Analitika.at.ua. 90 лет назад, 16 марта 1921 г., в Москве был подписан Договор о дружбе и братстве между Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой и Турцией, обозначивший географические контуры и исторические принципы развития закавказского региона. Он определил «ближайшие перспективы», обещавшие расширение территорий Советского Азербайджана и трудовой Анатолийской Турции и сужение площади «империалистической Армении»: Нахиджеван отходил к Азербайджану, за Анатолийской Турцией закрепились права на Карс и Сурмали, хотя всего двумя месяцами ранее советское правительство аннулировало Александропольский договор. Московское соглашение очертило и контуры армяно-турецкой границы с передачей союзнической Турции священной для армян горы Арарат.

Подписанию Московского договора предшествовали репрессии в Советской Армении и последующее упразднение советской власти в Эривани в результате февральского восстания.

В январе 1921 г. большевики произвели кардинальные кадровые изменения в карательных органах Советской Армении, причем специальным распоряжением признавался недействительным подписанный всего месяц назад между полпредом Российской Федерации и правительством Республики Армения договор, в соответствии с которым командный состав Армянской армии не должен был подвергаться ответственности за действия, совершенные до провозглашения советской власти. Практически все офицеры бывшей армии объявлялись «врагами революции».

В Эривани было созвано собрание командного состава Армянской армии якобы «с целью обсуждения плана по укреплению республики». В ходе этого «собрания» и подверглись аресту сотни армянских офицеров (в их числе - несколько десятков генералов и полковников), символизировавших в национальном сознании идею сопротивления и героику освободительной борьбы против Османской империи. Большинство офицеров сослали в рязанские лагеря, некоторых расстреляли непосредственно в Эривани.

Еще одним демонстративным проявлением «большевистской уступчивости» стало назначение турецкого коммуниста Сулеймана Нури министром юстиции в правительстве Советской Армении. Это был период, когда на контролируемых большевиками армянских землях уже начинались «массовые чистки», и именно он призывался координировать действия карательных органов, обосновывать законность репрессий, вскрывать их «историческое значение». Тогда же при Эриванском городском комитете большевистской партии учредилась Турецкая коммунистическая организация Армении.

В январе-феврале 1921 г. «чистки» на контролируемых большевиками восточноармянских землях достигли колоссальных масштабов. Арестовывали и расстреливали всех, кто мог «не понравиться» или «вызвать недоверие» заседавшего в Эривани турецкого консула. О масштабности репрессий говорит тот факт, что именно в январе советское руководство направило из России в Армению своего «первого карателя» Геворга Атарбекова.

В такой атмосфере и стартовал новый этап репрессий на контролируемых советской властью территориях Восточной Армении. Их характер определялся, с одной стороны, стремлением «соответствовать» всем канонам и крайностям ведения классовой революционной борьбы, с другой – угодить туркам, которые, с одной стороны, обещали «раздуть пламя революции» на Востоке, с другой – поднять тот же мусульманский Восток против Советской России, если та не пойдет на уступки. В условиях Гражданской войны мусульманское наступление, очевидно, ознаменовало бы бесславный финал пролетарской революции.

Подобный «синтез интересов», особенно на фоне арестов тысяч людей, олицетворявших в армянском сознании высшие национальные идеалы, в конечном итоге и обусловил общее восприятие большевизма как силы, спаянной с пантюркизмом. В двадцатых числах января вспыхнул мятеж в селении Баш-Гарни, который не удавалось подавить около недели. Уже в первые февральские дни до Эривани стали доходить сообщения о подобных мятежах в разных районах страны.

В целях усмирения волны народного негодования большевистское руководство 9-10 февраля произвело новые аресты, причем в числе арестантов значились известные публицисты, педагоги, общественные деятели – преимущественно члены партии «Дашнакцутюн». Тогда же Центральный комитет большевистский партии Армении объявил о том, что «классовый враг должен быть уничтожен». Впрочем, подобные меры лишь усугубили напряженность: уже 13 февраля восстало сразу несколько регионов.

