Analitika.at.ua. Последние события в Киргизии отвлекли внимание ведущих международных игроков от ситуации на Кавказе. Угроза появления в Центральной Азии «второго Афганистана» на фоне обсуждений о вероятном выводе натовских (а фактически американо-британских сил) из Афганистана первого превращают Большой Кавказ в менее значимую геополитическую величину. Однако Кавказский регион, похоже, не хочет уйти из топа мировой повестки дня, время от времени напоминая о себе новыми острыми событиями. Их смысл можно свести к следующей формуле «Прогресс почти не виден».

В последние несколько дней заметно обострилась ситуация в Нагорном Карабахе. Сначала в ночь с 18 на 19 июня азербайджанская диверсионная группа проникла на территорию непризнанной НКР (Нагорно-Карабахской Республики). Итогом этого стало пять трупов (один военнослужащий азербайджанской армии и четверо армянских военных). Стороны в течение последующих дней обвиняли друг друга в провокациях и отсутствии воли к миру. Однако после этого в ночь с 20 на 21 июня в зоне конфликта (в Ереване, Баку и Степанакерте ее уже давно без затей называют «линией фронта») снова были зафиксированы многократные нарушения режима прекращения огня. Минобороны НКР даже озвучило количество этих нарушений- 284. С одной стороны совершенно очевидно, что статистика военных - это не тот источник, которому можно безоговорочно доверять. Во-первых, проверить релевантность данных крайне сложно (поди докажи, что их было 284, а не 20 или 900). Во-вторых, нарушением режима можно считать и одиночный выстрел из пистолета, и ураганный огонь из артиллерийских орудий и минометов. И в первом, и во втором случае это будет нарушением режима прекращения огня. Но как бы мы не оценивали количественные параметры, а также интерпретацию этих событий сторонами, можно говорить об определенной тенденции. Предпринимаются попытки на более высоком уровне «разморозить» конфликт.

Наверное, о масштабной «разморозке» мы пока говорить не можем. Пока что ситуация в Нагорном Карабахе не напоминает события в Южной Осетии в 2004-2008 гг. или в Абхазии 2006-2008 гг. Но некоторые тревожные симптомы мы можем зафиксировать. Во-первых, они касаются политической лексики, в первую очередь азербайджанской. Оговорюсь сразу. Более жесткая риторика Баку вызвана положением прикаспийской республики, как проигравшей стороны, желающей взять реванш. Интересно то, что после инцидента в ночь с 18 на 19 июня представитель азербайджанского МИД Эльхан Полухов недвусмысленно заявил: «Азербайджан никогда не смирится с фактом оккупации своих территорий». Следовательно, подобного рода нарушения режима прекращения огня не осуждаются. И если они не приветствуются открыто, то это лишь дань дипломатической корректности. Стратегическая цель четко обозначена и Баку не хочет с нее сворачивать. Во-вторых, обращает на себя внимание тот факт, что серия инцидентов на «линии фронта» произошла сразу же после переговоров президентов РФ, Армении и Азербайджана в Санкт-Петербурге. Говоря об этой встрече глав трех государств (уже шестой по счету) тоже стоит обратить внимание на динамику поведения азербайджанской стороны. Сначала Ильхам Алиев отказался участвовать во встрече, затем согласился и даже своим участием поддержал профессиональных «оптимистов», говорящих традиционно о скором прорыве в урегулировании конфликта. Однако после шестой трехсторонней встречи глава Азербайджанской Республики не стал участвовать в работе экономического форума, который преподносится Москвой, как «российский Давос».

О чем говорит такая линия поведения? Мы можем увидеть, что слова Ильхама Алиева начинают меньше расходиться с делами. Что мы имеем в виду в данной ситуации? Прежде всего, речь идет о стремлении к миру посредством усиления жесткого давления на оппонента. Ведь если отбросить всю эмоциональную милитаристскую риторику азербайджанского лидера и его дипломатического штаба, что остается в итоге? Остается понимание того, что переговорные усилия будут дополняться направленным и более массированным военно-политическим шантажом.

Почему автор концентрирует свое внимание на азербайджанских действиях? Ответ прост. Армянская сторона (справедливо или нет – другой вопрос, есть много фактов в пользу того, что не вполне справедливо) считает себя победителем в конфликте и заинтересована в затягивании нынешнего статус-кво. «Разморозка» конфликта ни Еревану, ни Степанакерту не интересна, так как можно потерять то, что уже имеешь без ясных перспектив на будущее. Баку же, напротив, многократно озвучивал свои стремления решить карабахский вопрос военным путем. И в отличие от благодушных сопредседателей Минской группы азербайджанские дипломаты и военные прекрасно понимают простую истину: военные решения у конфликтов бывают. Что бы ни писали теоретики «научного демократизма». Можно вспомнить решение проблемы Косово или Сербской Краины, Боснии или других конфликтных узлов.

