Analitika.at.ua. В марте 1929г. Иосиф Сталин в числе нескольких «социалистических наций» упомянул и «азербайджанцев»: «Никто не может отрицать, что нынешние социалистические нации в Советском Союзе – русская, украинская, белорусская, татарская, башкирская, узбекская, казахская, азербайджанская, грузинская, армянская и другие нации – коренным образом отличаются от соответствующих старых, буржуазных наций в старой России».

В 1929г. в Советском Союзе торжественно отмечалось пятидесятилетие руководителя партии и государства, и это стало великим политическим действом: из «первого среди равных» он превращался в «единственного». С этого юбилея стал приобретать более четкие контуры культ личности «отца народов». Именно тогда Сталин и выступил с некоторыми базовыми определениями, в числе которых было и процитированное выше одно из самых ранних упоминаний об «азербайджанской нации».

Смысл, вложенный им (пока еще сдержанно и неофициально) в новый этноним, идейно-композиционно восходил к наследию Василия Величко. Это прежде всего схожее восприятие разрозненных тюркских племенных союзов восточно - закавказских областей как «азербайджанцев» (или «адербайджанцев»). Конкретными данными, указывающими на то, что «отец народов» в своих определениях руководствовался формулировками Величко, мы не располагаем, однако отметим любопытную деталь: еще в 1913г. тридцатичетырехлетний Сталин опубликовал статью «Марксизм и национальный вопрос», где в числе прочего представил и свое видение «дел кавказских». Невозможно не заметить очевидных параллелей в подходах революционера и черносотенца. Сомнений относительно знакомства Сталина с «национальными разработками» периода русской реакции, конечно же, быть не может: «Коба на Кавказе съел не одного кавказца». Аналогии выступают в многочисленных деталях. Обратим внимание лишь на некоторые.

Василий Величко, 1904г.: «Свою податливость армянским воздействиям грузины не без основания объясняют тем, что армяне составляют единственную в крае реальную силу, которой сама русская власть не оказывает должного противодействия ни на каком поприще; армянские тузы захватили беспрепятственно в свои руки все жизненные источники: и рынки, и банки, и влияние».

Иосиф Сталин, 1913г.: «Если, например, в Грузии нет сколько-нибудь серьезного антирусского национализма, то это, прежде всего, потому, что там нет русских помещиков или русской крупной буржуазии, которые могли бы дать пищу для такого национализма в массах. В Грузии есть антиармянский национализм, но это потому, что там есть еще армянская крупная буржуазия, которая, побивая мелкую, еще не окрепшую грузинскую буржуазию, толкает последнюю к антиармянскому национализму».

Василий Величко, 1904г.: «Ведь, между идеалами, высшими началами религии и теми формами, в которых она выражается на практике, есть весьма существенная разница. Говоря об исламе в Закавказье, надо иметь в виду и невежественное отношение темной массы к букве религии (например, «шахсей-вахсей» у шиитов), и странствующих дервишей, будоражащих народ своими фантазиями, туманными проповедями и фокусами, и эмиссаров из соседних азиатских государств, – деятелей политических на религиозной почве... <...> Очевидно..., что закавказские коренные жители, и в частности мусульмане, нуждаются в ином, глубоко продуманном судоустройстве и судопроизводстве, наряду с надлежащим регулированием прочных государственных функций в крае, с которыми тесно связана деятельность судебной власти <> Мусульманские влиятельные классы не противятся введению русской школы».

Иосиф Сталин, 1913г.: «Закавказские татары, как нация, могут собраться, скажем, на своем сейме и, подчинившись влиянию своих беков и мулл, восстановить у себя старые порядки, решить отделиться от государства. По смыслу пункта о самоопределении они имеют на то полное право. Но будет ли это в интересах трудящихся слоев татарской нации? Может ли социал-демократия равнодушно смотреть на то, как беки и муллы ведут за собой массы в деле решения национального вопроса? Не должна ли социал-демократия вмешаться в дело и определенным образом повлиять на волю нации? Не должна ли она выступить с конкретным планом решения вопроса, наиболее выгодным для татарских масс?»

