Analitika.at.ua. В одной из предыдущих публикаций "ГА" обозреватель Рубен Маргарян метко заметил, что в последнее время (а именно после подписания 31 августа известных армяно-турецких Протоколов) воинственная риторика, столь свойственная политическому лексикону главы Азербайджанской Республики, уступила место более умеренным высказываниям. С этим наблюдением перекликается и острый спор в ходе последних парламентских слушаний в Ереване по вопросу установления дипломатических отношений с Анкарой. В частности, представители правящих коалиционных партий вновь реанимировали такие понятия, как "партия войны" и "партия мира", отмечая, что в случае неодобрения подписанных документов Армения встанет перед реальной угрозой военной агрессии со стороны соседей, "а мы – партия мира". Все это, конечно, не может быть простой случайностью.
В данном материале мы постараемся понять логику приливов и отливов воинственной риторики Баку, а также "кардиограмму" армянской позиции по этому вопросу. История последнего пятнадцатилетия прекрасно иллюстрирует причинно-следственные факторы в этом важном вопросе. Более того, это своеобразный индикатор "повестки политического дня".
В армянском обществе широко распространено мнение о том, что воинственная риторика азербайджанских властей является следствием осознания ими своего поражения в Карабахской войне; подобной позиции придерживается и большинство международных структур. Это в корне неправильный подход, который не только обрамляет подобные заявления некой естественной оправой, но и порождает преступное равнодушие в отношении к такого рода выступлениям.
Свидетельством изначально искаженной природы столь расхожего мнения является тот факт, что по крайней мере до 1998 года внешнеполитический лексикон официального Баку не знал воинствующей риторики или (в случае своего фрагментарного наличия) она не представлялась дипломатическим фактором. Это в высшей степени важное обстоятельство практически не учитывается при рассмотрении данного вопроса и никоим образом не расшатывает устои доминирующего мнения.
Очевидно между тем, что отсутствие агрессивной акцентуации в промежутке первых четырех лет после подписания соглашения о приостановлении активных боевых действий имеет политическую подоплеку и свидетельствует о том, что в указанный период официальный Баку возлагал конкретные надежды на деятельность Минской группы ОБСЕ относительно решения карабахского вопроса посредством сохранения территориальной целостности Азербайджана в границах бывшей союзной республики. Есть основания полагать, что такая политика являлась для данного периода вполне оправданной (с точки зрения интересов официального Баку), ибо с момента своего образования МГ ОБСЕ оказалась неспособной что-либо противопоставить агрессии Азербайджана в отношении Нагорного Карабаха и Республики Армения.
Азербайджан был вполне удовлетворен и формой участия ООН в урегулировании конфликта – воздержание от прямого участия, но при учете сохранения территориальной целостности Азербайджана. Подобное положение действительно устраивало официальный Баку, а посему поводов для тиражирования воинственной риторики просто не существовало. Более того, в процессе коренного перелома в ходе активных боевых действий в 1993 году СБ ООН принял сразу четыре резолюции, осуждающие действия Армии обороны Нагорного Карабаха. В промежутке же предшествующего года, когда судьба народа Нагорного Карабаха практически висела на волоске, Совет Безопасности ООН не принял ни одной подобной резолюции в отношении Азербайджана. В частности, никакой реакции не удостоились факты резни армянского населения села Марага (10 апреля 1992 года) и последующая оккупация Шаумяновского (12 июня 1992 года), а также части Мартакертского и Аскеранского районов Нагорного Карабаха.
Вполне благоприятная ситуация на дипломатическом фронте складывалась для Азербайджана и после подписания майских соглашений 1994 года о приостановлении боевых действий по всей линии фронта. Несмотря на то что итогом навязанной армянскому народу со стороны официального Баку военной агрессии стала утрата контроля последнего над территорией Нагорного Карабаха и рядом прилегающих районов, международные организации (в частности МГ ОБСЕ и ООН) продолжали оказывать Азербайджану поддержку.
В начале ноября 1994 года в Армению прибыл Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос-Гали, предоставивший МГ ОБСЕ мандат на осуществление миротворческих усилий в Карабахе. 30 ноября - 2 декабря в Будапеште состоялась первая встреча представителей Армении, Азербайджана и Нагорного Карабаха в присутствии членов президиума Минской группы. На Будапештском саммите, видимо, впервые нашли свое место в политическом лексиконе такие понятия, как "пакетное" и "поэтапное" решение карабахского вопроса.
Общий фон будапештских заявлений свидетельствовал, что без освобождения "оккупированных" территорий и возврата всех перемещенных лиц в родные очаги никакого конкретного статуса Нагорного Карабаха принято быть не может. Естественно, что такой подход вполне устраивал Азербайджан, вследствие чего никаких радикальных выступлений представляющий эту страну президент не делал.
Спустя два года после Будапешта состоялся саммит в Лиссабоне. Обязующего решения в Португалии принято не было: Армения заблокировала подписание принципов по обеспечению территориальной целостности. В частности, Ереван поставил вето на 20–й пункт решения саммита, указывающий на территориальную целостность Азербайджана в границах, принятых ООН. (В этой связи следует отметить, что еще 8 июля 1992 года, на третий день после того, как представители НКР покинули совещание СБСЕ в знак протеста против нежелания этой организации дать политическую оценку азербайджанской агрессии и определить статус НКР в переговорном процессе, Верховный Совет Армении вынес постановление, гласящее: "Считать неприемлемым любой международный… документ, в котором Нагорно-Карабахская Республика будет отмечена в составе Азербайджана").
