Харьковчанин Вачаган Норазян – в четверке лучших художников Украины. Арт-рейтинг 2007 года выделил живописца из сотни самых именитых коллег по цеху.

Россиянин по месту рождения, украинец по гражданству и армянин по мироощущению – так характеризует себя сам художник. Может, из-за этой «космополитичности» и интересны его работы?

В советское время принято было говорить о гражданской позиции художника. Сегодня идейность творчеству никто не навязывает. Но люди, о которых можно сказать «творец и гражданин», оказывается, не перевелись. И самовыражаются они не обязательно «шершавым языком плаката». Даже если в Союз художников, как Вачаган Норазян, вступали в качестве графика. Талант графика Норазяна позволяет высказаться по поводу происходящего в стране метафорами не приспособленной, на первый взгляд, для подтекста жанровой живописи. «Расшифровать» шутов и шапито, в той или иной интерпретации заполняющих его полотна, мы попросили самого художника.

- Вачаган Николаевич, не образы ли это из нашей нынешней жизни – шуты да ряженые на ваших картинах?

- Для меня шут и балаган – сквозная творческая метафора. Одна из моих выставок называлась «Подмена короля». Только шуту при всех королях разрешалось паясничать с тем, кто на троне. А значит, шуты и правят миром. Когда вдруг король начинает учить народ жизни, хочется спросить – а кто ты такой? Подобные вопросы королю позволялось задавать только шутам. Вот они с моих картин их и задают. И представьте себе, этот подтекст понятен и в Америке. Когда я впервые в 2001 году выставлялся в США, на проницательность публики, честно говоря, не рассчитывал. Тем приятнее было обнаружить понимание в «миккимаусной», казалось бы, стране. В мае у меня снова там выставка. Очень ответственно подхожу к ней – есть там, в галерее, кучка людей, которые даже больший смысл видят в моих картинах, чем я вкладывал.

- А армянская стилистика художественного почерка – тоже «больше, чем вы вкладывали»?

- Если кто-то видит в моих картинах армянское – это его дело. По корням я – «этнический» русский: родился в Кисловодске, где получил русское образование, поскольку до 18 лет жил в России. В 1974 году поступил в харьковский «худпром», где потом преподавал, и вот уже 34 года живу в Харькове. Картину «Шапито», в которой вы увидели «армянскую» стилистику, рисовал по воспоминаниям детства – передвижной цирк стоял в Кисловодске возле нашего дома. Чтобы увидеть в работах армянина Армению, не обязательно заказывать ему нарисовать гору Арарат.

- В вашей мастерской, должна заметить, тоже витает дух Армении. Интерьер под мироощущение создавали?

- Я дизайнер интерьеров по образованию, и в этой гармонии мне комфортно. Прихожу сюда ведь каждый день, рисовать для меня – такая же потребность, как есть, пить и спать.

- Сколько у вас картин, считали?

- Много, к сожалению. Я не рад этой вынужденной плодовитости. Много работы – не всегда хорошо для творчества, это – условие выживания для художника. Предпочел бы написать, как Леонардо, одну картину и кормиться с этого всю жизнь. Когда я учился в художественно-промышленном институте, проблем с заработками у художников не было. Мы входили в сферу пропаганды, где была такая славная статья «соцкультбыт». Если предприятие не расходовало до конца года выделенные деньги на плакаты, их государство потом сокращало. Так что с осени за художниками заказчики просто гонялись. В институте принято было на месяц опаздывать к началу занятий. Все понимали – «жатва». Студенты ездили по колхозам и зарабатывали на полгода-год учебы. В 1986 году я стал членом Союза художников, который имел свой фонд и выделял фронт работ для профессионалов. Каждые два месяца давались заказы. Серию портретов нарисовал – 450 рублей заработал. Плюс оклад в институте. Такого ощущения нестабильности, как сейчас, при советской власти не было. Когда в конце 80-х – начале 90-х годов к нам стали приезжать первые западные галерейщики, они нам просто завидовали: да-а, говорили, у нас такого нет, у нас кто как может выживает.

- Теперь и у нас люди выживают, как могут. Не жалеете, что ушли из такого «денежного сектора экономики», как дизайн интерьеров? Сейчас ваши бывшие коллеги, наверно, процветают?

- Кто успел зарекомендовать себя и сделать имя – не бедствует. Я им по-доброму завидую – сейчас такая свобода выбора материала! В стране строительный бум и открытые границы. А когда мы в студенческом кооперативе начинали работать, все делалось из подручного материала – можно было лишь ДСП купить, шифер да водоэмульсионную краску. «Сделать себе красиво» лишь московские нувориши могли – сесть на самолет и купить все в Италии. А в живописи художник сам себе хозяин. Масляная краска – мой материал. Она – живая, податливая, не такая категоричная, как гуашь. Масло можно стереть, размыть, размазать. В отличие от графики, живопись – свободный процесс, мне в ней вольготно, это по темпераменту мне подходит. А в графическом дизайне работает моя дочь Маша. После «худпрома» работает в Киеве: полиграфия, книгоиздание. Каталог мой она, кстати, делала. А сын – на втором курсе инженерно-экономического института, осваивает менеджмент. В художники не пошел, считает этот труд неблагодарным.

