Analitika.at.ua. "МК” побывал в армянском селе, где не смотрят телевизор и не ругаются матом

Светловолосые и голубоглазые, в горах Армении они как пришельцы с другой планеты. Кругом – Ваагни, Гамзачиган, Дебет и вдруг – село Фиолетово, где дома с резными наличниками.

На крышах – ни одной антенны. Здесь не смотрят телевизор, не читают газет, не гонят самогон, не курят и не ругаются матом. Уже почти два века в Фиолетове обособленно живут русские староверы – молокане. У них – ветхозаветные имена. "Входя в дух” – молитвенный экстаз – они подпрыгивают, поэтому их зовут еще "прыгунами”.

Соседи уважают их за трудолюбие и патологическую честность. По-особому засоленную в дубовых кадках молоканскую капусту знают не только в Закавказье.

«Отведуйте с душой желадной!»

Молоканское село за поворотом открывается внезапно. С домами, украшенными под теремок чердачными окнами, с изумрудными квадратами огородов. Как будто кто-то невидимый бросил между скал пестрое лоскутное одеяло.

На обочине вырастают торговые точки молокан. Продавцы стоят обособленно, прилавки с расписными навесами рассчитаны только на одного человека. Но внимание привлекают не горы картошки и банки с молоком, а лица – тонкие, просветленные, будто с картин Врубеля и Васнецова.

– В ладах с совестью живут! – говорит Иван Семенов, возглавляющий Фонд помощи и содействия российским соотечественникам в Армении.

Ни один из продавцов не машет призывно руками, не нахваливает шумно товар. И это в Армении, где любят торговаться!

Притормаживаем около колоритного деда с окладистой бородой. Под распахнутым жилетом – рубаха навыпуск, тонкая подпояска. Прозрачные, как лед, глаза держат, не отпускают. Или старовер обладает гипнозом? Ходят же они в духе, умудряются во время молитвы впадать в транс...

Накатывает волна тепла, оцепенение спадает... Побаловался дед, почувствовал свою силу и отпустил. Теперь стоит ровно, сложив руки на посохе, говорит, улыбаясь, нараспев:

– Потай, приезжи? Утрафьте, возьмитя к ужоткому картовь. Надысь до дождя копали, приспели.

К нам спешат женщины с соседних прилавков. Все – в платьях с воротниками под горло и белых накрахмаленных передниках.

– Отведуйте с душой желадной! – протягивает нам красные яблоки круглолицая молоканка. На наше «спасибо» следует напевный ответ: «На чем? На своем на добром?»

На одной из товарок поверх платья надета специальная накидка – понева. Старинная, домотканая. «Век долой! Дореволюционная Россия...» – говорит коллега.

Почувствовав на себе холодный глаз объектива, все разом закрывают лица руками. Фотокамера, как радио и телевидение, для молокан – от лукавого!

Они не признают церковной иерархии, рукотворных храмов, православных обрядов, не верят в «деревянки» – иконы. Молясь, не осеняют себя крестом, а крестины именуют «кстинами».

Молоканами их назвали, потому что в пост в отличие от остальных православных они ели молочные продукты.

– Пьем духовное молоко Господа, – не преминул добавить старик, обвешанный связками сушеных грибов.

380 «дымов»

Спускаемся с трассы в село. В низине всего две улицы, 380 хозяйств, по-местному — «дымов», чуть меньше 1,5 тысячи жителей. Горизонта нет, куда ни глянь, всюду – горы. Три часа езды, что до Еревана, что до Тбилиси.

– Глубинка, – соглашается Иван Семенов, выросший в семье староверов. – Но молокане считали, что сам Господь послал их сюда с определенными целями.

195 мужчин и 194 женщины поселились в лощине на месте военного блокпоста, между Базумским и Памбакским хребтами, еще в 1840 году. Тамбовскую губернию покинули согласно декрету Николая I. Сектантов, что поклонялись Богу только в духе, решили удалить подальше от православного мира.

