Analitika.at.ua. Представляем статью известного украинского политолога, члена Гуманитарного совета при президенте Украины, Михаила Белецкого, в издании «Украинский обозреватель», (1992 год, № 8).

Крым не Карабах

Среди украинских политических деятелей и журналистов стало привычным проводить аналогии между положением, с одной стороны, в Крыму, а с другой – в самых горячих точках бывшего Союза: Южной Осетии, Приднестровье и, прежде всего, – в Нагорном Карабахе. Если свести эту аналогию к предостережению от непродуманных и безответственных действий политиков, которые могут привести к глубоким общественным и межнациональным конфликтам и логика которых ведёт к противоборству и крови, примеры чего мы видим в том же Карабахе, – то с этим нельзя не согласиться.

Однако довольно часто имеется в виду более глубокая аналогия. Явно или неявно проводится мысль, что причины конфликтов, расстановка сил в них практически одни и те же во всех случаях. Все события сводятся к одной схеме. По ней существует три активных участника событий: руководство Советского Союза, а потом России, целью которого было сначала сохранение империи, а потом – её возобновление в составе или под эгидой России; национально-освободительные движения в республиках, приведшие за последний год к восстановлению национальных государственностей; наконец, партийная номенклатура автономий или не получивших автономии регионов с денационализированным «интернациональным» населением. Имперские руководители, намеревающиеся дестабилизировать развитие национальных государств, инспирируют действия местной номенклатуры, которая ради своей власти провозглашает сепаратистские идеи, а затем бросает людей в кровавую мясорубку.

Такая схема представления конфликтов последних лет, причиной которых якобы являются «сепаратистские» движения, возникла не сегодня и не в Украине. Её выдвигают руководители и идеологи всех республик, а затем независимых государств, где эти движения возникают: Азербайджана, Грузии, Молдовы. Эта схема имеет свои преимущества: она чёрно-белая, совсем простая и потому удобная для массовой пропаганды; для многих идеологов она тем привлекательнее, что позволяет лишний раз осудить главного врага – империю, к которой не без оснований они чувствуют отвращение; и, наконец, независимое государство уже не противостоит империи один на один, а автоматически приобретает в борьбе с ней и с внутренними врагами союзников, таких же, как и оно, жертв сепаратизма. Теперь оно может отстаивать общие с этими государствами приоритеты: целостность территории, неприкосновенность границ, – а также иметь в виду один не провозглашённый, но легко домысливающийся приоритет – интересов нации и государства перед всеми другими интересами.

Наверное, упомянутые преимущества такой схемы и привели к тому, что она стала доминирующей в распространённых представлениях о природе территориальных конфликтов. Можно назвать немного примеров её критики – среди них прежде всего противопоставление ситуаций в Карабахе и в Крыму Вячеславом Чорновилом в телевизионной программе «Підсумки» 24 мая. Мне кажется, что попытка анализа крымского кризиса в сравнении с названными, на первый взгляд подобными ему конфликтами могла бы быть полезной не только в поисках решения этой конкретной проблемы, но и для более широкого осмысления системы ценностей нашей государственной жизни.

Подход к национально-территориальным конфликтам, базирующийся на представлении о максимальной аналогии между ними, должен бы насторожить в тот момент, когда мы начинаем перечислять государства, уже ставшие их жертвами и тем самым как бы естественными союзниками Украины: Азербайджан, гамсахурдиевская Грузия, Молдова. Скажем откровенно: трудно признать их образцами демократии. Не очень-то толерантно относятся они к своим гражданам, особенно некоренной национальности. Мало чести было бы для Украины встать с ними в один ряд и объявить, что она поддерживает их отношения к национальным меньшинствам. Их союзнику пришлось бы на себе почувствовать неприятие их политики и отдельными людьми, и мировым сообществом. Так, может, лучше не провозглашать свою солидарность с ними, а подчеркнуть то, что нас с ними разделяет? Хотя бы для того, чтобы наши глаза не были затуманены схемами, чтобы мы могли лучше увидеть живых людей, ставших участниками и жертвами конфликтов, разобраться, кто из них больше заслуживает нашего сочувствия и поддержки.

