Analitika.at.ua. Баку. Лето 1988 года. Автору сих строк не было еще и пяти лет. День у него начался в обычном ритме. Плотно позавтракав, он вышел во двор тогда еще родного Арменикенда, армянского района, расположенного в самом сердце солнечного Баку. Дворовые детишки радужно приняли сверстника в свои ряды. Столь теплый прием соседской ребятни, повторявшийся изо дня в день, вызвал у него неподдельную радость, как будто подобное происходит с ним впервые.

Накинувшись на потрепанный от ежедневных пинков мяч, детишки с небывалым энтузиазмом принялись за «повторение» спортивных подвигов Маркарова, Симоняна и других именитых соотечественников советского футбола. Один из местных крепышей, вырвавшись вперед ватаги и стараясь ничем не уступать знаменитым королям мяча,  выбил его далеко за пределы воображаемого поля. Удар был такой силы, что мяч предательски покатился в сторону автомобильной дороги. Толпа детей не растерялась и мигом ринулась к заветной цели. Однако продолжить игру им было не суждено. И дело обстояло не в проезжей части, к которой подходить без сопровождения взрослых категорически запрещалось. Детей отвлек от игры мерзкий гул, доносившийся со стороны той самой злополучной дороги. Большинство малолетних «футболистов», потеряв интерес к любимой игре, начало отходить ближе к своим домам. У дороги остались лишь наиболее любопытные. В их числе оказался и Ваш, тогда еще совершенно юный, автор.

Тем временем, по мере приближения незнакомых полчищ и усиления гнетущего гула, детское любопытство переросло в тревогу. Это обстоятельство вынудило сбежать даже самых стойких. Остался лишь он... И, поверьте, не от любопытства. Просто малыша окутал страх, не позволивший ему даже пошевелиться.

А толпа все приближалась, и приближалась. Расстояние оказалось настолько незначительным, что ребенку удалось разглядеть в глазах приближающихся остервенелую злость и неприкрытую ненависть, окончательно напугавших его. Еще несколько секунд, и толпа сровнялась бы с малышом. На мгновение придя в себя, он начал бежать, то и дело всхлипывая от заунывного плача. Он бежал так рьяно и неистово, что даже не заметил, как оказался на руках дядюшки Самсона, милого, беззубого старожила Арменикенда. Аксакал района, пристально посмотрев в заплаканные глазки соседского ребенка, нежно улыбнулся. «Сынок, не бойся, это же всего лишь клоуны. Над ними смеяться надо, а не плакать», - промолвил старец. Слова дедушки Самсона слегка успокоили ребенка. Однако в его ушах не преставала звучать одна и та же фраза: «Эрмянляр Бакыда рад олсун» («Армяне, вон из Баку»).

Вскоре истеричные вопли толпы начали нахально врываться и в близлежащие дома, отвлекая от повседневного быта доселе невозмутимых домохозяек. Заинтересовавшись происходящим, женщины, одна за другой, стали выходить из своих домов. Почуяв неладное, они первым делом побежали к своим чадам. Среди них была и мать уже знакомого Вам малыша. Крепко прижав его к груди, она взволнованно спросила: «Матах», ты не испугался?». Мальчишка лукаво произнес: «Нет, конечно». Но неожиданно накатившиеся слезы раскрыли его маленькую тайну. Малыш виновно посмотрел в материнские очи, как бы извиняясь за вынужденную ложь. Она понимающе обняла сына и повела его в сторону дома, изредка поглядывая на бесчинствующую толпу.

Всю дорогу мать что-то про себя шептала. Впечатлительному ребенку показалось, что она общается с этаким незримым собеседником, пытаясь объяснить ему причины своего беспрецедентного возмущения. Действительно, она была возмущена до глубины души. Ей было не понятно, как можно даже подумать о выдворении людей, с которыми не так давно делил общий хлеб, чей вклад в становление, развитие и прославление города, да  что там города - страны в целом, ничем не меньше, а, может, и во сто крат больше, чем вклад тех, кто в тот день бессовестно призывал к изгнанию и даже убийствам горожан армянской национальности!

Придя домой, мать и дитя разошлись по разным комнатам: она пошла на кухню готовить ужин, а он – в детскую, к младшей сестренке, чтобы забыться в совместных с ней игрищах. Однако не игры, не завораживающая улыбка сестры, не проникающие сквозь окно лучи яркого бакинского солнца, не смогли искоренить зловещие думы раздосадованного ребенка.