– Шли пешком – кто босой, кто в лаптях. Власти думали, что молокане растворятся среди разноплеменного населения Закавказья, а получилось наоборот: духовные христиане сплотились, благодаря вере смогли создать на чужбине уголок России.

После тамбовских богатых черноземов молоканам досталась бурая земля, нанесенная ветром на скалы. Чтобы разбить огороды – пришлось возить плодородную почву на тачках из долины.

– Армяне переняли от переселенцев столярное и кузнечное дело, – продолжает рассказывать Иван Семенов. – Стали сажать картошку, заменили арбу четырехколесной повозкой. Староверы же на новом месте научились разводить овец.

Первые избы молокане строили сообща. Скот, земля – все было общественным. Через несколько лет в русских селах уже работали десятки сыроделен. Общины жили замкнуто. В метрических книгах их обязали регистрировать рожденных детей, тех, кто вступал в брак, умерших. Опасаясь, что их всех перепишут и заставят перейти в православие, молокане эти книги вскоре забросили.

– Случалось, что под именем покойника скрывался беглец из России. Молокане нередко укрывали у себя преследуемых за веру. При проверке случались казусы: приемный беглец, включенный в список вместо умершего сына, вдруг оказывался старше своих «родителей».

Власти смотрели на это сквозь пальцы. Бородатые переселенцы не нарушали закон, вели трезвый образ жизни, называли друг друга братьями и сестрами, все свободное время делили между Богом и семьей.

«Держит в доме сатану»

Въезжаем в село. До 30-х годов оно называлось Никитино. Потом было переименовано в Фиолетово в честь одного из 26 расстрелянных бакинских комиссаров – Ивана Фиолетова.

Сельская улица «съезжает» к горной реке с труднопроизносимым названием, Агстев. Вдруг – по нарастающей — цокот множества копыт. На дороге вырисовывается стадо коров. А можно сказать, и табун: все рогатые подкованные.

– Наши буренки, чтобы подняться на горные пастбища, проходят путь в 15–17 километров, и все – по камням. Не «оденешь» копыта в железо, коровы ноги в кровь изотрут, будут хромать, – говорит Алексей Новиков – сельский староста, он же глава администрации Фиолетова.

Молоканам после женитьбы положено отпускать бороду. Алексей Ильич – гладко выбрит, во вполне современном костюме.

Местные жители, что стоят с молоком и картошкой у трассы, успели шепнуть: «Идолопоклонник, держит в доме сатану – телевизор, а в управлении – компьютер».

– Я за село отвечаю, мне без связи и информации нельзя, – говорит в свою защиту староста. – Как выйду из дома, все деревенские ко мне: «Какие новости в миру?»

Алексей Ильич, по мнению молокан, еще и «прелюбодей». Семьи здесь традиционно крепкие, а этот посмел развестись и снова жениться. Взял пришлую молоканку, Сару Абрамовну из Мордовии. К тому же переметнулся от «прыгунов» к «постоянным» (один из подвидов учения молокан. – Авт.), стал ездить молиться в соседний Дилижан.

По местным меркам Новиков – олигарх. В хозяйстве – 20 коров, как здесь говорят – «20 животов». Дочь Татьяна живет в доме по соседству, в семье подрастают двое детей. А вот три его сына, старшему из которых уже стукнуло 40 лет, до сих пор ходят в холостяках. «Никто из местных не отдаст за них своих дочерей, – делилась с нами, поджав губы, Агафья. – И все из-за отца».

Должность главы администрации – выборная, голосование – каждые четыре года, и вот уже скоро будет 20 лет, как этот пост занимает Алексей Ильич.

Но реальная власть в селе, по уверениям жителей Фиолетова, принадлежит пресвитеру Николаю Ивановичу Суковицыну. Все дела – семейные, рабочие, общинные – совершаются только с одобрения 86-летнего руководителя общины. Он может лишить поддержки любого отступника от веры, а также исключить из собрания.

– И так было всегда. Помню, когда председателю колхоза надо было людей в субботу вывести на поля, он шел к пресвитеру, и вся община выходила на работу, – говорит Алексей Новиков.