Лиссабонский форум учредил институт трех сопредседателей МГ ОБСЕ в составе делегируемых РФ, США и Францией дипломатов. В апреле 1997 года состоялся последний раунд прямых переговоров в трехстороннем формате в рамках Минской группы ОБСЕ. Таким образом, общая атмосфера на дипломатическом фронте Карабахской войны действительно удовлетворяла Азербайджан. Более того, в июле и декабре 1997 года посредники представили на суд конфликтующих сторон предложения по урегулированию карабахской проблемы на основе уважения территориальной целостности Азербайджана.
Очевидно, что эти документы – их общая направленность и акцентуация - полностью соответствовали интересам Азербайджана, чем, собственно, и объясняется отсутствие агрессивной риторики в политическом лексиконе официального Баку в "мирном промежутке 1994 – 1997гг.". Это важнейшее обстоятельство, которое объективно призвано рассеять доминирующее и поныне общее мнение о природе агрессивных высказываний азербайджанских властей.
Принципиальное изменение риторики наступило после смены власти в Армении (февраль 1998 год), когда официальный Ереван заявил о невозможности пребывания Нагорного Карабаха в составе Азербайджана. Именно данное обстоятельство и имел в виду первый президент РА Левон Тер-Петросян, который в своем последнем выступлении в качестве главы армянского государства заявил, что "уходит партия мира и приходит партия войны".
Иными словами, он счел целесообразным довести до сведения общественности, что неуступчивая политика Роберта Кочаряна в карабахском вопросе, если даже она в большей степени отражает чаяния рассеянной по миру нации, все равно способна спровоцировать новую войну с Азербайджаном. В промежутке последующего десятилетия этого не произошло, однако именно с 1998 года в заявлениях представителей азербайджанского руководства, в том числе президента Гейдара Алиева, появились ростки "воинствующей дипломатии".
Провозглашение более радикального курса официального Баку стало, таким образом, следствием смены власти в Армении и первых заявлений и.о. президента РА Роберта Кочаряна о невозможности пребывания Нагорного Карабаха в составе Азербайджана, равно как и необходимости признания и международного осуждения Геноцида армян. Именно в этот период глава АР Гейдар Алиев впервые стал заявлять о возможности "возвращения оккупированных земель", в том числе силовым способом.
Более того, 26 марта 1998г. (менее чем через два месяца после отставки первого президента Армении) он издал указ, по которому день 31 марта был провозглашен "днем геноцида азербайджанского народа". То обстоятельство, что до 1998 года Гейдар Алиев не обращал особого внимания на "учиненные армянами массовые убийства азербайджанцев в Баку, Шемахе и других городах", также вписывается в контекст нового внешнеполитического курса официального Баку.
Проявления воинствующей риторики, особенно стали заметными после представления (10-11 ноября 1998 года) сопредседателями Минской группы ОБСЕ третьего предложения по урегулированию, которое обнаружило принципиальное отличие от двух предыдущих. Оно в известной степени иллюстрировало изменение общего подхода к данному вопросу, которое имело место после отставки первого президента Армении. Принципиальным отличием указанного варианта от предыдущих является попытка Минской группы синтезировать в одном документе два принципа международного права – территориальную целостность государств и национальное самоопределение. Ранее о таком синтезе не могло быть и речи: карабахский вопрос рассматривался исключительно в контексте нерушимости международно-признанных государственных границ.
Предоставление Нагорному Карабаху статуса республики ("общее государство") явилось по сути первой международной констатацией правомочности существования НКР, а следовательно, частичным, но отражением наличествующих реалий. Именно это обстоятельство и имел в виду глава официального Баку Гейдар Алиев, охарактеризовавший третье предложение МГ ОБСЕ "провокацией против Азербайджана". Нагорный Карабах (каким он подразумевался в данном документе) никоим образом не являлся автономной республикой.
Вместе с тем существует другой, не менее важный фактор, свидетельствующий об изменении общего подхода к карабахской проблеме, сразу после отставки первого президента Армении. Если Левон Тер-Петросян соглашался с первым предложением МГ, предполагающим односторонние по сути уступки, то новое руководство официального Еревана отвергло третий вариант, предоставляющий Нагорному Карабаху статус республики и очерчивающий контуры перспективной азербайджанской конфедерации. Модель так называемого общего государства была принята Арменией исключительно в качестве основы для ведения дальнейших переговоров, так как в ней констатировалось существование Нагорно-Карабахской Республики.
С этого периода агрессивная риторика в лексиконе азербайджанских президентов стала только возрастать, причем подобными заявлениями отмечались уже не только президенты, но и министры обороны Азербайджана, как, например, Сафар Абиев, заявивший на саммите СНГ в Астане о почти 100%-ной вероятности возобновления Карабахской войны. В казахстанской столице впервые за историю карабахского противостояния высокопоставленный представитель одной из враждующих сторон позволил себе высказать степень вероятности возобновления активных боевых действий, причем этот коэффициент был приравнен им почти к абсолютному. Очевидно, что в Астане министр обороны Азербайджана выполнял поручение Верховного главнокомандующего, каковым является, согласно Конституции АР, президент страны Ильхам Алиев.
И вот после подписания августовских армяно-турецких Протоколов воинственная риторика последнего уступила свое традиционное место более умеренной и выжидающей. Не означает ли это, что переговорный процесс вновь вернулся в исходное (устраивающее Баку) положение, иными словами - турецкие и азербайджанские власти возлагают конкретные надежды на эти документы? Гадать не будем, но ясно одно: воинствующий тон заявлений Алиева (в частности) снова даст о себе знать (причем в более радикальной форме), если Ереван в конечном итоге откажется от окончательного признания и одобрения предъявленных ему Протоколов. Именно этим и пугают нас сегодня "отечественные апологеты мира".
Арис КАЗИНЯН
Источник: golos.am |
