Analitika.at.ua. Трудно оценить ситуацию, складывающуюся в преддверии намеченной на 25 июня казанской встречи президентов России, Армении и Азербайджана иначе как, мягко говоря, крайне неоднозначную.  Шквал нетерпеливых ожиданий, формализующихся в заявлениях глав государств и дипломатов, оценках некоторых экспертов и публикациях влиятельных западных СМИ, разительно контрастирует с ситуацией, складывающейся непосредственно в зоне конфликта. Только во второй половине мая Азербайджан провёл несколько крупных военных учений, в том числе с использованием танковой техники и артиллерийских систем. Нарушения режима прекращения огня приняли систематический характер, однако это, похоже, мало беспокоит истинных вдохновителей действа, именуемого «урегулированием карабахского конфликта в рамках Минской группы ОБСЕ».

Выдающаяся роль Соединённых Штатов в преддверии казанской встречи видна невооружённым глазом. Вслед за министром иностранных дел Армении Эдвардом Налбандяном в Вашингтон отправился его азербайджанский коллега Эльмар Мамедъяров. 2 июня министр иностранных дел Азербайджана встретился в Вашингтоне с известными специалистами по Кавказу – Фионой Хилл из Брукингского института, Томасом де Ваалом из Центра Карнеги, с руководителем Джеймстаунского фонда Гленом Ховардом (фонд этот специализируется, кстати, и на специфически интерпретируемой черкесской проблематике), а также со Збигневом Бжезинским, имя которого говорит само за себя.

Тем не менее, создаваемый вокруг встречи в Казани информационный фон, с особой акцентацией видной роли российской дипломатии и российского президента в деле сближения позиций двух сторон, недвусмысленно «переводит стрелки» на Россию. Довильское заявление трех президентов подогрело завышенные, как мы предполагаем, ожидания. Между тем, высказывания заместителя министра иностранных дел России Сергея Рябкова были вполне сообразными ситуации. «Нет причин, чтобы мы сказали, что находимся на грани нового столкновения», – заявил Рябков, комментируя Довильское заявление. В самом деле, любое крупномасштабное столкновение вокруг Карабаха меньше всего будет соответствовать интересам России – как в контексте её взаимоотношений с Ереваном и Баку, так и с точки зрения внутренней стабильности. Представление же о том, что шансы на мирное урегулирование проблемы более велики, чем раньше, можно интерпретировать с самых разных позиций. Так, представитель детально анализировавшей карабахский конфликт Международной Кризисной Группы Лоуренс Шитс рассуждает о стремлении лидеров противоборствующих сторон и посредников получить из сложившейся ситуации максимум возможного: «Мы не видим каких-либо очевидных изменений в процессе урегулирования… Конечно, есть дипломатические разговоры, что в Казани будет подписан какой-то документ, но даже если и будет подписан, то… это не будет  окончательным документом вокруг основных принципов, а какое-то предварительное соглашение, которое позволит лидерам как Армении, так и Азербайджана не терять собственное лицо и в то же время позволит посредникам сказать, что они зафиксировали прогресс…» Как мы знаем, подобные документы заключались и в Майендорфе, и в Астрахани, и в других местах, однако о них практически сразу забывали под аккомпанемент очередных воинственных заявлений и провокаций на линии соприкосновения сторон.

Точка зрения относительно возросшей степени сотрудничества России с Западом (и прежде всего США) в деле разрешения различных региональных конфликтов (и прежде всего карабахского) получает всё больше распространение в экспертных кругах Южного Кавказа, вызывая, в частности, серьёзную тревогу в Армении. Ведь так называемые Мадридские принципы, проталкивать которые Запад собирается под прикрытием посреднической миссии России и с использованием её сохраняющихся позиций на Южном Кавказе, не сулят армянской стороне ничего хорошего. Отвод Армии обороны НКР с хорошо оборудованных позиций хотя бы на части территорий так называемого «пояса безопасности» резко осложнит обстановку, повышая вероятность возобновления боевых действий с вовлечением третьих сторон. В пользу того, что это неминуемо произойдёт, существует слишком много свидетельств. 4 июня пресс-секретарь оборонного ведомства Азербайджана Э.Сабироглу заявил, по сути, о неизбежности новой войны. Наивно было бы полагать, что фактор «военной дипломатии», который, по словам Э.Мамедъярова, «поддерживает прогрессивный ход переговоров, всегда существовал, существует и будет существовать», не учитывается в Ереване и Степанакерте.

Тактика «ползучей разморозки» региональных конфликтов вполне вписывается в общие контуры условной «доктрины Обамы», заключающейся в провоцировании кризисов и последующем создании видимости совместного с избранными партнёрами их «решения» при обязательном условии сохранения общего американского руководства процессом. Можно предположить, что и недавно промелькнувшая информация о намерении США предложить Турции роль посредника в урегулировании палестино-израильского конфликта не выпадает из этого логического ряда. Видимо, следует согласиться с наблюдателями, именующими подобную тактику паразитированием на собственных союзниках, чреватую существенной девальвацией их внешнеполитического курса. Как показывает ситуация вокруг разнообразных точек нестабильности в регионе, от Ливии до Ирана, взаимодействие в рамках предлагаемых Вашингтоном и его союзниками «форматов» способно обернуться не только краткосрочными и сиюминутными дивидендами, но и серьёзными материальными и репутационными издержками. «США пытаются очистить путь для решения собственных проблем с Ираном, – пишет не замеченная в антиамериканизме бакинская газета «Зеркало», комментируя подходы администрации Обамы применительно к палестино-израильскому и нагорно-карабахскому конфликтам. – Вашингтон пытается добиться урегулирования армяно-азербайджанского конфликта вокруг Нагорного Карабаха, так как, безусловно, рассматривает Южный Кавказ в качестве одного из немногих надежных плацдармов для интервенции в отношении Ирана». Остаётся задаться вопросом о роли и месте России в этой, мягко говоря, не слишком привлекательной игре.