Сравним, например, Нагорный Карабах и Крым. По месту в приведенной схеме они вроде бы одинаковы: Нагорный Карабах хочет отделиться от Азербайджана, а Крым (в лице своей номенклатуры и некоторых общественных деятелей) – от Украины. Но присмотримся повнимательнее.

Нагорный Карабах заселён армянами с древности. Армянские и азербайджанские историки спорят о том, кто поселился на этой земле раньше. К утверждениям о давно прошедших временах читатель может отнестись скептически, и я не намерен его убеждать. Напомню только, что на территории Карабаха более 1600 памятников армянской истории и культуры. Ещё важнее то, что в 1923 году армяне составляли 94,4% населения, а по переписи 1979 года – 75,9%. То есть впервые годы после включения Карабаха в Азербайджан (в 1921 году по решению Сталина) армяне составляли почти всё население, а потом оставались преобладающим большинством.

За годы вхождения своего края в состав Азербайджана армяне Карабаха столкнулись и с притеснениями на национальной почве, и с вытеснением своего языка и культуры, и с этнической экспансией, то есть вытеснением с мест проживания поселенцами из Азербайджана. Те, кто пережил такие притеснения на своей земле, могут представить, насколько они более страшны и жестоки при господстве этнически чужеродного государства, которому не чужда традиция средневекового презрения к иноверцам. Поэтому неудивительны и давнее недоверие и враждебность армян к этому государству, и мечта об избавлении от него. Не странно и то, что как только с началом перестройки стало возможно свободное выражение своих стремлений, они провозгласили выход из Азербайджана и сначала присоединение к Армении, а потом создание независимой Нагорно-Карабахской республики. За независимость высказались 99,89% участвовавших в голосовании. Но главное – не в этих цифрах. Своё стремление к независимости жители Карабаха показали не только и не столько у избирательных урн, а всей своей жизнью: в том, как все, кто может, мужчины и женщины, берутся за оружие, чтобы защитить своё жилище; в том, как в этой страшной войне, под постоянной угрозой смерти и пыток, в голоде, холоде, блокаде никто из них не только не оставляет своей земли, но и держит рядом с собой своих детей. Другого выхода у них нет. Они твёрдо знают, что выжить в составе Азербайджанского государства им уже невозможно. Это государство, уже не имеющее над собой московского контроля (как бы там ни было, он всё же удерживал от крайних эксцессов), или устроит здесь новый Сумгаит, или в лучшем случае постепенно вытеснит их со своей земли.

Похожа ли подобная ситуация в Нагорном Карабахе (какой она была в марте 1988 года, в момент принятия постановления о выходе из Азербайджана) на сегодняшнюю ситуацию в Крыму? Испытывает ли сейчас кто-нибудь в Крыму притеснения на национальной почве со стороны Украинского государства? (Испытывают крымские татары, но совсем по другим причинам.) Разве отношения между крымским русским и Украинским государством такие же, как между карабахским армянином и Азербайджаном? Думаю, ответы на эти вопросы очевидны.

Да, сегодня отойти от Украины и зажить то ли в составе России, то ли самостоятельным государством согласилась бы не только правящая номенклатура, но и часть населения. Если бы это было не так, не добивались бы крымские партии референдума, а украинская общественность – его отмены. Но это совсем не тот характер желания. Одно дело, когда человек, натерпевшись страданий от определённого режима в определённом государстве, чувствует, что уже не может жить в этом государстве и за выход из него готов заплатить собственной жизнью. Совсем иное, когда он вообще не сталкивался даже с намёком на национальные притеснения, а только услышал, как кто-то нашёптывает: «Вот придут эти украинцы и заставят говорить на своём языке»; когда он выбирает – России или Украине отдать Черноморский флот. И вот он сначала размышляет – идти голосовать или нет, потом – голосовать за независимость или против, и, наконец, почесав в затылке, бросает бюллетень «за». Думаю, что именно такие люди, достаточно равнодушные к соображениям как украинского, так и русского патриотизма, уставшие от нашего нищенского существования, и составляют большинство населения Крыма. (И добавлю, пусть на меня сердятся более идейные сограждане, но я считаю такое положение естественным.) Они и пойдут голосовать, если референдум состоится.