- Бывший «митек» Дмитрий Шагин в этом случае любит повторять коронную фразу: «Количество людей, нуждающихся в живописи, столь незначительно, что живопись может не существовать вообще».

- Это факт. Есть всего 5-10 процентов людей, которым интересна живопись. Ее сейчас принято считать «не модной», но я никогда себе не позволю вылить краску на холст и претендовать на то, что это искусство. Когда рядом с моей работой, над которой я честно трудился не один месяц, вижу в галерее «произведение авангардиста» с ценой на пару нулей выше моей, становится обидно за судьбу художника. Я бы мог такой «авангард» за десять минут сделать, но не могу переступить через себя - никогда не совершу того, за что перестану себя уважать. 

- От чего, кстати, зависит «цена» художника? Почему одинаково талантливые люди совсем не одинаково «оплачиваются»?

- От воли случая. В Венеции я ходил по храмам, смотрел прекрасные работы итальянских классиков живописи. И обнаружил, что рядом с «великим» – работа на порядок выше «великого», но имя ее автора ничего никому не скажет. Во времена да Винчи и Микеланджело существовал «второй пласт» художников, ничем не уступающих им в мастерстве, но так и оставшихся неизвестными. Почему Никас Сафронов – звезда, хотя о его вкладе в искусство можно спорить? Пиар, он сам себя сделал. Почему Иван Марчук – живая легенда? Объективно хороший художник, очень плодовитый, человек со сложной биографией – эмиграция, возвращение… У него есть история.

В Америке художественный процесс организовывает галерея, «раскрутка» автора – ее инвестиции в будущие прибыли. Из двух художников - молодого и менее талантливого и пожилого более - выберут первого: потенциально сильный должен отработать вложенные в него инвестиции. Художники с именем буквально рисуют деньги. Их работы покупают не потому, что они нравятся, а из-за престижности – это как «Майбах» иметь, хотя и на «Жигулях» можно ездить. Картина – это договор по умолчанию, без нее можно жить, но она – капитал ее владельца. Тот, кто покупает раскрученное имя, понимает, что сегодня это $10 млн., а у внуков уже $30 млн. В мире всего десяток галерей, которые делают имена. Нам, к сожалению, туда путь заказан.

- Будем надеяться, что застанем времена, когда и в Украине задумаются о своем художественном искусстве.

- Арт-центр Пинчука – первая ласточка, оповестившая о весне. Ее создатель больше сделал для Украины, чем болтающие о любви к ней президенты. Художники в Украине сами финансируют свое творчество, сами оплачивают вывоз картин в зарубежные галереи, сами решают проблемы с налоговиками и таможней. А наше законодательство делает все, чтобы художника уничтожить. Одна работа стоит $2000, но если я ее правильно оценю, то не смогу отправить посылкой на выставку: стоимость ограничена 500 грн. Ребята, что вы делаете? Если я не ввезу картину с зарубежной выставки через год назад, мне запишут ее отторжение, и при ввозе в страну я должен буду заплатить за свое же полотно 40 процентов НДС! При этом есть документ, что работы после 1975 года не нуждаются в разрешительных документах. А на таможне говорят, что у них нет внутреннего распоряжения, и значит, можно не исполнять. А кто-нибудь знает, сколько сейчас одни материалы стоят? В два с половиной раза цены за последние полгода поднялись: маленький тюбик краски стоит 20 грн., метр холста – 150 грн. В Москве, знаю, есть необлагаемый минимум для художников, у нас – нет. Каждый художник хочет, чтобы его картина жила – в одной выставке показалась, в другой, в третьей… Поэтому все работы, которые я отправляю за границу, глупо забирать обратно…

Личное дело

Вачаган Норазян – художник жанровой живописи и графики.

1979 г.- окончил Харьковский художественно-промышленный институт.
С 1986 г. - член Союза художников Украины.
В 1981-1993 гг. преподавал в ХХПИ (ныне Харьковская государственная академия дизайна и искусств).

Работы находятся в фондах Союза художников России и Украины, в фонде Министерства культуры Украины, в Харьковском художественном музее, музее "Зиммерли"(США), Музее современного русского искусства (Джерси-Сити), в Харьковской городской художественной галерее, в частных собраниях Украины, России, США, Германии, Израиля, Франции, Польши, Канады, Югославии, Австрии. 

Свою тему определяет как «нелепое путешествие». Проводит три персональные выставки в год.

Инна ТИХОНОВА