Как видно, интервал, отделяющий процитированные абзацы, составляет около десяти лет, однако согласимся, что расставленные в них основные акценты обнаруживают поразительное сходство (аналогии можно перечислять долго). Естественно, в подходах имелись и различия. В 1913г. Сталин предпочитает пользоваться более «узнаваемой» официальной терминологией «закавказские татары». Тем не менее это различие едва ли можно считать принципиальным, так как «этноконструкция» Величко не прижилась, а после прокатившихся по России, Турции и Персии революций в 1905-1911гг. и вовсе отошла на второй план, поглощенная столыпинской «татаризацией страны».

Таким образом, факт использования Сталиным официального термина непринципиален и даже обоснован – на фоне заданных в материале акцентов. В той же статье «Марксизм и национальный вопрос» он выдвинул тезис, который позже не только не претерпел сколь-нибудь существенных изменений, но даже позволил «наделить запоздалые нации» (как выражался он сам) уже и своими героями, художниками и поэтами.

«Взять, например, закавказских татар с их минимальным процентом грамотности, с их школами, во главе которых стоят всесильные муллы, с их культурой, проникнутой религиозным духом <...> Не трудно понять, что «организовать» их в культурно-национальный союз – это значит поставить во главе их мулл, это значит отдать их на съедение реакционным муллам, это значит создать новый бастион для духовного закабаления татарских масс злейшим врагом последних. Но с каких пор социал-демократы стали лить воду на мельницу реакционеров? Нет, это не решение национального вопроса. Национальный вопрос на Кавказе может быть разрешен лишь в духе вовлечения запоздалых наций и народностей в общее русло высшей культуры».

В аспекте рассматриваемого нами вопроса процитированный абзац крайне принципиален, ибо именно в контекст озвученного (и не претерпевшего в дальнейшем серьезных изменений) тезиса и вписывается вся последующая азербайджанизация персидского поэта Низами – впрочем, не только его одного. В целом в вопросах оценки внутриполитической деятельности Сталина бывшие «братские народы» обнаруживают общность взглядов; в конфликтующих регионах это проявляется в форме обоюдных обвинений в адрес второго главы советского государства по поводу продвижения им интересов одной нации в ущерб интересам другой. На деле все, конечно, обстояло несколько иначе: Сталин строил свою империю, и строил он ее в соответствии не только со своими пристрастиями, но и познаниями – кстати, не самыми поверхностными. Он имел собственное видение способов и форм решений национальных вопросов и, моделируя свои социалистические нации, ни с кем особо не считался, да и не церемонился. Руководитель советского государства прекрасно осознавал (особенно с начала тридцатых годов), что является единовластным хозяином не только многонациональной империи, но и огромного минного поля, причем включенный детонатор находится у него не под любимой настольной лампой, а на циферблате часов, что в углу кабинета. Он был объективно вынужден каким-то образом решать этот извечный бич империй – национальный вопрос.

Извечный вопрос империй – «национальный» – в разные времена «решался» по-разному.

Естественно, подобного термина очень долгое время не существовало, однако проблема все равно наличествовала и фиксировалась. Еще за две с половиной тысячи лет до Иосифа Сталина персидский монарх Дарий I Ахеменид пытался поддерживать имперскую стабильность посредством назначения своих наместников (сатрапов)из элитной среды покоренных стран.

На подавление восстаний, столь часто вспыхивавших на бескрайних просторах империи, он также не брезговал посылать военачальников из той же среды. Известен случай, когда в конце VIв. до н.э. в охваченную мятежами Армению был направлен персидский полководец армянин Дадаршиш.

