Analitika.at.ua. Южный Кавказ спустя год после «Пятидневной войны»
Армяно-грузинские межгосударственные отношения в период после восстановления двумя странами независимости в 1991г. прошли довольно насыщенный и в тоже время достаточно сложный путь. При этом каждый этап в двусторонних отношениях за последние почти два десятилетия во многом зависел как от внутриполитической ситуации внутри самих Армении и Грузии, так и общей ситуации в регионе. Не является особым исключением и динамика армяно-грузинских отношений в период после 8 августа 2008г.
Прошло более года после августовской «Пятидневной войны» между Россией и Грузией. Война серьезно повлияла не только на судьбы вовлеченных в военный конфликт сторон, но и на взаимоотношения между остальными странами региона. Естественно, это в полной мере проявилось и в отношениях между Ереваном и Тбилиси, оказав существенное влияние на формирование новых тенденций в армяно-грузинских отношениях. Однако анализ нынешнего состояния и перспектив отношений Армении и Грузии в период после «Пятидневной войны» невозможен без понимания общего регионального контекста, сложившегося на Южном Кавказе после горячего августа 2008г.
«Пятидневная война» августа 2008г. изменила весь формат региональной безопасности и степень вовлеченности внешних акторов на Южном Кавказе. В частности, с признанием Москвой независимости и включением по итогам «Пятидневной войны» в сферу своего исключительного влияния Абхазии и Южной Осетии, для самой России политические и географические рамки Южного Кавказа сузились исключительно Арменией и Азербайджаном с продолжающимся неурегулированным карабахским конфликтом. В свою очередь, после российско-грузинской войны Грузия превратилась для России в некую закрытую территорию, где возможности Москвы влиять на внутреннюю политическую и экономическую жизнь Грузии снизились до минимума. В «политико-географическом» и информационном смысле для России Грузия теперь находится где-то между Вашингтоном, Брюсселем и Москвой. Соответственно, после «Пятидневной войны» взаимоотношения между Россией и Грузией фактически уже не являются исключительно двусторонними (особенно с учетом отсутствия дипотношений и диппредставительств между двумя странами). После августа 2008г. весь контекст взаимоотношений между Москвой и Тбилиси включен в более широкий формат отношений России с Соединенными Штатами, а также европейскими странами и структурами, где Грузия является пусть и чувствительным, но всего лишь кирпичиком в сложной политической конструкции между «Востоком» (Россия) и «Западом» (США и Европа).
В результате «Пятидневной войны» Армения также столкнулась с новыми региональными вызовами. Парадоксально, но усиление позиций и влияния на Южном Кавказе по результатам победоносной августовской войны главного военно-политического союзника Еревана одновременно отдалило Россию от Армении. В первую очередь, практически полностью закрылись коммуникации, соединяющие Россию с Арменией, по которым осуществлялось, в том числе, снабжение дислоцированной в Армении российской базы. Напомним, что возможность транзитного использования грузинской территории для снабжения российских войск в Армении предусматривалась заключенными в 2005г. между Москвой и Тбилиси договоренностями о выводе российских военных баз с территории Грузии. Понятно, что после российско-грузинской войны возможность военного транзита российских грузов через территорию Грузии в Армению в обозримом будущем практически невозможна. Как, впрочем, затруднены и условия транспортировки невоенных грузов из России в Армению и обратно через территорию Грузии.