Ближе к ночи тревога  мальчика преобразилась в уже знакомый ему страх. Причем больше всего он боялся за маму, папу и сестренку. Лёжа в кровати, он никак не мог уснуть. То и дело, одолевали мысли о том, что кто-то из тех дикарей может тайком проникнуть в дом и причинить страдания его близким.  Детский страх усугубляло и то обстоятельство, что в любой момент могла войти мама и, увидев всё еще бодрствующего малыша, предложить ему выйти с ней во двор на традиционную и до недавнего времени горячо любимую им прогулку.

Опасения оказались не напрасными. Спустя некоторое время поступило в ту пору ненавистное предложение. Тем не менее, мальчик решил не показывать страха и безропотно согласился пройтись. Предварительно «натянув» на личико наигранную улыбку, он вместе с матерью вышел на злосчастную прогулку.

Медленно шагая по улице, мать и дитя наслаждались неповторимым запахом родного города. Легкий ветерок, насыщенный благоуханием щедрого Каспия, не оставлял следа от надвигавшейся усталости. На миг отошли прочь и все те печальные мысли, которыми еще недавно была обременена голова мальчишки. За столь своевременный «подарок», освободивший его сердце от тяжких переживаний, малыш так и хотел покрепче прижаться к матери и, не переставая, целовать ее заботливые руки.

Но не успел он полностью окунуться в омут внезапно вспыхнувших порывов, как вдруг оглушающий ор пронзил его слух. Испугавшись, мальчишка стал озираться по сторонам, пытаясь обнаружить источник дотошного шума.

Постепенно гул усиливался. Ребенку стало ясно, что раздражающие звуки есть ничто иное, как результат повторения вакханалии, невольным свидетелем которой он стал во время утренних игр. Малыш с надеждой взглянул на мать, стараясь хоть в ее глазах найти опровержение терзающих его душу мыслей. Но взгляд мамы, не так давно излучавший величественную радость, был полностью опустошен. Лишь изредка в нем можно было обнаружить тусклые проблески  чувств, и то рожденных горькой обидой и разочарованием.

Почти слившись с толпой, молодая женщина, крепко прижимая к себе ребенка, шла вперед. Она не испытывала страха. В ее сердце не оставалось места и для возмущения. Не обращая внимания на оскорбительные выкрики в адрес соотечественников и призывы к расправе с «армянским  отродьем», она погрузилась в глубину мрачных дум. «Неужели всё это происходит со мной?», - мысленно вопрошала женщина. «Неужели мой Баку, в котором я родилась, в котором выросла, впервые полюбила, восстал против меня?», - продолжала она. Мать малыша никак не хотела понимать, что с этого момента Баку уже не ее город, что для большинства его обитателей она стала чужой. Не могла женщина до конца осознать, что «сопровождающей» ее толпе, было глубоко наплевать на испытываемые ею чувства и переживания. Этим дикарям было все равно, сколько сил отдала эта женщина и чем жертвовала во имя процветания их знойной столицы. У них была лишь одна единственная цель – оскорбить, прогнать, уничтожить…

Дойдя до воображаемого детьми футбольного поля, где еще с утра была развернута нешуточная борьба за мяч, женщина с ребенком резко свернула направо, к неподалеку расположенному одноэтажному  дому. К тому времени дом уже был заполнен соседями. Все они внимательно слушали коренастого мужчину с суровым и непроницаемым взглядом, источающим небывалую уверенность и силу. Энергичный мужчина – отец того самого малыша – сверлил острым взором каждого, кто осмеливался поднять на него свои испуганные глаза. Возмущенный тем, что какая-то нечисть решилась средь бела дня вступить с недобрыми помыслами на его родную улицу, на ту улицу, что в свое время приютила и воспитала его, он призвал присутствующих собраться силами и незамедлительно готовиться к возможному сражению. Непререкаемый авторитет мужчины и его жесткий  нрав, о котором не знал разве что ленивый житель улицы, не позволили слушателям выразить даже малейшее сомнение, а тем более - возражение.

Единственным «непослушным» оказался дедушка Самсон, который тихонько сидел в уголке главной комнаты и лишь изредка улыбался, обнажая свои ветхие десны. Тяжело пристав с насиженного кресла, старик начал медленно говорить: «Дети мои, перестаньте гневить Бога, будьте мудрее. Оставьте всё так, как есть. Ну, покричит дурачье и успокоится. Поверьте мне, прожившему здесь почти всю свою жизнь, не осмелятся они громить нас, всё же мы - братья, как никак. Да и партия им не позволит, не позволят азербайджанцы Баку!  Не сомневайтесь, второго «Сумгаита» власть  не допустит»!

