Analitika.at.ua. Ирано-турецкая словесная перепалка вокруг выбора места проведения дискуссий 13-14 апреля по ядерной тематике по схеме Иран и группа 5+1 (члены СБ ООН + Германия) обнажила примерные контуры притязаний как самих сторон переговоров, так и их посредника в лице Турции. Несмотря на накал страстей, Стамбул "уцелел" как пункт схождения интересов. Предшествовавшее резкое осуждение премьер-министром Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом позиции Тегерана стало, пожалуй, первым публичным проявлением плохо контролируемой нервозности за все время турецкого посредничества. По мнению турецких руководителей, причины роста напряженности в регионе "коренятся в контурах иранской ядерной программы".

Основанием для столь категоричного суждения послужило сомнение Ирана в правильности предварительной договоренности о проведении переговоров в Стамбуле. Тегеран заявил, что предпочел бы Багдад, Бейрут или Дамаск, как места "большего расположения" к теме бесед. Однако маневры Тегерана отнюдь не ограничиваются тактической целью отдаления, как считает турецкий премьер, перспективы рассмотрения атомного вопроса. Ставки находятся в стратегической плоскости. Недаром, обведя взором столицы своего регионального влияния, иранцы указали на Ирак, который лишь недавно покинули военные контингенты США. Повышая международное реноме пост-саддамовского Багдада, Тегеран хотел бы продемонстрировать свое мощное присутствие там, констатируя к тому же неудачу Вашингтона в иракской кампании.

Иранцы осознают конечность своих ресурсов глобального противостояния и стремятся трансформировать вероятные уступки в ядерной проблеме в существенное усиление региональных позиций, прежде всего, в ареале шиитского влияния. Причем, усиление позиций мыслится ими не только за счет противной стороны переговоров, но и за счет усердного посредника - Турции. Формальным поводом для сомнений относительно Стамбула стало проведение там конференции "Группы друзей Сирии". Появился и второй удобный повод. По возвращении из Ирана на родину, Эрдоган отдал директиву о 20-процентном снижении импорта иранской нефти, посчитав очевидно, что дело сделано. Как оказалось - поспешно.

Реагировать на заявление главы комитета иранского парламента о нежелательности проведения встречи в Стамбуле пришлось руководящему тандему Турецкой Республики в унисон. Пытаясь выкарабкаться из дважды подчиненного положения - и перед Западом, и перед Ираном, Анкара предпочла прибегнуть к открытой критике Ирана и, попутно, указать на свое право военного вмешательства в регионе. Ценой за такой достаточно риторический "отыгрыш" становился вполне реальный посреднический потенциал в ядерном вопросе, и не только он. В более широком контексте страдал весь комплекс функций Турции, под который тонко настроен концептуальный базис политики министра иностранных дел Ахмеда Давудоглу. Ему же и пришлось выводить ситуацию из крутого словесного "пике". 6 апреля потребовалось лично и через посла в Иране Умита Ярдыма заверять в неизменном уважении со стороны своего руководства к высшим руководителям ИРИ, полностью поддержать иранскую ядерную программу и назвать предложение Багдада в качестве места переговоров "мудрым".

Чтобы оценить причины бурного всплеска эмоций и возвращения ситуации на "круги своя" необходимо взглянуть на мотивацию сторон. Подходы министра Давудоглу известны, они теоретически проработаны и стройны, хотя пока трудноосуществимы. Несмотря на демарш, очевидна также кровная заинтересованность Ирана в перманентной вовлеченности Турции в любые двусторонние или многосторонние процессы, затрагивающие политические и экономические интересы Тегерана. Подобным образом иранцы "осязают" центральный узел на потенциально опасной для них линии Израиль, Турция и Азербайджанская Республика. Но на первом плане у Тегерана, по-прежнему, тематика ядерной программы в контексте регионального влияния.

Возвращение иранцами города Стамбула в поле обсуждения преподносится как огромная уступка, означающая, что уступок по вопросу местного извлечения урановой руды и местного же обогащения до уровня 3,5 по U235 не предвидится. Судя по заявлениям руководителя ядерной программы Феридуна Аббаси от 8 апреля, отказ от обогащения до 20 процентов может быть предметом обсуждения. Что касается репутационного аспекта, скорее всего, показательным "сеансом игры в политические нарды" с турецким премьером и продвижением кандидатуры Багдада, Тегеран довольствуется статусом обладателя "потенциально двойных ядерных технологий".

Демонстративная размашистость иранцев имеет истоки. На возможное признание Соединенными Штатами права на жизнь мирной иранской ядерной программы указывает утечка, организованная через Washington Post. Согласно газете, во время встречи президента Барака Обамы с Эрдоганом в Сеуле, Обама предложил в доверительной форме сообщить рахбару (аятолле) Али Хаменеи о существовании "окна возможностей", чтобы избежать тяжелых последствий. Об "окне" в форме нежелания Обамы осложнять ситуацию на Ближнем Востоке перед выборами в Тегеране должны были домыслить самостоятельно. Использование открытого канала информации было направленно как на израильское руководство и граждан, так и на простых иранцев.

Той же цели служила другая медийная история с теми же адресатами. Журнал Foreign Policy опубликовал статью о предположительной договоренности Тель-Авива с Баку об использовании территории бывшей советской республики для организации авианалета на иранские ядерные объекты. Скорее всего, речь могла идти о резервировании полузаброшенных запасных взлетно-посадочных полос советских авиаполков на базах Кировабад-4 (ныне Гянджа, - ред.), Карачала близ Кюрдамира, а также Муганских Сальяны, Аджикабул и вертолетных укрытиях в пункте Пришиб близ Ленкорани. Полосы в насыщенных средствами ПВО районах по мысли автора журнала могли служить для безопасного приема уцелевших после боевого применения самолетов и их обратного старта. Вертолетная инфраструктура в приграничье должна была обслужить спасательные миссии. Курсы обратного перелета бомбардировщиков и пути переброски на базы вертолетов с усиленной броневой защитой автором не раскрывались, однако и опубликованного было достаточно, чтобы оценить отношение Белого Дома и Пентагона к израильским планам.

Оба американских мессиджа всеми прочтены и, судя по раунду в ирано-турецкой перепалке, приняты к сведению. О близком взаимном исчерпании ресурсов противоборства на иранском направлении, помимо неоднозначности результатов финансово-экономических и иных репрессий и непомерно возросшей угрозы израильского авиаудара, свидетельствует активизация роли руководителя исламской революции самого первого, хомейниевского призыва Хашеми Рафсанджани и его публичные послания Вашингтону. К тому же ряду косвенных признаков относится привлечение к хору "друзей Сирии" экзотического исполнителя высокого демократического диапазона - Азербайджанской Республики. Осуществленная посредством медийной операции в стиле Wikileaks переброска с иранского "фронта" свидетельствует о сосредоточении усилий непосредственно на Сирии.

Помимо нюансов предвыборной тактики все публичные ближневосточные месседжи содержат информацию об общей обеспокоенности масштабом и степенью управляемости текущими процессами дезорганизации государственных структур в регионе. Судя по всему, российские внешнеполитические усилия в целом укладываются в это же русло. Во всяком случае, случайная утечка в YouTube с того же Сеула по поводу другого вашингтонского "окна возможностей", правда на этот раз, наоборот, до поздней осенней поры закрытого, вполне может об этом свидетельствовать. Павел Даллакян - эксперт (Ереван), ИА REGNUM