Использование же территории Азербайджана, равно как и Ирана или Турции, для транзита российских военных грузов в Армению связано с политическими сложностями и ограничениями еще более высокого уровня, хотя и не исключено. Во всяком случае, в настоящее время снабжение 102–й российской военной базы в Армении осуществляется в основном по воздуху через территорию Азербайджана. Это довольно уникальная ситуация в условиях неурегулированного армяно-азербайджанского карабахского конфликта, с учетом того, что сами наземные коммуникации между Арменией и Азербайджаном не действуют еще с начала 1990-х гг. из-за осуществляемой Баку блокады. Однако, дальнейшее использование Россией территории Азербайджана для военного транзита в Армению, естественно, также имеет свои пределы и ограничения. Как бы то ни было, последствия «Пятидневной войны» и в прямом, и в переносном смысле значительно отдалили Россию от Армении. С другой стороны, определенную настороженность в последнее время в Ереване вызывает тактическое «газовое сближение» Азербайджана и России (с конца весны 2009г.), инициированное, в свою очередь, нервной реакцией Баку на процесс армяно-турецкого сближения и подписанную 22 апреля в Швейцарии «дорожную карту» между Ереваном и Анкарой.
Поэтому вполне естественно, что данная динамика в армяно-российских, азербайджано-российских и армяно-турецких взаимоотношениях не могла не сказаться на взаимоотношениях Еревана и Тбилиси за год «поствоенного» периода.
Армянский внешнеполитический комплементаризм и коммуникационный «инструментализм» Грузии
«Пятидневная война» явилась для Армении уникальным тестом, давшим возможность вновь в который уже раз подтвердить эффективность комплементаризма как концептуальной основы армянской внешней политики. Ведь в ходе прошлогодней войны между Россией (своим важнейшим военно-политическим союзником) и Грузией (ближайшим и исторически близким соседом и основным коммуникационным партнером) Армения, будучи к тому времени ни много ни мало еще и председательствующей страной в военно-политическом блоке под эгидой России - ОДКБ, смогла сохранить корректный нейтралитет. Официальному Еревану также удалось не только придержаться политического нейтралитета, но и не создать угроз для негативного восприятия Армении в обществах России и Грузии своей достаточно уклончивой позицией в ходе российско-грузинской войны.
Однако надо признать, что в последующий после августовских событий 2008г. период взаимоотношения между Ереваном и Тбилиси не были лишены проблем, во многом (но не во всем) явившихся следствием «Пятидневной войны». Кроме проблемы военного транзита, важное влияние на армяно-грузинские отношения, как уже указывалось, имеет динамика региональных процессов на Южном Кавказе. Как отмечают некоторые грузинские эксперты, после «Пятидневной войны» и потери (во всяком случае, на обозримую перспективу) Абхазии и Южной Осетии, Грузии уже нечего терять и уступать. Поэтому после августовских событий 2008г. грузинское общество и политическая элита чрезвычайно ревниво реагируют на все политические процессы, которые могут в той или иной мере отразиться на региональных позициях своей страны. Например, очевидно, что урегулирование (или хотя бы возможность положительной динамики) карабахского конфликта снизит региональную значимость Грузии, лишит ее тех экономических и политических преимуществ, которые получает Тбилиси в условиях наличия конфликта между двумя соседями по региону Южного Кавказа. Даже изменение общего фона вокруг карабахского конфликта (например, в случае успеха в процессе армяно-турецкого сближения и открытия границ между Арменией и Турцией), как опасаются многие в Тбилиси, может негативно сказаться на монопольном региональном положении Грузии. В частности, как указывают некоторые грузинские эксперты (например, известный грузинский политолог, экс-министр образования и директор Кавказского института мира, демократии и развития Гия Нодиа), в Грузии существует ощущение того, что в случае армяно-турецкого сближения, открытия границ и коммуникаций Тбилиси потеряет «свою привилегированную позицию» в региональных транзитных и экономических проектах.