Колхоз в Фиолетове был организован в 1934 году. Многих зажиточных молокан раскулачили, кто не приветствовал коллективизацию – отправили в лагеря. На фронте погибли 87 сельчан, а при репрессиях – 95. Домой из ГУЛАГа, отсидев 10 лет, вернулся один-единственный молоканин.

При трезвом и трудолюбивом населении колхоз стал передовым.

– Однажды в срочном порядке пришлось созывать собрание общины. «Сверху» спустили установку: организовать свиноферму. А молокане издавна, по-ветхозаветному, считали свиней грязными животными, они ведь едят как своих детей, так и всякую падаль, – говорит Алексей Ильич. – В нашем селе никто никогда не держал хрюшек. Нашли выход: далеко за Фиолетово выстроили бараки и наняли скотников из армян, что жили в соседней деревне.

– А смешанные браки случались?

– За все время существования села было около десяти браков с армянами. До карабахского конфликта у нас жили азербайджанцы, три девушки вышли замуж за азербайджанцев. Но мало кто ужился, почти все разошлись, он, как правило, потом брал жену из своих, а молоканка оставалась одна с ребенком. Удачных союзов было наперечет.

– Были среди молокан преступники?

– В семье не без урода. 5 человек на моей памяти оказались за решеткой. Последний раз – лет семь назад – один парень в драке толкнул другого, тот ударился виском об угол крыльца, умер. Молокане стараются придерживаться заповеди: не суди, и не судим будешь. Если кого из наших обворовали или избили, они на обидчика в суд все равно не подадут. Потом ведь придется показания давать, в суде выступать, а главное, жить с сознанием, что с его подачи человек оказался в заключении. Нет, это не для молоканина.

– Вы чувствовали себя в Армении чужими?

– Никогда! Местные власти всегда хорошо относились к молоканам. Между двумя русскими селами – Лермонтово и Фиолетово – даже посадили березовую рощу, чтобы она напоминала нам об исторической родине. Провели в Фиолетово газ. У нас в селе осталась работать единственная на всю Армению государственная русская школа. Железнодорожники помогли ее отремонтировать, посольство привозит российские учебники. Выпускникам выдают направление в Российско-Армянский (Славянский) университет. Если всем остальным требуется набрать 19 баллов, чтобы поступить в вуз, то молоканам – достаточно 8.

Любопытно, что правильному русскому литературному языку молоканских детей учат учителя-армяне, приезжающие на занятия из соседнего Ванадзора.

Молокане до недавнего времени не стремились получать высшее образование.

– В старшие классы у нас издавна шли единицы, – говорит старожил села Иван Ипатьевич. – Каждый старался свою дочку на базар пристроить продавать капусту. А чтобы она поехала куда-то учиться, это нет, потом еще уйдет в мир. Зачем это? С малых лет все наши ребятишки помогают родителям по хозяйству. А в школу отдыхать ходят! Когда посевная пора – на уроках и вовсе не появляются.

Армянский язык входит в школьную программу, все его учат, разговорную речь понимают, но говорят с трудом. Поэтому делопроизводство в сельской администрации ведет секретарь Арарат Абрамян из соседней деревни.

«Капустная Мекка»

Большинство молокан продолжают жить подсобным хозяйством. В высокогорье выращивают картофель, свеклу, морковь, но особо ценится местная необыкновенно вкусная капуста.

Фиолетово можно назвать «капустной Меккой». В каждом дворе – гора кочанов. У выставленных на улицу столов, стуча большими ножами, работают и старики, и подростки. Два человека за день могут нарезать-нарубить до одной тонны капусты. Ее тут же мнут, солят и укладывают в огромные 500-килограммовые дубовые бочки. Туда же слоями засыпают 40 килограммов измельченной моркови.

– Капуста – наша кормилица, – приглашает нас в дом Евдокия Суковицына. – На любом рынке, что в Ванадзоре, что в Ереване, знают, какова на вкус квашеная капуста по-молокански.