Оригинальный тезис о том, что «Россия нуждается в Западе, если она хочет модернизироваться», оставим юмористам. Можно предположить, что российская сторона искренне стремится создать в рамках провозглашенной некогда «перезагрузки» позитивную модель взаимодействия с американцами, столь желанную для некоторых сил после неудачного косовского, абхазского и юго-осетинского «прецедентов». Приднестровский вопрос, несмотря на заявленную Сергеем Лавровым «общую позицию», согласно которой необходимо искать компромисс в рамках территориальной целостности Молдавии при гарантированном особом политическом статусе Приднестровья, также далёк от разрешения. Предположение о том, что этот «особый статус» (как в случае Приднестровья, так и в случае Нагорного Карабаха) будет идентичен, в лучшем случае, нынешнему статусу населённого сербами района Митровицы в рамках «территориально целостного» Косово, несколько тормозит достижение данного «компромисса». Случаи Южного Судана и той же Ливии пока слишком неочевидны, чтобы можно было рекламировать их в качестве моделей эффективного сотрудничества в разрешении региональных кризисов. При этом не стоит забывать, что, например, по вопросам стратегической стабильности между Москвой и Вашингтоном продолжают сохраняться достаточно острые разногласия. США по-прежнему поддерживают территориальные претензии Японии к России, не изменили своей позиции по Грузии, по-прежнему практикуют «правозащитную» риторику в качестве элемента политического давления. Применительно к Карабаху ситуация также может оказаться вовсе не столь благостной. Вот что пишет в своей нашумевшей статье весьма информированный британский политолог Томас де Ваал, многие годы специализирующийся на карабахском конфликте: «…Россия, США и ЕС хорошо работали вместе над процессом переговоров, однако различия их интересов на Кавказе, разная повестка отношений с обеими странами и претензии к их ресурсам затрудняют создание совместного постконфликтного урегулирования в вопросе Карабаха». С другой стороны, несмотря на вызванные внешними факторами разногласия между Москвой и Тегераном, применительно к вопросам региональной безопасности следует говорить о сохраняющейся стратегической общности целей между Россией и Ираном.

Процесс выработки некоего «соглашения», на которое намекают авторы Довильского заявления, оставляет больше вопросов, чем дает ответов – не по части так называемых «принципов», отсылающих нас аж к Хельсинкскому акту 1975 года, а по части реального соответствия этих бумажных абстракций обостряющейся ситуации в зоне конфликта и в армяно-азербайджанских отношениях в целом. Заставлять стороны подписывать документ, в практической реализуемости которого существуют большие сомнения; подталкивая их тем самым к открытому военному противостоянию и, как следствие, дезорганизации и так не идеальных государственных систем (и это лишь часть возможных негативных последствий) – вовсе не та задача, которую уместно решать руками российской дипломатии.

Следует согласиться с мнением директора программ по России и СНГ Германского общества внешней политики Александра Рара: «Любой консенсус, любое компромиссное решение должно быть приемлемым  для обеих конфликтующих сторон, в противном случае никакого решения не будет и никакая формула не будет принята».  Призыв к президентам продемонстрировать политическую волю будет иметь положительный эффект лишь в том случае, если так называемые Основные принципы будут составлены таким образом, что их реализация не повлечёт за собой  окончательной «разморозки» конфликта. Следует исключить ситуацию, при которой у сторон возрастал бы соблазн «перерешить» конфликт силовыми методами, о недопустимости чего прямо говорится во втором абзаце Довильского заявления. Вряд ли документ такого уровня может быть столь внутренне противоречивым.

Пока соответствующей уверенности, к сожалению, нет – иначе в качестве первоочередных шагов посредники настаивали бы на сворачивании враждебной пропаганды (о которой упоминается, в частности, в опубликованном 31 мая отчете Европейской комиссии против расизма и нетерпимости по Азербайджану), обсуждали бы возможность обоюдного отвода войск с образованием демилитаризованной, синхронизированного с укреплением действующего режима прекращения огня. Однако об этом если и говорится то очень уж отвлечённо – равно как и о реальных, а не бутафорских гарантиях невозобновления активных боевых действий. В этом контексте достаточно упомянуть историю с так и несостоявшимся отводом снайперов: ответом на возросшую активность Баку стала, по сообщениям армянской прессы, операция «Антиснайпер». Неспособность посредников предложить действенные механизмы поддержания статус-кво усиливает сомнения в том, что они удержат процесс его слома – процесс, гарантом которого, во всяком случае, в публичном пространстве, предлагается стать едва ли не Президенту России лично.

Нет никаких сомнений в том, что подобный сценарий грозит России самым разнообразным спектром осложнений – как во внешней, так и во внутренней политике. В этом контексте казанская встреча может стать отправной точкой формирования пусть соотносимой с мнением контрагентов, но вместе с тем самостоятельной посреднической позиции, учитывающей длительный опыт российского присутствия на Кавказе, накопленные знания об этом регионе и населяющих его народов, исходящей из сложившихся реалий и адекватного анализа угроз и вызовов региональной безопасности. Андрей АРЕШЕВ, bs-kavkaz.org