Analitika.at.ua. Так уж получилось, что за неделю моего пребывания в Степанакерте произошли события, способные коренным образом изменить ход переговоров по урегулированию арцахской проблемы. Я имею в виду не визиты в регион высокопоставленных лиц из США и Европы, а наглое поведение азербайджанских аскяров, снайперским огнем убивших трех бойцов Армии Обороны НКР.

Полтора года назад я демобилизовался из рядов АО НКР. 18 лет службы, в том числе четыре военных года и два ранения, казалось, позволяли мне это сделать. Пора, думал я в те дни, отдохнуть немного. Теперь я убедился, что мое решение было ошибкой. Война не закончилась, она просто, возможно, временно, приняла иную форму. И я, армянин, боевой офицер, не имею никакого права уходить от этой войны. Я еще не стар, обладаю немалым опытом ведения боевых действий против врага. Кто, если не я? Турок вновь точит зубы на мою Родину, Азербайджан интенсивно вооружается, выдвигает снайперов к передовой линии, стреляет по нашим ребятам, моим друзьям. И это их поведение должно быть пресечено. Бешеных собак пристреливают.

Я ходил по улицам Степанакерта и Мартуни, встречал знакомых, боевых друзей, моих бывших солдат, и мне было… стыдно. Мне было стыдно, когда ко мне обращались по званию или словом «командир». Мне было стыдно перед теми ребятами – знакомыми и незнакомыми – что гордо ходили по Арцаху в славной форме солдата или офицера Армии Обороны НКР. Возможно, я излишне мнителен, но мне казалось, что каждый из них укоряет меня: «Что за дурацкая майка на тебе, Армен? Как и почему ты снял с себя самую мужскую одежду в мире – форму Армии Обороны Республики Арцах?»

Матушка Амалия, потерявшая на войне двух сыновей, моих друзей Ашота и Армена, не укоряла меня, она просто рассуждала вслух: «Если наши не уничтожат несколько десятков турок в ответ на эти убийства во время перемирия, я буду считать, что неотомщенными остались мои сыновья. Каждая пуля, летящая в сторону Арцаха, ищет сердца моих сыновей». Она думала вслух, и каждое ее слово отдавалось болью в моем сердце. Три внука матушки служат в АО НКР, один из них уже майор артиллерист, а я, словно пенсионер, сижу и пью с ней чай из чабреца. Прости меня, матушка Амалия, прости за год с лишним отсутствия в окопах, на границе нашей общеармянской Родины. Я не был бездельником, выполнял нужную и важную работу, но теперь, матушка, я вернулся. Вернулся, чтобы отомстить за новые гибели наших ребят, каждого из которых ты воспринимаешь в качестве своих сыновей.

Но у матушки были и хорошие новости. «Моя внучка – Эхине – заканчивает в этом году медицинское училище. Она уже написала заявление, будет служить в Армии. Дай Бог, чтобы у нее было мало работы, а все раненые Воины, которых коснется рука дочери моего Ашота, выздоровели». Я молча целую святую, испещренную синими венами натруженную руку матушки Амалии. Боюсь вымолвить слово, боюсь разразиться рыданиями. Гордость за нее, за наших матерей и сестер преисполняет меня, вздымается во мне словно величественный Мрав. Не беспокойся, матушка Амалия, обещаю тебе, клянусь тебе светлой памятью твоих сыновей, моих братьев, мы исполним твое желание: и уже в ближайшие дни в Азербайджан пойдут гробы с уничтоженными агрессорами и убийцами. Прости, матушка, но даже тебе я не могу сказать большего. Я знаю, ты всегда верила мне, поверь и на этот раз.

И в Степанакерте и в Мартуни люди обращались ко мне с одним словом: «Когда?» Что бы ни говорили, о чем бы ни шла речь, везде витало это слово: «Когда?» Им казалось, что я, приехавший из общеармянской столицы, должен знать ответ на этот вопрос. Немолодой уже инвалид войны с возмущением говорил мне: «Я прочитал в газете, что наши решили вместо трех погибших армянских бойцов уничтожить шестерых вражеских аскяров. Они что, с ума посходили!? Что за жалость к врагу?! Разве наш Воин стоит всего двух аскяров?! Не шесть, а шестьдесят, шестьсот, шесть миллионов турок надо уничтожить и закопать у нас. Именно у нас. Их матери не должны иметь возможность оплакать своих выродков. Это племя надо уничтожить под корень».

Ситуация напоминает дни перед операцией по освобождению Тога. Тогда жители буквально требовали от нас воевать. Они не могли дотерпеть, пока Командос разработает операцию, а разведка соберет нужные сведения. «Дайте нам оружие и отойдите в сторону! Мы сами разберемся с этой нечистью!» Разобрались мы. Красиво, аккуратно, без единой потери с нашей стороны. А в результате этой «разборки» в ряды добровольцев влилось ровно столько человек, сколько трофейного оружия в тот день нам досталось.

Сегодня в Арцахе оружие имеется в достаточном количестве. И желания воевать с агрессором, заставить его заткнуться, у людей не меньше, если не больше, чем осенью 1991 года. Полковник С., командир N-ской воинской части: «Кто сказал, что нет военного решения арцахской проблемы? Я, например, считаю, что решение должно быть именно военное. Агрессор должен быть уничтожен. Будет приказ, и мы докажем, что военный путь – самый короткий путь закопать Азербайджан в нефтяной яме».

- Но ведь Азербайджан хорошо вооружен, - пытаюсь я спровоцировать старого друга.

Полковник только усмехнулся презрительно.

- Мы знаем чуть ли не каждый ствол, находящийся у них на вооружении. Уже через полчаса после начала боевых действий перед моей частью, вплоть до Агджабеди, будет выжженная пустыня.

Напряжение действительно высокое. В такси из Мартуни в Степанакерт со мной едет пожилой крестьянин из Ннги – Мушег. «Сынок, я хорошо знаю турка. Его можно заставить заткнуться только силой. Тогда он будет целовать тебе не только руку, но и… И даже спасибо скажет, что позволил это сделать. Гибель каждого нашего Воина должна быть отмщена стократно. Поджог каждого квадратного метра армянской нивы должен обернуться катастрофическим бедствием для незаконнорожденного государства. Мой сын собрался в Россию, на заработки, но я ему запретил. Лучшая зарплата в мире – это зарплата Армянского Воина».

В Арцахе весна. Изумрудная зелень лесов и покрытые разорванными облаками горы. Красота неописуемая. Но ее никто не замечает. Люди горят жаждой мести. Мести, ждать которой осталось совсем немного. Армен КИРАКОСЯН, Voskanapat.info