В результате разыгравшегося в декабре 522г. до н. э. сражения в земле Изала (это на бывшей ассирийской территории) восставшие армяне установили полный контроль над местностью. Командующие войском Дария I полководцы Дадаршиш (армянин) и Ваумиса (перс) оказались не в состоянии сломить армянское выступление. Вплоть до мая 521г. Дарий воздерживался от прямого столкновения с армянами.

Несмотря даже на то, что знаменитая Бехистунская надпись Дария I не указывает на этническую или племенную принадлежность восставших, равно как и не упоминает их вождя, большинство ученых (например, И.Дьяконов) практически не сомневаются в том, что это были армяне. Видный востоковед М.Дандамаев в этой связи подчеркивает: «Продолжительная и упорная борьба восставших свидетельствует о том, что это движение пользовалось большой поддержкой местного населения, т.е. армян. Поскольку Бехистунская надпись указывает, что Армения была охвачена мятежом, вероятно, составитель этой надписи не видел необходимости особо отмечать племенную принадлежность мятежников, полагая, что это и так ясно».

В мае 521г. до н. э. Дарий вынужден был перейти в новое решительное наступление, так как армянский очаг напряженности спровоцировал цепную реакцию – восстания во многих других районах империи. 21 мая разыгралось сражение у места Зузахия (в собственно Армении), но сломить сопротивление восставших Дарию вновь не удалось. На помощь Дадаршишу и Ваумисе были посланы новые отряды, и спустя шесть дней произошла битва на берегу Тигра. Тем не менее персы и на этот раз не сумели одержать верх над армянами. Вождем восставших, по мнению Г.Капанцяна, был армянин Араха – персидский наместник в Вавилоне, который в период вспыхнувшего на родине стихийного восстания вернулся в Армению и возглавил мятеж. Несколько иного мнения придерживается Ф.Вейссбах, полагающий, что Араха действительно стоял во главе армянского восстания, но оказался в Вавилоне лишь после его подавления, где и поднял новый мятеж против Дария. В персидском и эламском текстах Бехистунской надписи Араха назван армянином, в аккадском – урартом (в этой надписи понятия «урарт» и «армянин» были тождественными, равно как и названия «Урарту» и «Армения»).

Примечательно, что Бехистунская надпись упоминает Араху не как вождя восставших армян, а в качестве «армянина – вавилонского мятежника», который выдавал себя за Навуходоносора IV, сына Набонида. По мнению Г.Буннера, «армянин Араха – лицо, тождественное с Навуходоносором Книги Юдифь». Аналогичной точки зрения придерживается К.Шедль, считающий, что Араха не собственное имя, а армянский титул со значением «царевич». Настоящее имя царя, по мнению известного историка, – Навуходоносор: «он являлся сыном свергнутого Набонида и отправился в Вавилон, чтобы заявить претензии на престол своего отца».

Согласно хронике того периода, уже в августе Навуходоносор IV воссел на вавилонский трон. По сообщению источников из Вавилона, Сиппара и Борсиппы, новому царю удалось овладеть всей страной, вплоть до Урука. Любопытно, что Бехистунская надпись отмечает, что вавилоняне действительно перешли на сторону армянина. «Вавилонский народ перешел на сторону этого обманщика Арахи, который захватил Вавилон и стал царем в Вавилоне». Несмотря на то, что мятеж Арахи в конце концов был подавлен, но ахеменидская тактика решения «национального вопроса» действительно давала серьезные сбои.

Иначе подходил к вопросу Александр Македонский, вполне отчетливо осознававший необходимость подключения и каких-то идеологических форм и механизмов. В частности, при покорении Египта он отнюдь не случайно решил «обратиться» к богу Амону. Кстати, Наполеон восхищался не столько военным гением Александра, сколько его государственными способностями: «Что меня восхищает в Александре Великом – это не его кампании, для которых мы не имеем никаких средств оценки, но его политический инстинкт. Его обращение к Амону стало глубоким политическим действием: таким образом он завоевал Египет».

