Analitika.at.ua. В Новом Манеже 21 сентября открылась выставка Сергея Параджанова "Дом, в котором я живу”, пишет московская газета "Труд” (20.09.12). Многие работы кинорежиссера – живопись, графика, коллажи – привезены из Еревана, так что зрители увидят их впервые. "Наследие Параджанова, – пишет газета, – соединяет несоединимое: простодушие и сардонический юмор, загадочность и наивную доверчивость, высокую эстетику и обманчивую примитивность. Такой восточный вариант Оскара Уайльда. Но если Уайльда ты не можешь знать ни через пять, ни даже десять рукопожатий, как, скажем, Пушкина – тут уж кому как повезет, то Параджанова – можешь. Потому что живы его друзья, те, кто восхищался им, помогал ему после тюрьмы обрести почву под ногами, советовался в творческих делах, исполнял его капризы”.

Далее газета пишет: "Эстетика Параджанова завораживает многих. Человек, близкий ему по крови, Роман Балаян снял о нем фильм "Ночь в музее Параджанова”. Птичек, залетевших в помещение и присевших на вычурный коллаж из блестяшек, разбитых тарелок и Джоконды с армянскими густыми бровями, струящиеся нити дождя за окном, в шум которого мелодичным лепетанием вплетается звон разбившегося стекла или упавшего серебряного ножа... Никаких слов, только камера путешествует по его ереванскому музею, выхватывая куски интерьера – натюрморты и коллажи. Вот дамская туфля в клетке для канарейки, тощая тряпичная кукла с характером – Лиля Брик... Пытливое перемещение среди всяческих диковин напоминает путешествие Александра по ночному дому старого еврея в фильме Бергмана "Фанни и Александр”. Там тоже пугающий и манящий, пахнущий и пульсирующий мир. Ночь – время постижений и открытий. Как и брезжущее утро. Духи заполняют собой пространство.

Смотрю на автопортрет Параджанова – в нем бесовская энергия и незащищенная трогательность старика тонут в пиршестве красок, ему нельзя не улыбнуться и его невозможно забыть. Кажется, ты уже видел это лицо среди персонажей его "Теней забытых предков”, "Легенды о Сурамской крепости”, "Ашик-Кериба”, "Цвета граната”... Фильмов, явивших миру новый, поэтический киноязык. Во всяком случае, меня не удивляет, что такой человек мог требовать от звукооператора дать ему... сиреневого ветра. Об этом мне рассказал режиссер Али Хамраев, тоже личность весьма колоритная. Таджик по отцу, украинец по матери, узбек по паспорту и настоящий восточный человек по духу, дружба для него – понятие абсолютное. Он многим помогал в трудную минуту. Помогал и Параджанову, особенно в тот тяжелый период жизни мастера, когда его фильмы железобетонно легли на полку, а весь мир от него отвернулся – еще бы, человек только что из тюрьмы, да и сидел там по щекотливой статье. Теперь вот Хамраев, который все равно чувствует себя перед Параджановым в долгу, написал сценарий для документального фильма о нем и его обязательно снимет. "Сиреневый ветер”, такое рабочее название.

Рассказывает режиссер Али Хамраев: – Я был секретарем Союза кинематографистов Узбекистана и настоял, чтобы премьера его "Легенды о Сурамской крепости” прошла у нас, в Ташкенте. Это 1985 год. И хотя фильмы его потихонечку уже пошли, но имя все еще было под запретом, ведь он сидел пять лет и только вышел. Убедил кого надо в ЦК партии, что Параджанов – крупная фигура, гений. Что у него только за "Тени забытых предков” 28 международных наград! Что сам Антониони, когда в 76-м был в Ташкенте, попросил показать ему "Цвет граната”, посмотрел и был потрясен. Мне сказали: ладно. Дали телеграмму. Сергей Иосифович прилетел со своим юным героем, исполнителем главной роли, и с авоськой, в которой сбились в кучу завернутые в газету пачки денег. Снабдили друзья, бывшие уголовники, — они его уважали за прекрасное знание камней.

Сказал: "Ты смелый парень. Не хочу тебя подвести – скажи, как мне себя держать?” Все шло прекрасно. Но в какой-то момент он начал поглаживать по щеке этого своего друга, киногероя. Почему он себя так ведет, а? – стали недоумевать в зале. Кто-то всезнающий просветил: так он гомосексуалист, и сидел за это. (Кстати, только два человека подписали письмо в его защиту – Андрей Тарковский и Василий Аксенов). Меня потом в ЦК на ковер позвали, но поезд уже ушел.