С другой стороны, в последнее время Грузия во взаимоотношениях с Арменией делает особый упор на своей исключительной роли в коммуникационных нуждах Армении, что проявляется и в тарифной политике, и даже доходит до уровня прямой «инструментализации» со стороны Тбилиси своей роли как транзитной страны во взаимоотношениях с Арменией. Кроме этого, потеряв по итогам войны Южную Осетию и Абхазию, Грузии в обозримом будущем вряд ли удастся использовать потенциал своих силовых структур (развитию которых грузинские власти уделяли чрезвычайно большое внимание и ресурсы в постреволюционный период, начиная с 2004г.) в данных регионах. Однако это компенсируется изменением политики центральных властей Грузии и большим использованием ресурса силовых структур в населенных этническими армянами и азербайджанцами регионах Самцхе-Джавахк и Квемо Картли. Грузинские власти и даже часть общественности полагают, что после прошлогодних событий и потери Абхазии и Южной Осетии они имеют моральное право ужесточать свою политику в этих населенных этническими меньшинствами регионах страны. Естественно, что такого рода развития в обозримой перспективе могут оказать отрицательное влияние на развитие армяно-грузинских межгосударственных отношений.
Для грузинской общественности
Для грузинской общественности и политической элиты отношение к Армении и армянам в постсоветский период всегда складывалось под влиянием двух основным стереотипов: проблемы армянонаселенного региона Джавахка и взаимоотношений между Ереваном и Москвой. Постоянные подозрения армян в скрытом «сепаратизме» и якобы существующем намерении «отторгнуть» Джавахк от Грузии комбинируются с глубинными антироссийскими настроениями в грузинском обществе. В условиях наличия армяно-российских союзнических отношений этот антироссийский негативизм в Грузии невольно (а иногда даже осознанно) проецируется также на Армению и армян. К сожалению, это некий неизбежный подтекст, на фоне которого армяно-грузинские отношения еще довольно долго будут продолжать развиваться. Поэтому проблема Джавахка и российский фактор с определенной периодичностью приводят к сложностям и даже проблемам во взаимоотношениях Еревана и Тбилиси.
Например, довольно отчетливо данная тенденция и имеющиеся внутри Грузии фобии по проблемам Джавахка проявились в преддверии и в ходе визита грузинского президента Михаила Саакашвили в Ереван 24-25 июля 2009г. За несколько дней до этого грузинские пограничники не пропустили направляющегося на конференцию в Тбилиси депутата армянского парламента от правящей Республиканской партии и выходца из Джавахка Ширака Торосяна. Грузинские власти объяснили этот шаг резкими высказываниями Ш.Торосяна в адрес властей Грузии по поводу осуществляемой грузинскими властями политики в Джавахке. Инцидент привел к официальной ноте протеста МИД Армении. Вместе с тем, по мнению ряда экспертов и вовлеченных в армяно-грузинские отношения политических деятелей, данный шаг грузинских властей можно было объяснить несколькими причинами. Кроме казалось бы самой очевидной, «лежащей на поверхности» и буквально озвученной грузинской стороной причины – недовольство властей Грузии позицией Ш.Торосяна в джавахкском вопросе, это могло быть вызвано также внутренними процессами взаимоотношений и раздела сфер влияния между различными группировками армян Грузии и джавахкской диаспоры в Армении и России. Однако указанный инцидент мог иметь и иную причину, например, попыткой властей Грузии «повысить ставки» в ожидаемых с армянской стороной переговорах, в том числе, по поводу открытия КПП «Верхний Ларс» на российско-грузинской границе.
В преддверие встречи президентов Армении и Грузии много говорилось о возможности открытия данного КПП на российско-грузинской границе. Очевидно, что возможность возобновления прямого транспортного сообщения в Россию чрезвычайно интересовала армянскую сторону, хотя в реальности (что подтверждается последующими развитиями) для открытия этого КПП в настоящее время не может быть серьезных оснований: нынешнее состояние российско-грузинских отношений не позволяет. Да и вряд ли сами Москва и Тбилиси этого особо и хотят. Для Кремля согласие на открытие «Верхнего Ларса» означало бы отказ от проводимой после августовской войны политики по «тотальному игнорированию» нынешних властей Грузии (как заявляют в Москве, вплоть до смены Саакашвили). В свою очередь, восстановление наземных коммуникаций и возобновление хоть в какой-то мере прямых экономических и гуманитарных контактов с Москвой для Тбилиси означало бы отчасти смирение со сложившейся после августовской войны реальностью вокруг Абхазии и Южной Осетии. Понятно, что такого рода фиксация результатов августовской войны со стороны Тбилиси могла бы теоретически быть только на визуальном уровне, но не в настроениях внутри грузинского общества и политической элиты (которые вряд ли в обозримом будущем смирятся со случившимся), однако даже это сейчас невозможно.