В доказательство верности этой оценки сошлюсь на результаты двух предыдущих референдумов в Крыму. Особенно второго, где избиратели Крыма поддержали провозглашение независимости Украины. А для сравнения прикиньте, проголосовал бы так же Карабах, если бы в нём в это же время провели референдум с вопросом: «Поддерживаете ли Вы независимость Азербайджана?»

Вообще во многих странах не только бывшего Союза, а и всего мира были и есть регионы, где звучат требования отделиться и создать собственное государство или присоединиться к другому. Например, в Великобритании – в Шотландии и Уэльсе, не говоря уже об Ольстере, где давно идёт война, по-своему похожая на карабахскую; в Канаде – в Квебеке. Это только в благополучных Европе и Америке. А Индия? А курдские земли в составе Турции и Ирака? А Тибет в составе Китая? Это сейчас. А сколько в этом столетии в результате победы национальных движений было создано новых государств! Ирландия отделилась от Великобритании, Норвегия – от Швеции, Бангладеш – от Пакистана. Да и распад грандиозных империй – Австро-Венгерской, Османской, Британской, Советской – из событий этого же класса.

Любопытно, что во время каждого из таких конфликтов противоположные стороны обращаются к одним и тем же аргументам – каждая к своим. Одна из них как высшую ценность провозглашает государственный суверенитет, территориальную целостность и неприкосновенность границ. Другая – право наций или территорий на самоопределение.

Думаю, что ни один из этих принципов не может быть абсолютизирован и принят как критерий оценки во всех случаях. Приняв безоговорочно один из них, мы должны были бы осудить народы, которые не могут существовать в составе охватывающего их государства уже потому, что оно ведёт против них настоящую войну на уничтожение, как это делал Пакистан в Бенгалии и делает Азербайджан в Карабахе.

Второй принцип, если его довести до крайности, будет означать, что в каждом регионе с этническими особенностями (а какой регион не имеет этнических особенностей?) можно было бы в любой день собрать избирателей и, если определённый процент (51% от 51% голосующих, или 51% всего общества, или 67%) выскажется «за», изменить государственную принадлежность этого региона. Это означало бы крайнюю нестабильность мирового порядка. И вряд ли мировое содружество согласится отдавать на волю случая установление государственных границ, к чему привела бы процедура неограниченных референдумов. Вспомним, какими сложными процедурами обставлено решение вопроса о статусе Квебека в цивилизованной Канаде. К этому вопросу обращаются шаг за шагом уже которое десятилетие. И самые ретивые сторонники независимого Квебека не протестуют против этого: они понимают, что такой вопрос не решается в один день одним голосованием, что выявление истинной воли народа должно быть кропотливым и убедительным.

Вряд ли можно юридическим языком сформулировать общее правило, при каких условиях население некоторой территории имеет или не имеет право на смену своего государственного статуса. Жизнь сложна, и никто не возьмёт на себя ответственность сформулировать такое право раз и навсегда. Но определённые критерии, конечно, неформальные, которыми должны руководствоваться отдельный человек, общество, международное сообщество, оценивая подобные случаи и формируя свою позицию, вырабатывались на протяжении веков.

Самым надёжным мне представляется такой критерий: действительно ли значительное большинство народа не хочет и не может жить в составе государства, которому принадлежит его территория? Готово ли оно, если понадобится, заплатить достаточно высокую цену за выход из состава государства? К сожалению, в положительном ответе на этот вопрос убеждаются уже тогда, когда эту цену заплатили или продолжают платить.

Так вот, по этому критерию Карабах – один случай этнически-территориального конфликта, а Крым – совсем другой, противоположный ему. И справедливо решаться они должны по-разному.