Параджанов рассказывал, как его судили в Киеве, как он ждал своего последнего слова, так как знал, в зале много иностранных журналистов. "Алик-джан, я им сказал: мне ставят в вину, будто бы я совратил 50 коммунистов. Вот я и подумал: таких как я в стране где-то 100 тысяч. Если каждый из нас способен совратить 50 коммунистов, значит, мы имели половину вашей партии? Что, говорит, тут началось. Выволокли в коридор, били ногами, напустили собак, а я, говорит, корчился от боли и хохотал. Уже в зоне к нему обратился начальник тюрьмы – должна была приехать комиссия к 7 ноября, и нужно было придумать что-то особенное. И он придумал: по всему периметру понавесить на колючую проволоку красных флажков. Начальство повелось, а проверяющий усмотрел в этом изощренную издевку, шуму было много. "Но ведь красиво?!” – на голубом глазу вопрошал Параджанов.

У меня был конфликт с руководством Узбекистана. Я уехал в Москву, снимал документальные фильмы, жил на хлебе с водой. Сидим с Параджановым в гостинице. Слушай, говорит, так нельзя, нужно с начальством помириться. Сними фильм о Ленине. "Ленин в Сибири” – как тебе? Я что, сумасшедший, говорю. Правда, Тарковский мне рассказывал, как его как-то пригласил Ермаш: может, вы не только для себя, но и для нас что-то сделаете? Андрей принес заявку на фильм про Ленина. Прошло пять лет, а ему так и не позвонили!

Параджанова этот рассказ вдохновил. Надо, говорит, дать интервью "Советской культуре”, что я незамедлительно и сделал. Звонят из ЦК Узбекистана, зовут домой, обещают помощь и поддержку. Я действительно засел в архив. Потрясающие вещи, между прочим, нарыл. Нашел документ, как Ленин учил Крупскую стрелять: только по живым мишеням, по зайцам! Фигуры шахматные воровал, когда играл с Мартовым – тот рассеянный был. А есть воспоминание о том, как он покупал барана за 3 рубля и съедал его за неделю, а когда хозяин квартиры повысил плату на 20 копеек, Ленин пришел в такую ярость, что избил его ногами – жестокий был.

В общем, у меня уже все устаканилось, теперь я хочу соскочить с ленинского сценария. Опять Параджанов ход подсказал: написать в расширенной заявке то, что им явно не понравится. И все прошло как по маслу.

Мы с ним вместе участвовали на Венецианском фестивале. Но из-за экономии валюты первую неделю был он, а вторую – я. Звоню ему перед отлетом – ну, как там? Я, говорит, тебя умоляю, Алик-джан, не вздумай брать с собой фрак – там толпы идиотов, и все во фраках. А я ходил в длинных трусах, в майке и при орденах – на Арбате купил. Прилетаю и вижу фото на стенде: на огромном камне стоит Сережа, действительно в трусах и майке, а на ней – ордена. И рой журналистов вокруг.

Тут я вспомнил слова Саши Антипенко, который был у него оператором на "Киевских фресках”, – как Сергей ходил по Киевской киностудии и говорил всем: "Я – гений!” И все смеялись. А потом появились "Тени”, и все подумали: может, и гений.

Он был своеобразен во всем. Один звукооператор, который работал у него на "Легенде о Сурамской крепости”, рассказывал, как Параджанов требовал дать ему... сиреневый ветер. Пришлось записать сто шумов разных ветров, пока Сергей Иосифович один одобрил – вот этот, сказал, подходит.

Юра Клименко, оператор этой ленты, рассказывал, как Сергей ходил по окрестным селам в поисках типажей, как на съемочной площадке нарезал кожу, красил ее, колдовал, чтобы добиться цвета и ощущения запаха. Его отец же был антикваром, он вырос среди фактурных вещей и фактурных людей.

В 1987-м в Тбилиси проходил всесоюзный фестиваль, и Сергей, не выходя из дому, режиссировал мое пятидесятилетие. Требовал у Теймураза Баблуани, чтоб устроил все возле монастыря, на котором рядом с православными крестами есть мусульманский полумесяц, поскольку я полукровка. Этот полумесяц, оказывается, велел установить один грузинский князь, чтобы спасти монастырь от Тамерлана. Сергей был потрясающий, всегда неожиданный, а в искусстве – настоящий шаман.

Шаманить ему было с руки абсолютно на всем. В тюрьме не было возможности рисовать, и он выдавливал силуэты на крышечках молочных бутылок. В Ташкенте полюбил ходить на православное кладбище – собирал старые венки с жестяными цветами. С восхищением их рассматривал и обещал непременно подарить Алику какой-нибудь коллаж из них.

– В последний раз, – рассказывает Хамраев, – я с ним виделся в Париже, дней за 10 до его смерти. С Болотом Шамшиевым мы пришли в клинику, но в палату нас не пустили. Мы видели в окошечко, как он тяжело дышит. У меня была видеокамера, и я его снял - так мы с ним попрощались. Хоронили его в Армении – президент Франции дал самолет перевезти умирающего мастера на родину. Потом по радио "Свобода” передали: скончался великий режиссер Сергей Параджанов. Верховный Совет Армении почтил его память минутой молчания. Сергей сказал бы: "Ничего нового не придумали: молчали, когда меня травили, молчали, когда посадили. Всегда молчали, когда издевались над гениальным армянским режиссером!” Гузель АГИШЕВА. «Новое Время»