Из всего сказанного старцем, малыш, притаившийся за спинами соседей, запомнил лишь слово «Сумгаит», которое показалось ему весьма забавным. Он вспомнил, что впервые услышал это «смешное» слово в последний день зимы из уст тётушки Зои. Она, почему-то, плача навзрыд, то и дело повторяла: «Да будет проклят этот Сумгаит»!

К счастью мальчишки, тогда он еще не знал, что пережитое им потрясение тёте Зое и другим жителям города с «забавным» названием показалось бы безобидным недоразумением. Он даже и представить не мог, что той зимой, когда неожиданно для всех в их дверь постучала заплаканная тётушка, Сумгаит был омыт кровью мирных горожан, вина которых заключалась в том, что они были армянами. Лишь спустя 14 лет, будучи уже студентом, он начнет активно изучать документы, повествующие о тех страшных событиях. Перед ним откроется мерзопакостная картина с изображением десятков расчлененных, обугленных трупов. Из свидетельских показаний очевидцев он узнает, как его земляков, выволакивая из квартир, били и истязали, кололи ножами, разбивали черепа ломами, разрубали тела топорами, сжигали заживо. Оголтелые изуверы, выкрикивая «Да здравствует Азербайджан» и «Горбачёв с нами», насиловали женщин, глумились над молодыми девушками и старушками, вонзая заостренные металлические прутья в их промежности, туша сигареты об их изнеможенные тела.

Неизгладимое впечатление произведет на молодого студента и трагическая история той самой тетушки Зои, пронзительный плач которой он услышал в далеком детстве. Парень ужаснется, узнав, свидетелем каких страшных событий стала эта армянка в те чёрные февральские дни  високосного 1988 года.

Возвращаясь домой после встречи с коллегами, всегда улыбчивая женщина, давшая возможность сразу нескольким поколениям сумгаитцев найти свое профессиональное поприще в бурно развивающемся промышленном городке советского Азербайджана, наслаждалась ничем не примечательными, но столь родными ее сердцу, пейзажами сумгаитских улиц. Одна из лучших преподавательниц химии Зоя Багдасарова вдруг подумала, насколько гармонично и удачно сложилась ее жизнь. Ведь у нее было всё: и теплый, уютный очаг, и обожаемые дочь  Римма и внучка Кристина, и почитающий ее муж Армо. Вспоминая родных, не по годам активная Зоя ускорила свой шаг, дабы дойти до дома прежде, чем уснет ее маленькая Кристиночка.  Жалела она лишь об одном, что, придя домой, не застанет славного зятя Эдуарда, отправившегося в Москву на празднование бракосочетания бывшего одноклассника…

Покоренная умилительными мыслями, женщина почти дошла до дома, как вдруг в метрах ста от нее с невероятным грохотом приземлилось нечто громоздкое. Шумное действо мгновенно вывело тетушку Зою из пучины трогательных дум. Испугавшись, женщина всё же решилась подойти и посмотреть на брошенный сверху предмет. Она была уверена, что это ничто иное, как результат озорных проделок дворовой ребятни, которой такое хулиганство казалось смешным и безобидным. Приблизившись к месту падения, Зоя оторопела! Перед ней лежало бездыханное человеческое тело, от мощного падения превратившееся в кровавое месиво. У женщины подкосились ноги. Ей стало трудно дышать. Захотелось как можно быстрее покинуть это место, закрыть глаза и стереть из памяти искореженный образ погибшего. Зоя начала пятиться назад. Сделав несколько шагов, она вдруг потеряла равновесие и упала. Сильная боль в пояснице заставила ее на время отвлечься от увиденного. Держась за спину, тётушка Зоя с несвойственным ей трудом поднялась на ноги. Подобно испуганному, заблудившемуся ребенку она начала оглядываться по сторонам. Открывшаяся картина заставила ее застыть на месте.

Из соседнего дома, пронзительно крича, выбежала полностью нагая женщина лет 60-ти. За ней помчалась группа одетых во всё черное молодых ребят с прутьями и топорами в руках. Оголенная женщина упала на колени, моля мужчин о пощаде, причитая, целуя их пыльную обувь. Неожиданно кто-то из толпы нанес по ее лицу сильнейший удар ногой. Это был своеобразный ответ головорезов на воззвание жертвы к напрочь отсутствующей у них совести. Истошно завопив, женщина упала. Вся окровавленная, она пыталась уползти от обидчиков, но израненное тело не слушалось ее. Стремление женщины выжить переполнило чашу «терпения» толпы. С нечеловеческим остервенением «люди» в черных одеяниях принялись избивать «настырную» армянку. Холодные металлические прутья с заостренными концами,  то и дело, обрушивались на изнывающую от боли плоть. И лишь  долгожданный удар топора, размозживший голову несчастной, прекратил ее мучительные  страдания.