Александра Македонского действительно следует считать зачинателем именно идеологического подхода в этих вопросах. И не только: он разработчик политики этногенетической миксации или, если попроще, слияния народов. Грандиозное бракосочетание десяти тысяч греков с персиянками, устроенное им в Сузах, не что иное, как политическое действо, попытка моделирования новой (единой и неделимой) этнокультурной общности.

В последующие столетия были апробированы и другие разработки по поддержанию жизнеспособности имперского государственного организма. Все они обусловливались разными факторами, имели различные проявления, однако подчинялись одной и той же цели – как можно дольше сохранить империю. К примеру, в течение первого периода существования Монгольской империи чингизиды применяли весьма прагматичную модель и, в отличие от арабов или, скажем, Римской церкви, ничего идеологического на завоеванных землях не насаждали, миссионерами не были и даже религию свою, тенгризм, «оставили» в Каракоруме. Это объяснялось также и тем, что сами они ничего не производили, жили и обогащались исключительно за счет дани.

Подобная «налоговая политика» в большей степени походила на рэкет глобального масштаба, впрочем, новые хозяева мира в любом случае были крайне заинтересованы в стабильном развитии подвластных территорий: объемы дани непосредственно зависели от степени хозяйственного освоения земель (погромы в основном имели место в тех случаях, когда тот или иной князь – армянский, московский, мусульманский… – отказывался платить дань). Таким образом, в течение особенно первых нескольких десятилетий монголами реализовывалась прагматичная модель, ориентированная исключительно на прибыль. Более того, местным элитам также предоставлялась отнюдь немалая самостоятельность (по современной терминологии – «широкая автономия»), что, видимо, устраивало последних: удельные князья вели даже междоусобные войны за право именоваться главным данником, за право навестить великого хана, за обладание «алтын пайзцей».

Поддерживаемая на огромной части суши, такая политика и вскрывает причины беспрецедентного расцвета мировой торговли в первоначальный этап развития Монгольской империи. Никогда еще бескрайние просторы Евразии не представлялись столь оживленным «транспортным коридором», по которому вполне свободно перемещались и купцы, и миссионеры, и посланники королей, да и сами короли – представители самых разных народов и вероисповеданий. Прославленные пилигримы и путешественники XIIIв. (французский посланник Гийом де Рубрук, францисканский миссионер Джованни Монтекорвино или тот же знаменитый представитель купеческой семьи Марко Поло) являлись, по сути, «детищами монголов». Еще за тридцать лет до Марко Поло армянские военачальники и монархи также проделали долгий путь из Средиземноморья в Каракорум.

Почему мы обратились к этой теме? Дело в том, что марксистское восприятие самого понятия «национальный вопрос», равно как и способов его разрешения, базировалось на очень глубоком анализе исторического прошлого, на сопоставлении всех попыток по сглаживанию внутренних противоречий. Естественно, такие постановки рассматривались под призмой «сегодняшнего дня», с учетом именно «текущих запросов», степени развития общественно-производственных отношений и классовой борьбы. Разумеется, очень многое отметалось уже сразу, однако некоторые принципы брались на вооружение: в частности, марксистам особенно приглянулась идея Македонского по созданию новой имперской общности путем слияния народов. Однако миксацию они представляли не столько этногенетической, сколько социально-политической, посему рождение нового социума видели не на фоне пышного и грандиозного бракосочетания, а в контексте солидарности трудящихся всего мира. В 1916г. в статье «Социалистическая революция и право наций на самоопределение» Владимир Ленин писал: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их».

В целом ориентир на слияние наций пронизывает и всю большевистскую идеологию, что весьма логично: без понимания путей решения этого вопроса невозможно было строить какие-либо серьезные перспективы в многонациональной России, позже в Советском Союзе. Однако появление «социалистических наций» – это не только глубокий анализ прошлого, в большей степени это результат ожесточенной идеологической борьбы внутри самого социалистического движения, итог постепенной кристаллизации единственно верного (по убеждению российских большевиков) тезиса, приведшего в конце концов к Великому Эксперименту. Panorama.am