– А во времена Советского Союза нашу капусту пробовала вся страна, – не может удержаться Алексей Новиков. – Закатывали бочки в железнодорожные вагоны – и вперед, доезжали даже до Владивостока. Территория СССР была поделена на сектора, у каждой семьи молокан был свой участок сбыта. Я с отцом, например, возил капусту в Астрахань. За год получали до 25 тысяч рублей навара, строили большие, добротные дома.

– В Ереване нас уверяли, что молокане никому не выдают секрет своей именной засолки.

– Да нет никакого секрета! Вот, например, вы возьмете на кастрюлю один килограмм мяса и получите постный бульон или положите в ту же емкость 10 кг мяса – навар и вкус будет уже другой. Так и с капустой! Мы солим ее в большой емкости, в большом количестве! Главное – успеть утрамбовать бочку за один день, и все – с добрыми помыслами, с молитвой.

– Говорят, что у вас сорт какой-то особый, капуста вырастает со сладким привкусом.

– Живем в высокогорье, у нас небо ближе, – смеется Евдокия. – На удобрения денег нет, на грядки идет только навоз, для полива используем воду от талых ледников.

Теперь квашеную капусту за пределы Армении не вывезешь.

– Таможенные и пограничные поборы обессмыслили всю торговлю, – машет рукой староста села. – Удается продать только одну треть от заготовленной. Сердце кровью обливается, когда ее бочками приходится выбрасывать.

Раньше каждая семья в Фиолетове разводила овец. В селе было 1,5 тысячи голов, осталось – 300. «Держать их стало невыгодно, – говорит Евдокия. – Шерсть не ценится, заготовщики мяса до отдаленного села не доезжают. Оставили для собственных нужд, стрижем шерсть, чтобы набить матрасы, тюфяки да одеяла».

Собранный урожай – картофель, свеклу, морковь – молокане сбыть не могут. Доходит до того, что овощами в селе кормят скотину. Комбикорм стоит 80 драм за килограмм, а картошку можно продать только за 50.

Добрая половина села сейчас на заработках. В Ереване мужчины нанимаются ремонтировать квартиры, женщины – убирать дома. Многие молокане работают на строительстве газопроводов в Тюмени и Сургуте. Вербовщики из Восточной Сибири в селе не редкость. Молокан охотно нанимают в бригады сварщиков, где нужны надежные, непьющие работники. Отработав вахту в шесть месяцев, они возвращаются в Фиолетово.

Молодых, что уезжают жить в молоканские общины в окрестности Ставрополя и Краснодара, осуждают всем селом: дескать, «затаптывают следы предков».

– Нашим ребятам предлагают служить в армии в погранвойсках, нести вахту вместе с российскими пограничниками, – говорит Иван Семенов. – Так наши хлопцы стремятся попасть в чисто армянскую армию. Отслужат положенный срок – и приходят домой, прекрасно владея армянским языком. Горную страну молокане считают своей родиной.

Православные протестанты, духовные христиане, русские люди с армянскими паспортами – они будто сошли со старинных фотографий.

Они «перестояли революцию». Жизнь у староверов по-прежнему «текёть» по обрядам, они пашут впряженным в лошадь плугом, «по-бывалошному кипят с сеном», трава у них – медовая. «Покойней и угожей» им жить в горах Армении, где ниоткуда не слышно телевизора и все в мире молчит.

В воскресенье всей семьей они ходят в молитвенные собрания. На мелодии русских народных песен поют псалмы и читают отрывки из священных текстов. Разжигают дюжину самоваров, работающих на угле, пьют густой чай. К праздникам белят избы, «катают» лапшу и варят ее в чугунках. Полсотни человек в Фиолетове не берут пенсии: не позволяет вера, эти деньги не заработаны своими руками.

Многие из молокан сейчас очень нуждаются в помощи, но просить ее никогда не будут. Они отказываются принимать иностранные группы туристов, потому как не желают, чтобы их «изучали за деньги».

«На человека должны смотреть всего три раза: когда родится, когда в брак вступает, когда умирает», – подводит итог молоканка Евдокия.

Другая Армения. Другая Россия. Оригинал материала и фото на mk.ru