Поодаль от уже мертвого тела пожилой женщины развернулся другой, не менее страшный акт сумгаитской драмы. На сей раз, Зоя стала невольным свидетелем свершения судьбы молодой семейной пары, вероломно пленённой городскими варварами. Крепко держась друг за друга и не желая навлекать на себя гнев озверевших масс, парень и девушка безропотно сносили выпавшие на их долю унижения и издевательства. Молодожены наивно полагали, что, растоптав их честь и самолюбие, дикие орды горожан успокоятся и сохранят жизнь своим соседям. Они надеялись, что их вынужденное молчание в ответ на словесные выпады и уничижительные рукоприкладства дикарей будет достаточной платой за свободу. Оказалось, нет! Смиренность пары еще больше озлобило  и одновременно раззадорило городскую чернь. Одичавшая от бурных потоков пущенной ею крови, сумгаитская нечисть начала планомерно окружать своих жертв. Сбив мужчину с ног, мерзавцы вырвали из его крепких объятий молодую жену. Миловидная девушка с ярко выраженными армянскими чертами лица сквозь горькие слезы умоляла о снисхождении. Однако звериная озлобленность не оставила места человеческому милосердию. Часть толпы начала сдирать с девушки одежду, другая - наносила ей удары: кто бил рукой, кто – ногой, а кто – заранее подготовленными деревянными и железными дубинками. Увидев окровавленное лицо жены, парень резко поднялся с земли. Он налетел на беснующихся людей, пытаясь оттеснить их от любимой, но через пару секунд был снова сбит с ног. Осознание бессилия перед дикой толпой сводило парня с ума. Он не мог сдерживать слез. На его глазах избивают жену, раздевают, пытаются обесчестить, а он вынужден лежать на окровавленном асфальте и бездеятельно наблюдать за печально угасающим взором своей женщины. Переполненный отчаянием, парень предпринял еще одну попытку встать и защитить жену, избавить ее от бесконечных унижений, пусть и ценой собственной жизни. Но, увы, и эта попытка оказалась безуспешной. Изуверы, дабы окончательно отбить у неугомонного супруга желание геройствовать, ударами дубинок раздробили кости его ног. Пронзительный стон мужчины заглушил веселое песнопение толпы. За подобную голосистую «дерзость» парня решили наказать пуще прежнего. Накинув на измученное тело легко воспламеняющиеся ткани и щедро облив бензином, его подожгли прямо на глазах жены. Молодая девушка с ужасом наблюдала за тем, как ее любимый, испуская нечеловеческие вопли, сгорал заживо. У нее помутнело в глазах. Подобно многострадальному Комитасу она не знала, смеяться ей или  плакать, танцевать под тошнотворное пение головорезов или рвать на себе волосы из-за смерти мужа. Девушка почти потеряла сознание, как вдруг кто-то из толпы сильной пощечиной вернул ее в жуткую реальность. Ведь у изощренных извергов были свои планы на это несчастное создание. Нет, они не хотели ее убивать. Это было бы чересчур банально и просто. Девушке как раз суждено было жить. Но жить растерзанной, изнасилованной и обесчещенной! Жить с бессмертной памятью о былом кошмаре…

От увиденного, Зоя побледнела. Смерть невинно убиенных земляков отпечаталась в ее еще недавно сияющих очах. Она вдруг подумала о своих близких, о дочке и внучке, к которым так рьяно спешила. Мысль о том, что их могла постичь участь той женщины или семейной пары, которых варвары на ее глазах так нещадно и жестоко истязали, повергла Зою в шок. Мерзкий, зловещий холодок пробежал по ее телу. Сердце от тревожных ударов готово было вырваться из груди. Женщина понимала, что в случае нападения озверевших полчищ на семью, она ничем не сможет ей помочь. Но остаться в стороне, не разделить злого рока со своими родными, Зоя не могла. Устремив свой взор на расположенный неподалеку от эпицентра событий многоэтажный дом, она медленно пошла в его сторону. Её не пугала толпа изуверов. На тот момент Зоя готова была отдать им свою честь и жизнь лишь бы не видеть смерть любимых. Но, не пройдя и десяти метров, женщиной овладело сильное головокружение и тошнота. Черная пелена застлала ее опустошенные глаза. Не совладав собой, она упала на асфальт.

Читать продолжение