая сына в Ереван, наверное же, не была в восторге от этой его затеи. Во всяком случае - так я подумал. И даже представил себе ее радостное замешательство там, на дальнем конце провода. Намного дальнем, чем само расстояние между ними. Хотя дальнем не в эту минуту, пока они говорили. А до этой минуты. Потом я подумал, что и после тоже. «На ближайшие несколько лет».

И еще я подумал. Пусть политики и президенты делают ставки на кого угодно - на Буша или Путина, на Ширака или Эрдогана. На ООН, ОБСЕ и все остальные международные структуры. Это их, политиков, дело. Их ставки.

Возможно, сейчас у меня будет перебор. Но мне хочется это сказать.

Я ставлю на Эйнуллу Фатуллаева.

Карен Захарян

Источник: defacto.am