Достаточно только вспомнить принципиальную позицию Грузии в вопросах увязки упоминания о территориальной целостности со статусом миссий ООН и ОБСЕ, что, в конце концов, привело к вето со стороны России и прекращению функционирования миссий этих двух организаций в Абхазии и Южной Осетии.
Но это отнюдь не мешает Тбилиси и Москве регулярно выступать с заявлениями о том, что они исключительно «ради Армении» готовы к возобновлению работы КПП «Верхний Ларс», «вот только противоположная сторона должна проявить конструктивизм и пойти на уступки». При этом и грузинская, и российская стороны используют заинтересованность армянской стороны в открытии этого КПП для политического торга с Ереваном по иным проблемам, хорошо осознавая, что ввиду нереальности возобновления работы «Верхнего Ларса» они ничего особенно не теряют в данном переговорном формате. Поэтому не исключено, что инцидент с Ш.Торосяном и актуализация тематики «Верхнего Ларса» были использованы Тбилиси для более жесткой фиксации своих подходов как по проблеме Джавахка, так и в вопросах тарифов на транзит армянских грузов через территорию Грузии и по ряду других вопросов двусторонних отношений.
С другой стороны, армянская сторона также попыталась использовать июльский визит грузинского президента в Армению в своих целях, для очередной демонстрации внешнеполитического комплементаризма. В первую очередь речь идет о награждении грузинского президента армянским орденом. Событие, хотя и было чисто протокольным и исходило из соображений обычного дипломатического такта (С.Саргсян также был награжден грузинским орденом во время своего официального визита в Тбилиси осенью прошлого года), однако вызвало широкий резонанс, особенно в России. Тогда как политический смысл всего этого состоял в некоем «месседже недовольства» Москве по поводу очередного раунда активизации российско-азербайджанских контактов.
Вместо заключения: предсказуемые ожидания
Надо подчеркнуть, что анализ армяно-грузинских отношений на современном этапе должен исходить не только из их динамики в период после «Пятидневной войны». Необходимо учитывать также постоянные факторы, сказывающиеся на армяно-грузинских межгосударственных отношениях, в первую очередь, проблемы Джавахка и вопросы функционирования проходящих через территорию Грузии армянских коммуникаций.
Что касается общего влияния регионального контекста на армяно-грузинские отношения, упомянем, в первую очередь, довольно эмоциональное восприятие в грузинском обществе перспектив армяно-турецкого сближения (пусть пока еще довольно смутных) после подписания так называемой «дорожной карты» в апреле 2009г. Реакция Грузии на армяно-турецкое сближение была довольно нервной и агрессивной, поскольку Тбилиси стал серьезно опасаться за потерю своего привилегированного положения в региональной политике и монопольной коммуникационной значимости в глазах Армении.
В то же время, российский фактор также продолжает оставлять негативный осадок на развитие армяно-грузинских отношений, да и выход Грузии из структур СНГ в августе 2009г. также в той или иной мере скажется на армяно-грузинских отношениях (хотя бы в экономических и даже гуманитарных вопросах).
Тем не менее, наличие некоего исторически существующего модуса-вивенди между двумя странами дает надежду на развитие армяно-грузинских межгосударственных отношений вне зависимости от негативно влияющего на Тбилиси и Ереван регионального контекста и существующих перманентных политических проблем.
Сергей Минасян
Источник: noravank.am |