Восстание, которое советская историография всегда называла «февральской авантюрой дашнаков», на самом деле подготавливалось всей логикой январских репрессий. Изначально локальные стычки в разных районах страны перерастали в более масштабные акции массового неповиновения. Во главе восстания стояли члены партии «Дашнакцутюн». 18 февраля столица Армении уже перешла под контроль повстанцев, большевистский строй был упразднен, в Эривани учредилось Временное революционное правительство – «Комитет спасения Родины».

О том, что это восстание имело и антитурецкую направленность, свидетельствуют многочисленные факты. Например, в день наступления повстанческих войск на Эривань в рязанских лагерях были расстреляны армянские офицеры – напоминание о майских победах 1918 г. над турецкой армией. По сути, восстание имело характер не только гражданской войны, но и национально-освободительной, что прекрасно осознавалось и большевиками, и кемалистами.

Другой пример: непосредственно на подступах к Эривани министр юстиции Сулейман Нури лично вознамерился разбить армянские повстанческие отряды, так как представлял себе степень ненависти, которую питали к нему жители города. Со своим отрядом в триста человек он некоторое время оказывал сопротивление, однако вскоре был разгромлен и вместе с уцелевшими солдатами перебрался в турецкое консульство. В течение трех недель Временное правительство добивалось его выдачи, но тщетно: консул предоставил Нури политическое убежище.

Более того, в ход событий вмешался командующий Восточным фронтом турецкой армии Карабекир-паша. Генерал представил «армянского» министра юстиции как «подданного Турции» (определение не совсем конкретное, ведь в тот период параллельно существовали официальное Константинопольское правительство и кемалистская власть – Ангорское правительство). В любом случае затворник был оформлен как «дезертир» и под конвоем отправлен в Карс. Уже через некоторое время Нури вновь оказался в Баку: турецкий генерал передал «дезертира» в распоряжение Серго Орджоникидзе. Естественно, подобные действия лишь обостряли общее восприятие большевиков как партии, очень близкой к туркам.

Так или иначе, но в результате февральского восстания советская власть в центральных районах Восточной Армении была упразднена, и в стране сложилась крайне противоречивая ситуация: с одной стороны, армянский народ восстановил независимую государственность (сохранились трогательные описания того, как радостные жители столицы распевали армянский гимн), с другой – у кемалистов и азербайджанских коммунистов появилась возможность для спекуляции. Ведь само восстание вспыхнуло в преддверии российско-турецких переговоров в Москве, на которых намечалось обсуждение статуса армянских земель. 16 февраля, как раз к началу переговоров, председатель Революционного комитета Азербайджана Нариманов направил Ленину письмо, содержание и акценты которого базировались на откровенном шантаже. Послание являло собой ультиматум.

«Дорогой Владимир Ильич, едет в Москву турецкая делегация с нашим представителем Бейбутом Шахтахтинским. Я довольно подробно говорил здесь с турецкой делегацией. Для меня нет никакого сомнения в том, что ангорцы искренно хотят связать свою судьбу с нами против Англии. Самый щепетильный для них вопрос – это армянский; в этом вопросе они проявили максимум энергии, чтобы его решить в свою пользу. Я заговорил было о Батуме, об Ахалцихе, но они сказали: «Армянский вопрос есть вопрос жизни и смерти. Если в этом вопросе мы уступим, масса не пойдет за нами. Между тем решение этого вопроса в нашу пользу делает нас сильными».

Я должен предупредить Вас: тов. Чичерин путает восточный вопрос, он слишком увлекается армянским вопросом и не учитывает всего, что может быть, если разрыв с ангорцами будет именно из-за армянского вопроса. Я категорически заявляю, при создавшемся положении на Кавказе (Дагестане и Грузии), если хотим Азербайджан удержать за собой, мы должны с ангорцами заключить крепкий союз во что бы то ни стало. Я подчеркиваю: этот союз даст нам весь мусульманский Восток, и то общее недовольство, которое создано нами же нашей неумелой восточной политикой, будет ликвидировано, и тем вырвем у Англии из рук орудие провокации».