Комментируя последние инциденты на «линии фронта» советник министра обороны Армении генерал Гайк Котанджян заявил о возможности перерастания серии военных провокаций в новую войну. Свои мысли он попытался подтвердить тезисом о том, что мировое сообщество смотрит сквозь пальцы на вооружение Азербайджана. По многим пунктам генералу можно было бы возразить. Во-первых, что такое мировое сообщество после событий на Кавказе в 2008 году и в Киргизии в 2010 году не очень понятно. Вряд ли готовность к отправке тонны муки или самолета с медикаментами является свидетельством готовности международных институтов к эффективному и беспристрастному арбитражу. Что касается Карабаха, то у мирового сообщества нет рецептов решения этого конфликта. Есть не до конца просчитанные «обновленные Мадридские принципы». Но далеко не все игроки заинтересованы в их имплементации. Среди таковых, например, Иран, который пытается лоббировать свой «альтернативный проект» «Мадридским принципам». Впрочем, и этот проект пока существует, скорее, как дипломатическая фигура речи, а не как детально проработанный план. Действия же Минской группы ОБСЕ давно уже превратились в заклинания в духе известного анимационного фильма про кота Леопольда. Всерьез никто ни в Ереване, ни в Баку их не воспринимает. Поэтому в Нагорном Карабахе будет действовать не абстрактное «мировое сообщество», а вполне конкретные страны со своими интересами.

В чем же они состоят? В отличие от конфликтов в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье или на Балканах нагорно-карабахское противостояние стало той точкой, где позиции России и США за все годы, начиная с майского соглашения о бессрочном прекращении огня 1994 года не слишком серьезно расходились. Обе стороны (каждая по своему) были заинтересованы в сохранении статус-кво и предотвращении «разморозки» конфликта. Это противостояние, в отличие от всех упомянутых выше, никогда не квалифицировалось на Западе как фрагмент большой геополитической игры между Москвой и Вашингтоном. И сегодня Москва и Вашингтон не хотели бы повышать «ставки в игре» на карабахском направлении. Москве вполне хватает проблем в других точках Большого Кавказа, а США увязли в решении проблем Большого Ближнего Востока (от Ирана, Ирака и Афганистана до Турции и Палестины с Израилем).

Однако и те, и другие хотели бы улучшений с Турцией. Для Москвы это важный экономический и политико-психологический сюжет. Для Вашингтона окончательная потеря Турции, как стратегического союзника чревата слишком многими издержками. Но Анкара крайне заинтересована в продвижении такой нормализации с Арменией, которая соответствовала бы ее интересам. И среди этих интересов фактор Азербайджана далеко не на последнем месте. Как можно сделать Турцию более настойчивой в диалоге с США и РФ? И как заставить заинтересованных в отношениях с ней партнеров быть сговорчивыми в общении с Анкарой? Этого легче всего добиться напоминаниями о себя. Не только посредством использования военной риторики (которая уже всем хорошо знакома и успела порядком надоесть), но и военными демонстрациями. Таким образом у всех заинтересованных сторон будет сформирован выбор: или прессинг по отношению к Еревану или «разморозка» конфликта по сценарию Южной Осетии и Абхазии. Рискованная игра? Конечно! Может она привести не к выигрышу, а к проигрышу, как это было у Грузии? Возможно. Но велик соблазн «повысить ставки», тем паче, что в преддверии парламентских выборов патриотические козыри не помешают, да и накануне визита Госсекретаря США показать свою готовность к компромиссам на фоне эскалации насилия также выгодно. На не слишком выгодном афганском фоне Штаты были бы рады поскорее закрыть неудобную «карабахскую проблему». Россия также хотела бы продемонстрировать свои посреднические умения на фоне «абхазско-осетинского греха».

Таким образом, попытки перейти от риторики к некоторому «разогреву» ситуации (пока еще не «разморозке») присутствуют. Надеяться в этой связи на форматы ОБСЕ (про Совет Европы или ПАСЕ лучше умолчим) не очень-то приходится. Впрочем, дело мира в Карабахе не безнадежное. Оно зависит от умения Вашингтона и Москвы выработать совместную жесткую линию по вопросу о недопущении военных действий. Если такой недвусмысленный без всяких политически корректных оговорок сигнал будет дан из двух столиц одновременно, шансы на то, что статус-кво может быть сохранен, повышаются. «Разморозка» по-тбилисски, напомню, произошла из-за того, что РФ и США втянулись в навязанную Грузией «proxy war». Надежд на такую согласованность маловато (смотрите пример Киргизии). Однако, они, как известно, умирают последними. К сожалению, параллельно с их затуханием гибнут участники застарелого и неразрешенного поныне конфликта.

Сергей Маркедонов - приглашенный научный сотрудник (Visiting Fellow) Центра международных и стратегических исследований, Вашингтон, США

Источник: politcom.ru