Процитированное письмо – озвученное азербайджанским коммунистом кемалистское послание, призванное «предупредить» большевиков о том, что всегда существует перспектива открытия пантюркистского или панисламистского фронта, перспектива сворачивания дружбы между русскими трудящимися и анатолийскими турками, всегда есть поле для маневров в сторону даже столь ненавистной Антанты, и во избежание всех подобных реальных перспектив нужно договориться по отдельно взятому армянскому вопросу.

Откровенный шантаж фигурирует и в докладе самого Шахтахтинского: «В переговорах с Турцией камнем преткновения может служить армянский вопрос. В армянском вопросе турки проявляют максимум неуступчивости, мотивируя это тем, что они очутятся в положении Константинопольского правительства, сделав уступку в этом вопросе. Чтобы заключить крепкий союз с турками, мы не должны делать армянский вопрос объектом наших переговоров. Для окончательного решения армянского вопроса можно найти другой, более подходящий момент».

Этот доклад являл собой подробное изложение позиций кемалистов и представителя интересов Ангорского правительства Кязима Карабекира. Следует отметить, что в самом начале двадцатых официальная Турция (то есть Османская империя со столицей в Константинополе) воспринималась Кемалем столь же враждебно, как и «империалистические западные державы», считалась кемалистами и большевиками «марионеткой Антанты». Великое Национальное собрание Турции заседало в Ангоре (Анкаре), и кемалисты контролировали территорию Центральной (отчасти) и Восточной Анатолии, а также Западной Армении. В докладе представителя Азербайджана особо отмечалась необходимость работы именно с кемалистами.

В обращении Шахтахтинского уже прорабатывается тезис о целесообразности передачи Нахиджеванского края Азербайджану. Важно подчеркнуть, что представители этой республики в своих частых тогда обращениях в Москву не скрывали, что являются также выразителями интересов кемалистов, постоянно напоминали о том, что «вопрос обсуждался с ангорцами».

Чтобы выудить у большевиков гарантированный отказ от первоначального намерения передать армянам Нахиджеван, азербайджанские представители постоянно напоминали о том, что советская власть в Эривани свергнута, а на юге страны все еще сильна Антанта. В конце доклада Шахтахтинский вновь напоминает большевикам о перспективе открытия мусульманского фронта против России: «Если соглашение в Москве не состоится, то… в таком случае Анатолийское Национальное собрание тотчас же обратится к мусульманскому Востоку с заявлением о том, что революционная Турция ни в какой связи и союзе с Россией не находится и свою борьбу ведет и будет вести без всякой помощи и поддержки Советской России». Показательно, что уже через несколько месяцев Шахтахтинский станет председателем Нахичеванского революционного комитета, председателем Совета Народных комиссаров Нахичеванской Республики.

Таким образом, к началу русско-турецких переговоров кемалистами и азербайджанскими коммунистами уже была сформирована соответствующая атмосфера переговорного процесса.

Московский договор обнаруживает сходство с подписанным позже пактом Молотова–Риббентропа, когда две договаривающиеся стороны не только обсуждали судьбу третьих стран, но и разрешали ее на основе принятия специальных положений. В частности, «обе Договаривающиеся Стороны согласны, что Нахичеванская область… образует автономную территорию под протекторатом Азербайджана, при условии, что Азербайджан не уступит сего протектората третьему государству». Несмотря на то, что с правовой точки зрения этот договор можно рассматривать и как некое «предвосхищение» советско-германского пакта, однако совсем иначе обстоит дело де-факто: в обозначенное время Турция и Азербайджан не только действовали совместно, но и воспринимались большевиками в качестве «единой стороны». Это существенный момент, отражавший реальное положение дел.

Нынешний переговорный процесс по урегулированию карабахской проблемы – очередная демонстрация совместных усилий турецко-азербайджанского тандема. Однако почему-то этот важнейший момент игнорируется внешнеполитическими кураторами переговорного процесса. Арис Казинян, «Ноев ковчег»